Из огня да в полымя: российская политика после СССР - Владимир Гельман

Ограничения, с которыми после 1993 года столкнулся российский политический режим, носили не столько институциональный, сколько политический характер. Проще говоря, они были связаны не с «правилами игры», а с тем, что ни Ельцин, ни другие игроки не могли играть по этим правилам так, как им хотелось бы, – их ресурсы были ограничены, а выбор стратегий носил вынужденный характер. Во-первых, глубокий и длительный спад в экономике повлек за собой снижение массовой поддержки Ельцина и политического режима в целом, а списывать издержки непопулярного политического курса было уже не на кого. И элиты, и общество в целом воспринимали Ельцина как неэффективного руководителя и как не вполне адекватного лидера (особенно в свете таких его выходок, как попытки в нетрезвом виде дирижировать военным оркестром в Германии). Во-вторых, на фоне экономического спада все более явственной становилась слабость российского государства как механизма принуждения [80] . Центральное правительство (далее – Центр) не могло эффективно контролировать управление регионами, и в особенности республиками, настаивавшими на своем «суверенитете» по контролю над природными ресурсами и финансовыми потоками. Правоохранительные органы в России переживали упадок и коммерциализацию, и функции поддержания правопорядка и отправления правосудия порой брали на себя «силовые предприниматели» из состава криминальных группировок. В таких условиях многие решения, принимавшиеся в Кремле, попросту оставались на бумаге. В-третьих, наконец, сложившаяся в ходе конфликта с парламентом «выигрышная коалиция» вокруг Ельцина оказалась слишком рыхлой и разнородной – она включала в себя и различные заинтересованные группы соискателей ренты, и часть бюрократического аппарата, и идейных либералов-рыночников, которые, впрочем, вскоре после 1993 года оказались отстранены от принятия ключевых решений. По сути, коалиция сторонников Ельцина распалась на несколько конкурирующих клик.

В таких условиях для Ельцина вопрос о подавлении своих реальных и потенциальных оппонентов уже не вставал – скорее, проблема заключалась в обеспечении политического выживания главы государства. С одной стороны, у Ельцина было недостаточно ресурсов для того, чтобы одержать верх над своими потенциальными противниками на всех аренах. Но и у его потенциальных противников, да и у всех других акторов, не было ни стимулов, ни ресурсов для взаимной устойчивой кооперации по принципу «негативного консенсуса» – хотя на парламентских выборах в декабре 1993 года оппозиционные партии различных оттенков смогли получить около половины мест в Государственной Думе. Но благодаря избранию в парламент большого числа независимых депутатов, состав Думы оказался в большей или меньшей мере подконтролен президенту и правительству. Несмотря на две попытки голосования вотума недоверия правительству (октябрь 1994 и июнь 1995 года), устойчивое антипрезидентское и/или антиправительственное большинство в парламенте сформировано не было. Основным механизмом принятия решений в Думе стало создание неустойчивых коалиций ad hoc (здесь – для данного случая) по поводу конкретных законопроектов [81] . Неустойчивость состава и численности думских фракций способствовали партийной фрагментации и политическому предпринимательству депутатского корпуса, в то время как стимулы к коалиционной политике оказались подорваны. В результате сложившееся после 1993 года частичное и неэффективное равновесие политических сил в стране поддерживалось «по умолчанию».

В этих условиях Ельцин вынужден был сменить свою стратегию и пошел на кооперацию с подчиненными акторами, включая и часть своих бывших противников, что значимым образом отразилось на неформальных «правилах игры» в российской политике. Начиная с 1994 года, лагерь Ельцина инициировал серию явных и неявных договоренностей с частью элит на манер «картельных соглашений» элит. Ряд региональных лидеров, которые были готовы «присягнуть» на лояльность Ельцину, подписали двусторонние договоры с Центром, предоставившие им многочисленные привилегии в части налогов и прав собственности (исключением оказалась лишь Чеченская республика, пережившая кровавые конфликты с Центром: две «чеченские войны» 1994–1996 и 1999–2001 годов) [82] . Оппозиционные партии и политики были включены в рамки нового режима, не создавая при этом угрозы его подрыва. Даже в 1995–1999 годах, когда КПРФ обладала почти что большинством в Государственной Думе, она предпочитала политическое маневрирование и компромиссы с исполнительной властью, а не конфронтацию с правящей группой. [83] Ну а представители нарождавшегося российского крупного бизнеса стали ключевыми бенефициариями в ходе «залоговых аукционов» [84] – правительство России передало контрольные пакеты акций крупнейших предприятий в нефтяной отрасли, металлургии и ряде других отраслей в залог представителям российских банков в обмен на прямую выплату ими денег, которыми правительство могло распоряжаться по своему усмотрению. Фактически, российские власти передали контроль над рядом активов произвольно отобранным и тесно связанным с ними представителям отечественного бизнеса, которые со своей стороны, помимо выплаты денег, гарантировали правительству свою политическую поддержку в преддверии намеченных на лето 1996 года президентских выборов. Такие меры позволили Ельцину поддерживать статус-кво, однако общественные настроения и расстановка сил складывались не в его пользу.

На состоявшихся в декабре 1995 года выборах в Государственную Думу второго созыва почти половину мест в палате получили представители КПРФ и ее союзников, в то время как проправительственный блок «Наш дом – Россия» во главе с Черномырдиным смог набрать лишь чуть более 10 % голосов избирателей. По сравнению с «чрезвычайной» избирательной кампанией 1993 года, прошедшей после роспуска Съезда, выборы 1995 года носили в целом справедливый характер. Хотя проправительственные партии и кандидаты и использовали административные ресурсы в свою поддержку, но в условиях открытой конкуренции это мало повлияло на исход кампании, и результаты голосования в основном отражали волю избирателей. Несмотря на то, что оппозиция добилась контроля над Думой, она не могла сформировать правительство или повлиять на его курс, а их инициативы блокировались президентом и правительством. Но поскольку результаты парламентских выборов продемонстрировали слабость позиций проправительственных партий и относительно высокую популярность оппозиции, то президентские выборы полгода спустя, казалось бы, неизбежно должны были завершиться избранием на пост президента оппозиционного кандидата и сменой политического курса правительства. Однако, к удивлению многих наблюдателей, летом 1996 года Ельцин одержал вполне убедительную победу над своим главным конкурентом – лидером КПРФ Геннадием Зюгановым.

Накануне президентской кампании уровень массовой поддержки Ельцина не превышал 5 %, будучи подорван и затяжным спадом в экономике, и непрекращающейся войной в Чечне. Поражение на выборах и приход к власти оппозиции исключали его выживание не только в качестве политического лидера, но и в смысле гарантий личной безопасности. Цена президентских выборов была слишком высока, чтобы Ельцин и его союзники могли пойти на такой риск. Следовательно, дилемма возможной отмены выборов или объявления их результатов недействительными в случае поражения Ельцина приобрела актуальность для правящей группировки в течение всего хода кампании. Такие варианты не просто обсуждались частью команды Ельцина, но его окружение даже приступило к роспуску Думы, намереваясь запретить КПРФ и отменить выборы [85] . Однако цена отказа от существующих «правил игры» и выживания правящей группы посредством подавления оппозиции (и отказа от выборов) была слишком высока. Это могло расколоть элиты еще глубже, чем в 1993 году, привести к окончательной утрате Ельциным контроля над ситуацией в ряде регионов и в стране в целом, да и легитимность Ельцина и всего политического режима в результате подобного государственного переворота оказалась бы под угрозой. Таким образом, в «критический момент» в марте 1996 года выбор в пользу проведения выборов оказался неизбежным. Но о справедливости этих выборов говорить не приходилось.

Избирательному штабу Ельцина во главе с Анатолием Чубайсом удалось мобилизовать в его поддержку практически все доступные ресурсы, что позволило добиться сплочения и расширения коалиции его сторонников и среди элит, и в обществе в целом. Задействовав административные рычаги, штаб использовал государственный аппарат в Центре и в регионах для ведения кампании, в том числе посредством контроля над СМИ. Используя большие денежные вливания, включая кредиты Международного валютного фонда, удалось купить лояльность большинства социальных групп, в том числе обеспечив выплату части государственных долгов по пенсиям и заработной плате военным и сотрудникам бюджетных отраслей. С рядом влиятельных региональных лидеров Ельцин заключил новые договоры о разграничении полномочий, а война в Чечне сменилась перемирием. Интеллигенция была запугана нагнетанием ужасов в случае возврата к власти коммунистов. Артисты на бесплатных концертах по всей стране призывали молодежь голосовать за Ельцина под лозунгом «Голосуй, а то проиграешь!» Некоторые конкуренты Ельцина были «включены» в его кампанию (как генерал Александр Лебедь, после первого тура выборов открыто перешедший на сторону Ельцина); другие, как лидер партии «Яблоко» Григорий Явлинский, подвергались давлению и дискредитации. В свою очередь, главный конкурент Ельцина Зюганов подвергся публичной обструкции в средствах массовой информации. Несмотря на довольно значительное число «твердых» сторонников, Зюганов в ходе выборов не смог создать достаточно широкой коалиции из числа противников статус-кво и оказался в политической изоляции. Не имея возможностей заручиться поддержкой необходимого для победы на выборах большинства избирателей, после первого тура выборов он фактически отказался от дальнейшей борьбы. Наблюдатели оценивали кампанию Зюганова как весьма бледную и маловыразительную, вплоть до того, что выдвигали предположения о сговоре между правящей группировкой и оппозицией [86] . Немалую роль сыграло также административное давление на избирателей в ходе голосования, свидетельством чего стало резкое изменение результатов голосования за Ельцина и за Зюганова в первом и втором туре выборов в ряде регионов. На отдельных территориях было документально зафиксировано немалое количество фальсификаций в пользу Ельцина, хотя и нет свидетельств того, что они обусловили исход голосования. Несправедливые выборы, впрочем, не встретили отпора со стороны хоть сколько-нибудь значимых политических акторов, включая и оппозицию, признавшую их итоги. Более того, проигравшая на выборах КПРФ сменила тактику, объявив лозунг «врастания во власть», и позднее уже никогда не представляла сколько-нибудь значимой угрозы для правящей группы [87] .