Рене по прозвищу Резвый - Елена Кондаурова

— На абордаж!!! — закричал капитан, и его поддержала сотня луженых глоток.

С громкими воплями и руганью пираты посыпались через борт. Рене, помня наставления Сиплого, перепрыгнул на «Скромницу» одним из первых. Можно было, конечно, не торопиться, но вряд ли бы это осталось незамеченным. И хоть Рене в этот момент и трясло, как в лихорадке, он все же предпочел прыгнуть через борт, чем проявить трусость. Как бы там ни было, а бароны де Гранси никогда не бегали с поля боя.

Навстречу пиратам прозвучала команда «пли!», и раздался залп из всех пистолетов, которые нашлись на судне. В такой толчее почти все пули нашли цель, и многие пираты попадали под ноги своим товарищам, напирающим сзади. Рене повезло. Когда раздался залп, его как раз толкнул плечом один из пиратов. Он зло выругался на ничего не умеющего салагу и тут же поймал предназначавшуюся Рене пулю. Медленно-медленно, по крайней мере так показалось Рене, он упал на палубу. Вокруг будущего барона на миг повисла тишина, которую, впрочем, быстро прервал другой пират, который перепрыгнул через упавшего, вопя во всю глотку. Его перекошенное криком лицо пронеслось мимо Рене со скоростью бешеного зайца.

Рене проследил за ним взглядом, а потом с обезумевшими от ужаса глазами покрепче сжал рукоять сабли и бросился вперед, абсолютно не представляя себе, кого и как он сейчас будет ею рубить. Ему, однако, не пришлось долго искать себе противника. Прямо перед ним вдруг выскочил молоденький безусый офицер с такими же обезумевшими глазами, как у самого Рене, и набросился на будущего барона. Офицерик был вооружен шпагой и попытался сразу же атаковать. Рене, еще толком не приспособившись к своей короткой сабле, ушел в защиту, потом, почувствовав волнение и неуверенность противника, осмелел и начал наносить ответные удары, имеющие целью не столько даже офицерика, сколько его шпагу. Кроме того, он постарался прижать противника ближе к борту, где бы тот не мог развернуться. Такая тактика оказалась правильной, потому что длина шпаги в таких условиях только мешала, а ее легкость и вовсе привела к поражению, потому что после очередного удара сабли шпага переломилась, и большая ее часть улетела за борт. Офицер затравленно посмотрел на Рене, и тот невольно опустил саблю, не представляя себе, как можно вот так просто отправить на тот свет безоружного человека. Он даже оглянулся в поисках более подходящего противника, как вдруг офицерик, завизжав, выхватил нож и бросился на него. Рене машинально отскочил, поднимая саблю, и парнишка налетел на нее, практически нанизался, повиснув всем телом. Его удивленные голубые глаза оказались прямо напротив Рене, и он, не имея сил отвести от них взгляд, наблюдал, как они постепенно стекленели и из них уходила жизнь.

Когда офицер обмяк, Рене с усилием оттолкнул его от себя, высвобождая саблю. Он был настолько оглушен произошедшим, что пришел в какое-то странное состояние не-бытия. Рене казалось, что воздух вокруг него превратился в кисель, и он движется в нем медленно, как завязшая в патоке муха. Он опустился возле борта, представляя собой прекрасную мишень для любого, кто пожелает обратить на него внимание. Наверное, никогда он не был так близок к смерти, как в этот момент.

К счастью, продолжался он недолго.

Рене привел в себя свалившийся сверху Хвост, хрипящий и матерящийся. Правой рукой пират зажимал рану в боку, а левой неловко отбивался от наседающего на него здорового бородатого матроса, ловко орудующего огромным тесаком. Еще немного, и Хвост отправился бы к праотцам, потому что шансов у него не было. Но тут внимание матроса переключилось на поднявшегося на ноги Рене, и он оставил Хвоста в покое.

Наверное, Рене следовало бы испугаться, но он, наоборот, обрадовался. Атака матроса вывела его из ступора, а искаженная ненавистью физиономия нового противника уничтожила все угрызения совести, возникшие после убийства бедняги-офицерика. Рене целиком отдался безумию поединка, он колол, рубил, отскакивал и вновь наступал. В крови клокотала бешеная радость движения, и в это мгновение Рене понял, что ему, пожалуй, нравится быть пиратом. Что это настоящая жизнь, а не тусклое существование, какое он вел до этого. Что ради таких моментов и стоит жить.

Спустя некоторое время он ощутил себя полным хозяином положения, Матрос еще не знал об этом, но исход поединка был уже предрешен. Рене видел все его слабые стороны и знал, что нужно делать. Проведя несколько обманных движений, заставил открыться, после чего ткнул его саблей в грудь, не чувствуя при этом ни малейшей жалости. Матрос упал.

Рене победно огляделся, ища глазами следующего противника. Вокруг по-прежнему продолжалась кровавая мясорубка. Защитники «Скромницы» еще сопротивлялись, но пираты явно брали над ними верх. Рене заметил Сиплого, который вместе с небольшой группой своих окружили примерно десяток матросов и планомерно их уничтожали.

И как раз в этот момент поврежденная верхушка грот-мачты, которая и так держалась на честном слове, решила это слово нарушить и полетела вниз. Раздались крики придавленных и запутавшихся в такелаже. Но мачте, которая на секунду застыла в шатком равновесии, этого показалось мало, и она, чуть накренившись и изменив траекторию, двинулась дальше. Пробила одним концом палубу, потом борт и вышла наружу наискосок, чуть ниже ватерлинии. Кто-то, перегнувшись через борт, истошно завопил, что в днище большая пробоина и корабль тонет. На палубе поднялась паника. Защитники с отчаянием обреченных набросились на пиратов, уже не жалея себя и понимая, что шанс выжить у них появится только в том случае, если они как можно быстрее избавятся от захватчиков и приступят к ремонту корабля. Задача пиратов тоже изменилась. Теперь их интересовал не полный захват корабля, а только сама добыча. В общем, ситуация из предсказуемой вновь превратилась в такую, где на все воля божья.

На Рене набросился коренастый коротышка с саблей в одной руке и здоровым ножом в другой. Рене поначалу отбивался довольно успешно, но тот действовал с таким напором, что оттеснил его к упавшей мачте. Здесь Рене пришлось тяжелее, потому что нужно было смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о веревки и парусину. И тут он чуть не лишился жизни, потому что едва не пропустил удар. Правда, на это была веская причина — почти под ногами у себя Рене заметил лежащего на спине Сиплого. Нет, он не был мертвым, его «всего лишь» придавило мачтой. По шею замотанный в парусину старый пират пытался выбраться, но, судя по перекошенной физиономии, у него это не получалось. Однако хуже всего было то, что с другой стороны к Сиплому приближался матрос с явным намерением прекратить его мучения и помочь расстаться с никчемной жизнью. Этого Рене допустить не мог. Кое-как отбив очередной удар коротышки, он резко наклонился и дернул за валяющиеся веревки, которые тянулись прямо под ноги к его малорослому противнику. Тот, не ожидавший такой подлости, покачнулся, и Рене, не разгибаясь, рванулся вперед, сбивая его с ног и одновременно всаживая саблю ему в живот. Коротышка захрипел, дергаясь, как марионетка, но Рене уже не обращал на него внимания. Вскочив, он побежал к матросу, который направлялся к Сиплому, и успел в самый последний момент. Тот, сидя верхом на Сиплом, уже опускал нож к его шее, чтобы перерезать глотку. Рука Рене как-то сама поднялась и резким движением снесла матросу голову с плеч, как кочан капусты. Голова укатилась куда-то в сторону, а тело упало рядом с Сиплым, заливая парусину кровью. С трудом сдерживая подкатывающую к горлу тошноту, Рене отпихнул его в сторону и принялся освобождать приятеля. Ему пришлось потрудиться, чтобы сделать это. Оказалось, что Сиплому повезло. У него придавило только одну ногу, да и то не сильно. Не расплющило, как можно было ожидать, и даже не сломало, а «всего лишь» прищемило, но он все равно не мог выбраться из-за адской боли в придавленной конечности. Рене, поминутно озираясь, залез под мачту, с усилием подналег на нее, сдвигая по чуть-чуть, по крошке, по волоску, но этого оказалось достаточно. Нога Сиплого вскоре оказалась на свободе. Тяжело дыша, Рене отпустил мачту и вознес хвалу небесам. Право же, он не чувствовал себя способным отрезать от ноги Сиплого защемленный кусок, да и вряд ли бы тот это одобрил.