Гетопадение - Мамкина Конина

на старую газовую плиту, и провёл обоих в соседнюю комнату. Он щёлкнул выключателем. Лампы застрекотали, свет в смотровой несколько раз мигнул, перестал мерцать и наконец зажёгся.

– Ну что же, Лукас, присаживайся, – он указал на кресло, – Как твои глазки? Болят или стал плохо видеть?

Ребёнок не с первой попытки и не без помощи взрослых смог на него сесть, – Я, – дрожащим голосом отозвался мальчик, – Не знаю.

– Ну давай посмотрим, – окулист обратился к другу, – Сколько ему? Буквы знает?

Лукас смутился. По его беспомощной извиняющейся улыбке, Антон понял, что мальчик растерян. Он уже заметил, как на него влияют голоса врачей. Они словно бы обтекают мальчика, укачивают и дают смутное ощущение спокойствия, при этом он теряет всякую способность понимать человеческую речь. Шульц попытался вспомнить себя в его возрасте, но не смог. Он отметил, что неплохо было бы уточнить у Глэдис, особенность ли это детей, зверолюдей, Лукаса или, возможно, всех, у кого нет профильного образования.

– Да, ум’геет, всё хо’гошо, – он положил руку на плечо мальчика, – Сейчас тебе п’гове’гят з’гение. Не бойся, бо’гьно не будет. Посидишь один или м’гне остаться с то’гой?

Октай закусил губу и до повеления в костяшках сжал его рубашку. Антон улыбнулся и, взяв мальчика за руку, потрепал его волосы.

– Ну что могу тебе сказать? – он обратился к Антону, снимая перчатку, – Минус два и пять. Но только миопия. Астигматизма или отслоения сетчатки нет. Если будете брать очки, сделаю вам скидку.

Господин Шульц шепнул Октаю не смотреть на ценники, и мальчик не без слёз выбрал оправу.

После того, как взрослые разобрались с самыми важными делами, они сели на диван в прихожей, чтобы за чашкой кофе обсудить менее значительные. Ребёнку всучили листок, пару полувысохших цветных текстовыделителей, и маленький Октай, высунув язык и обхватив маркер всей ладошкой, принялся чертить что-то на бумаге. Антон одним глазом приглядывал за ним.

– Ух ты! Да ты настоящий художник, – рассмеялся Штефан, – Ну, молодчина.

Мальчик скромно улыбнулся, опустил глаза, едва слышно пробубнив, что господин доктор ошибается. Друзья распрощались.

Дни были короткими и, когда врач с ребёнком вышли на улицу, уже стемнело.

– Ты ’га’г? Си’гно устал? Мо’гем п’гогу’гяться до с’гедующей оста’говки.

Ребёнок потерянно тряхнул головой. Проходя мимо освещённых улиц, он восхищённо глазел по сторонам, иногда повисая на руке Антона. Врач в очередной раз попытался притянуть его ближе, но вдруг заметил, что глаза мальчика расширились, а ноздри раздулись. Октай задрожал и словно прирос ножками к земле. Антон остановился, присел перед ним на корточки и подождал, пока он придёт в себя.

– Замё’гз, ’га? Мы почти дошли, поте’гпи.

Мальчик, казалось, не понял или даже не услышал его слов. Антон насторожился, наклонил голову и положил руки ему на плечи: «Что-то с’гучи’гось? Те’пе п’го’ко». Он посмотрел Октаю в лицо и заметил, как тот начинает нервничать.

– Это, – он вздохнул и потряс головой, – Место. Это кафе.

Врач подвёл его ближе, и две близорукие личности вместе по слогам прочитали: «Пельменная. Бизнес-ланч – 3 евро. Деток до 7 лет кормим бесплатно». «Ты был ту’гт ’ганьше?» – поинтересовался врач, заранее зная ответ. Мальчик рассказал, как прячась от Бухалка, случайно забежал сюда, как его успокоили, отогрели и бесплатно накормили.

– Хочешь за’гдём? – Антон поднял брови, улыбнулся и, не дождавшись реакции ребёнка, ударил по ручке двери. Они прошли внутрь, огляделись и присели за столик. Хозяин взглянул из-за угла в надежде, что пришли взрослые и безрадостно выдохнул, когда понял, что в лучшем случае просто выйдет в ноль. Подойдя к первым за последний час гостям, он сразу заприметил Октая. «О, вот видишь, малыш, я же говорил, найдутся твои родители!», – он радостно потрепал его по волосам и, обратившись к Антону, протянул ему руку, – «Вы отец этого кудрявого чуда?».

– ’Га. Мой сын ’гассказывал, как Вы ему тогда помо’гли. Я здесь поблагода’гить и сп’госить, могу ли я для Вас что-то с’гелать?

Октай смотрел на Антона, приоткрыв рот и делая по одному вдоху в минуту.

– Ну помог, уже хорошо. У нас просто столько долгов сейчас, а тут хоть какая-то хорошая новость. Бандиты всё время пакостят, – Антон удивился тому, какие мягкие выражения этот человек использует по отношению к этим людям, к его знакомым, – Пару раз чуть не подожгли ресторанчик. Всё хотят, чтобы продал его подешевле. Жена уже просыпается среди ночи. Может, ей всё-таки хватит благоразумия, чтобы наконец уйти от меня, – грустно усмехнулся он, ожидая, что клиент улыбнётся вместе с ним, но Антон только сильнее нахмурился. Он сощурился и, пожалев, что не проверил ещё и своё зрение, прочитал имя на бейджике:

– Господин Цимме’гман? Могу называть Вас Оска’г? – получив утвердительный ответ, он кивнул сам, — У ’гас с женой есть дети?

– Нет, не дал Бог понянчиться. Может, как-нибудь в другой жизни. Если удастся в этой грехи замолить.

Антон облизнул губы, понимающе покачал головой и тонкими трясущимися пальцами обхватил торчавшую из кармана ручку. Он накарябал что-то на клочке салфетки и протянул хозяину ресторана:

– Вот мой номе’г. Позвоните по нему че’гез па’гу дней, то’гько не поте’гяйте бумажку, — врач посмотрел на чек и вложил в счёт фиолетовую банкноту, – С’гачи не надо. Не по’гумайте, что это из жалости, ему у’ге испо’гнилось восемь. Вы ’гелаете нужное ’гело. ’Гайте и мне с’гелать что-то хо’гошее.

Хозяин осторожно поднял купюру и, стыдливо покосившись на гостя, осмотрел её на свет. Он наклонил голову и спрятал обе бумажки в кошелёк.

Врач и ребёнок доели и вышли. Неожиданный порыв ветра чуть не сбил малыша с ног. «А’гу’гатнее. Не упа’ги на ’гельсы», – господин Шульц обхватил большой шершавой ладонью его маленькую розовую ручку.

Октай не привык ходить в обуви, тем более такой тяжёлой. Он, неуклюже переставляя ноги, словно пингвинёнок, изо всех сил пытаясь насладиться красотой морозной ночи и огоньков, украшавших город перед рождественскими праздниками. Антон заметил, что, несмотря на усталость, мальчик жался к нему, не отходя ни на шаг. Он спотыкался и клевал носом, и врачу пришлось подсадить его на плечо. До них донеслась раскатистая трель звонка, и трамвай резко затормозил. Антон посадил Октая на сидение рядом с окном, но измученный долгим, полным впечатлений днём, ребёнок сполз вниз.

– Так красиво, – шепнул он сквозь сон, его губки были приоткрыты, – Так…спокойно. Холодно, но с Вами, на самом деле не так холодно. А даже хорошо.

– Да, – улыбнулся Антон. Из сбивчивой речи мальчика он мог понять только то, что для него сейчас действительно важно сказать, то что он пытается сказать, – Очень к’гасиво. Иди-’га ’го мне поближе.

Господин Шульц выдохнул и взял малыша на руки. Повернувшись