Самоучитель танцев для лунатиков - Мира Джейкоб

– Кстати, как у нее дела? – спохватился Саджив. – Господи, кажется, я даже не спросил у вас про клан Нью-Мексико! Как там все?

– Ну что ж, значит, так, – Димпл начала загибать пальцы, – Санджи по уши увязла в подготовке ежегодной встречи индийской ассоциации, Радж делает все, чтобы поскорее заработать сердечный приступ, Камала всем навязывает чувство вины, Томас рассказывает истории самому себе, а мой отец сейчас, скорее всего, с хмурым видом наблюдает, как мама крутится перед зеркалом в очередном наряде!

Саджив одобрительно рассмеялся, и Амина заметила, что Димпл сразу повеселела, хотя она и так была навеселе. Они подошли к машине.

– Ну, в общем, теперь я живу здесь… То есть я, конечно, не… но в любом случае было бы здорово иногда ходить куда-нибудь вместе!

– Амина уезжает на всю следующую неделю, – отозвалась Димпл, открывая дверь, садясь в машину и опуская стекло. – Если мы ее куда-то вытащим – считай, тебе повезло. В свадебный сезон она превращается в привидение, которое появляется исключительно на чужих вечеринках!

– А куда едешь? – спросил Саджив у Амины.

– Домой. Ненадолго.

– Хорошо. Передавай всем от меня привет. Димпл, может, я загляну к тебе в галерею на неделе? Я работаю совсем рядом с Пайонир-сквер!

– Ой, правда? – спросила Димпл чуть более радостно, чем позволила бы себе в трезвом виде.

– Правда, – ответил он, наклонился и на секунду посмотрел ей прямо в глаза, а потом похлопал по двери, сделал шаг назад, развернулся и ушел.

– Ну вот, – сказала Амина, выждав, чтобы Саджив не мог ее расслышать, – это уже точно свидание!

Домой Амина добралась совсем поздно, а потом еще долго разгружала машину: сначала пленки и фотоаппарат, потом экспонометр. Вспомнив об оставшемся под сиденьем конверте от Хосе, она вернулась в машину и забрала его. Облака разогнало, и теперь квартиру заливал тусклый лунный свет, поэтому она не стала включать лампу, сняла платье и бросила его на пол. Потом поставила чайник.

В спальне она нашарила валявшуюся у кровати пижаму, натянула штаны из мягкого черного флиса и посмотрела на себя в зеркало в полной темноте. Почему она ведет себя словно вор в собственном доме? На кухне засвистел чайник.

С мятой. Обязательно чай с мятой, обязательно из красной кружки. Возвращаясь в комнату, Амина захватила с собой конверт с фотографией.

Она открыла двери гардеробной и вдохнула легкий аромат кедра. Включила свет, вошла. Сапоги и туфли громоздились по обе стороны от нее, точно груды булыжников, Амина прошла между ними к вороху пальто в дальней части помещения и приподняла их.

Вот она, гладкая, маленькая, как детский гробик. Пальцы заскользили по красно-коричневому дереву, на мгновение задержавшись на крошечных ручках из обжигающе холодной латуни. Женщина в антикварном магазине в Монтане лишь рассмеялась, когда Амина предложила ей двести долларов за эту шкатулку, и сказала, что не сможет взять столько долларов за ящик, который дунь – и рассыплется. Амина пояснила, что собирается хранить там фотографии, и та снова рассмеялась, но деньги взяла.

Один за другим Амина открывала ящички, раскладывая содержимое по порядку. Она работала методично, стараясь не опускать взгляд. Ни в коем случае не опускать взгляд. Надо быть готовой ко всему.

Опустошив все ящички, она покинула гардеробную, подошла к диванчику у окна и положила поверх стопки фотографию от Хосе. Она долго смотрела на нее, разглядывая подошвы туфель бабушки Лорбер, а потом перевернула.

Под ней была фотография Дары Линн Роуз в утро ее второй свадьбы. Она держала в руке большую щетку для волос и кричала, скаля зубы, словно тигр, изо рта вылетали крошечные капельки слюны. Всего через несколько секунд она запустила щеткой вслед своему будущему мужу, который срочно ретировался из комнаты. «Просто я верю в приметы, – объяснила она потом Амине, – ведь мой первый муж умер от инфаркта, когда попытался прогнать с лужайки черную кошку!»

На следующем снимке с обожанием смотрела на своего отчима Лорейн Сперлок. Он наклонился, чтобы поцеловать ее: рот слегка приоткрыт, язык затаился в темноте, будто мокрое животное.

А вот сестры Макдоналд, Джини и Фрэнсис. Девушки обеими руками вцепились в брошенный невестой букет и с неистовством пытались вырвать друг у друга стебли гипсофилы. Сестры натянуто улыбались, решительно стиснув зубы.

Теперь черед Джастина Грегори – пятилетнего мальчика, который нес обручальные кольца, поэтому ему не разрешили выйти из церкви после начала церемонии. Он стоял позади невесты и жениха с крошечной подушечкой в руках и смотрел на них сверху вниз, а на штанах расплывалось огромное мокрое пятно. Под ногами блестела небольшая лужица.

С другого фото на Амину уставились Энджела Фридман и ее новый зять. Энджела вцепилась ему в горло, когда тот поцеловал невесту в щеку. Потом Амина взглянула на седого дедушку Абузельмана в инвалидном кресле – на его ноги, безжизненно сложенные, как листы газеты, на фоне танцующих пар.

Амина брала в руки одну фотографию за другой и с любовью смотрела на вздернутые губы, растопыренные пальцы и другие части тел, застывшие в тишине происходящей катастрофы. Она хорошо знала каждую из них и чувствовала, как изображения словно бы сходят с фотобумаги, окровавленные очертания перетекают в следующий снимок, руки принимают форму цветка или вуали и постепенно становятся окнами. Ее сердце не дрогнуло при взгляде на хорошо знакомые лица, на знакомую боль. Девушка медленно перебирала фотографии, пока наконец ее взор не упал на обтянутые тафтой колени рядом с унитазом и брошенный на кафельном полу букет. Она долго смотрела на этот снимок, крепко взяв его за уголок. А потом общественный туалет превратился в снятый снизу мост, а букет – в падающего мужчину. С фотографии на Амину смотрел Бобби Макклауд.

Глава 4

Мост Джорджа Вашингтона, более известный как мост Авроры, стал настоящей аномалией Сиэтла с момента возведения в 1932 году. В городе, где стараются строить не восьмиполосные автобаны, а обычные двухполосные дороги, где много разводных мостов между спальными районами с трогательными названиями Фремонт, Куин-Энн, Баллард, это гигантское сооружение всегда казалось до ужаса неуместным, снизу оно было похоже на жуткий, натянутый в небе гамак. Задуманный как последний участок Тихоокеанской трассы, мост стал излюбленным местом самоубийц Сиэтла еще до окончания строительных работ. Первый человек спрыгнул с него в 1932 году, за месяц до открытия, приуроченного ко дню рождения Джорджа Вашингтона. Сто семьдесят шестое самоубийство произошло 26 августа 1992 года.

Сиэтл в августе: вечная заря, навевающая мысли о греческой мифологии, закатное солнце, медленно стекающее в залив Пьюджет-Саунд, – в таком освещении люди кажутся бессмертными версиями самих себя. И 26 августа 1992 года многим хотелось запечатлеть эту минуту.

– Щелкни нас по-быстрому, ладно? – сказал кореец, стоявший перед Аминой.

Ей подумалось, что он может потеряться в огромных штанах с накладными карманами не по размеру.

– Вообще-то, я здесь по заданию «Пост-интеллидженсер», – виновато взглянув на фотоаппарат, ответила Амина.

– Отлично, – улыбнулся он, обнимая стоящих по обе стороны от него женщин. – Улыбочку!

Быстро прикинув, сколько времени она потратит на объяснения, а сколько уйдет на то, чтобы сделать снимок, Амина щелкнула затвором. Отлично, с этим разобрались… Стараясь не смотреть никому в глаза, она подошла к «Кристал блю», отчаянно борясь с клаустрофобией, которая начинала предательски сжимать ее легкие всякий раз, когда Амина поднималась на борт яхты.

На этой яхте было пруд пруди молодых программистов и девелоперов компании «Майкрософт». Эти детки, едва окончившие колледж, праздновали свой успех, закатив вечеринку на водах Пьюджет-Саунд, что само по себе выглядело странно. Кроме того, Амина ни слова не понимала из их разговоров, а это уже, прямо скажем, раздражало. Что еще за Линукс такой? От одной мысли, что на свете существует вещь под названием «C++», Амине отчаянно захотелось выпить, но она пришла сюда не за этим. Ей было велено запечатлеть новоиспеченную элиту Сиэтла – мальчишек, бодро улыбающихся из-под капюшонов своих толстовок.

– Покажи, какова эта вечеринка на ощупь! – провозгласил новый помощник фоторедактора «П-И», как будто речь шла о кашемировом свитере.

Оглушенная шумным праздником, Амина ходила взад-вперед по палубе. Она еще не успела поймать подходящий кадр и теперь, когда яхта пробиралась по шлюзам и каналам обратно в озеро Вашингтон, думала только о том, как ей не терпится сойти на сушу.

– Охренеть как клево, да? – сказал другу парень в оранжевых шортах, показывая на мост Авроры. – Охрененно он выглядит, прям ваще! Настоящий Леголенд!

– Ага! – поддержал его друг. – Леголенд не то слово!

Амина незаметно подошла к ним сзади, попыталась поймать правильный угол и снять бокалы, поднятые в честь консольного мостового хребта, и вдруг увидела его. Посреди моста стоял мужчина в желтых одеждах и с выбеленным лицом. Клоун, подумала она сначала. Приблизив изображение, она увидела головной убор из перьев и щелкнула затвором.