Записки адвоката - Дина Каминская

Для меня давно прошло время юношеских иллюзий. Я не могла также считать, что все беззаконие, жестокость, презрение к человеческой личности в моей стране были связаны только с «нарушением социалистической законности в период культа личности Сталина». После страшных разоблачений на XX съезде коммунистической партии и клятвенных заверений новых правителей, что это никогда не повторится, я видела зарождение и развитие «культа Хрущева». И опять это было связано с ложью и беззаконием, с постыдной разнузданной травлей великого русского поэта Бориса Пастернака, с подавлением всяческой свободы – свободы творить, думать, говорить то, что думаешь.

Я поняла, что эта несвобода – свойство системы, ее неотъемлемый признак.

Советские диссиденты, которых я защищала, не были ни террористами, ни экстремистами. Это были люди, легально боровшиеся за соблюдение законных и естественных прав человека. Я не просто разделяла их взгляды. Я считала, что они открыто и по велению чувства долга борются за то, за что мы – юристы – призваны бороться в силу самой нашей профессии. Защищая их, я считала, что и сама в какой-то мере участвую в этой борьбе.

Несмотря на то что я прекрасно понимала, что исход всех этих дел не зависит от того, что и как я скажу в суде, что приговоры по этим делам предрешены, я не считала свое участие в политических делах бессмысленным. Я уверена, что помогала своим подзащитным и нравственно и профессионально, что моя помощь была для них полезна.

Думаю, что ставшая наглядной для всего мира неосновательность осуждения диссидентов в Советском Союзе стала возможна и благодаря адвокатам.

Возможности защиты по политическим делам в Советском Союзе чрезвычайно ограниченны. И не столько пределами самоцензуры, которая довлела над каждым из нас, сколько тем, что советский суд не вправе признать неконституционность того или иного закона. Поэтому бессмысленно, с правовой точки зрения, ссылаться в суде на то, что статья уголовного кодекса об антисоветской пропаганде или статья о клевете на советский государственный и общественный строй противоречат конституции, а потому сами по себе являются незаконными. Однако, когда адвокат в публичном судебном заседании давал правовой анализ этих статей и утверждал, что даже по их смыслу обвиняемые не совершили уголовного преступления, что критика и несогласие с любыми действиями советского правительства и его руководителей являются правом советского человека, а убеждения человека по самому закону не могут признаваться клеветой, то я думаю, что адвокат в этих случаях осуществлял не только правовую, но и политическую защиту.

Я никогда не называла себя диссидентом. Ни тогда, когда жила в Советском Союзе, ни, тем более, после того, как его покинула. Я не присваивала себе этого титула в силу его несомненной для меня почетности. Я всегда понимала разрыв между мужеством, которое требовалось для того, чтобы выйти на Красную площадь, демонстрируя свой протест против оккупации Чехословакии, и той степенью смелости, которой должен обладать адвокат, защищая этих людей.

Но, защищая инакомыслящих, я считала, что тем самым участвую и в развитии правосознания советских людей, и в развитии всего правозащитного движения.

Глава третья. Что такое советское правосудие

Завершающей стадией правосудия является рассмотрение дела в суде. Рассмотрению в суде уголовных дел предшествует очень длительное (зачастую многомесячное) предварительное расследование, которое проводят органы, независимые от суда и с ним организационно никак не связанные. Это прокуратура, милиция, КГБ. Все следственные действия должны быть письменно зафиксированы. Показания всех допрошенных свидетелей, вне зависимости от ценности, подробно протоколируются и приобщаются к делу. О любых следственных действиях – обысках, изъятиях, осмотрах вещественных доказательств и места преступления – составляются протоколы, которые также обязательно должны быть включены в досье. А итогом предварительного расследования является обвинительное заключение, составляемое следователем и утверждаемое прокурором. Это важнейший следственный документ, с оглашения которого потом начинается судебная процедура.

В обвинительном заключении следователь обязан указать не только, в чем обвиняется каждый привлеченный к ответственности, но и какую статью закона он нарушил, и подробно перечислить все доказательства, подтверждающие вину. Если обвиняемый не признает себя виновным, следователь обязан изложить сущность его показаний и все те доводы, которыми эти показания опровергаются.

Недостаточность доказательств, то есть неполнота следствия, дает суду право не принять дело и направить его обратно для дополнительного расследования. И потому мало-мальски сложное уголовное дело расследуется по многу месяцев. Особенно долго расследуются хозяйственные дела, по которым необходимо проведение очень сложных экспертиз – бухгалтерских и других. Многотомное (от тридцати до ста и более томов) хозяйственное дело – это привычная норма.

По советскому закону обвиняемый может быть оставлен на свободе до суда. В этих случаях с него берется подписка о невыезде. Это означает, что ему запрещено выезжать с места жительства без разрешения следователя. Обычно такая подписка берется по делам о незначительных правонарушениях и чаще всего в отношении несовершеннолетних, тяжелобольных или женщин, у которых есть маленькие дети.

В Советском Союзе человек, находящийся под следствием, может быть оставлен на свободе, если он уплатит залог. Закон предусматривает такую возможность, но за все годы моей работы я с такими случаями не сталкивалась ни в собственной практике, ни в практике моих коллег. Я уверена, что за последние 40 лет таких случаев в Советском Союзе вообще не было.

Таким образом, по подавляющему большинству дел обвиняемые до суда содержатся в тюрьме в строжайшей изоляции, без права на переписку, без свидания с родными, без права на встречу со своим защитником до тех пор, пока следствие не закончится. Кормят их в тюрьме очень скудно, а передачи с воли они могут получать только от родственников и только 5 килограммов в месяц. В таких условиях, которые, по существу, являются тяжелым наказанием, люди, еще не признанные судом виновными, содержатся по многу месяцев.

Советский закон ограничивает срок содержания под стражей до суда девятью месяцами. Однако в конце 50-х – начале 60-х годов была установлена противозаконная практика, при которой этот предельный срок может быть продлен специальным указом Президиума Верховного Совета.

Когда следствие по делу закончено, следователь должен предоставить обвиняемому (а при его желании и защитнику) для ознакомления все материалы. Это правило соблюдается всегда и, на мой взгляд, дает обвиняемому существенную гарантию его права на защиту.