Зимняя сказка - Марк Хелприн

Питер Лейк провел в приюте несколько лет. Хотя, по сути, все это время он оставался рабом, он чувствовал себя по-настоящему счастливым человеком, поскольку третья сила, правившая Домом Оувервери, уравновешивала первые две. Этой третьей силой был преподобный Мутфаул.

Так уж случилось, что в тот день, когда Питер Лейк забрел на выставку машин, рейдом руководил именно преподобный Мутфаул. К крайнему неудовольствию сопровождавших его полицейских, он также решил посетить выставку, поскольку страшно любил технику и инженерное дело. Он был одним из главных организаторов работы психушки. Прежде чем «посвятить его в сан», Оувервери заставил его закончить сразу несколько технических училищ. Все мысли, желания и мечты Мутфаула так или иначе были связаны с обработкой металлов, кузнечным делом, машиностроением, конструированием насосов, подъемом балок, намоткой кабелей и строительной техникой. Он постоянно находился возле горна или верстака, что-то мастеря, подпиливая или изобретая. Он не мог жить без стали, железа и древесины. Он владел всеми инструментами и мог изготовить все, что угодно. Он был совершенно безумным и совершенно бесподобным мастером.

Вскоре Питер Лейк вошел в состав элитной группы, состоявшей из полусотни ребят, проводивших все дни и ночи возле горна. Раннее и основательное знакомство с ремеслом сделало их настоящими механиками. Мутфаул и его ученики попали в десятку, поскольку именно в эти годы город только-только начинал механизироваться. Увенчанные облаками дыма и пара двигатели ожили и осветили своим светом самые дальние его углы. Их мерную поступь не могло остановить уже ничто – однажды заработав, они лишь набирали обороты. Они не только придавали телу города большую силу и быстроту, но и наполняли его новой жизнью. То, что прежде казалось бессвязным, было сведено воедино. Электричество спешило явить себя миру во всем блеске. Огромные двигатели, приводящие в действие динамо-машины, подземные поезда, здания, вздымающиеся все выше и выше, стали новым миром и для механиков. Как только машины начали свое победное шествие, превратив весь город в огромный механизм, миллионы людей стали денно и нощно работать над тем, чтобы напитать его пульсирующее сердце сталью, камнем и орудиями.

Строители и механики, покрывавшие город новым стальным каркасом, прибывали отовсюду. Они моментально использовали все производимые материалы. Пустынная прежде Пенсильвания превратилась в огромный горн. Они свели все леса, потому что нуждались в древесине. Они рыли шахты, корчевали пни, извлекали динамитом породу и снабжали город сырьем. Нет ничего удивительного в том, что потребность в разного рода предметах и устройствах, изготовленных руками мастеров, все время росла. Среди них были и изделия из стали, которые научился изготавливать Питер Лейк: прокладки, болты, рычаги, шпонки, пластины, спицы, извлекавшиеся из огня или выходившие из-под пресса. Он, помимо прочего, научился управлять двигателями, приводившими машины в движение, и разобрался в конструкции турбин, доводивших печь до белого каления, с работой кулачковых механизмов загрузчиков топлива, электрических систем, коробок передач и трансмиссий, двигателей внутреннего сгорания и бойлеров, с тонкостями металлургических процессов и прочностных расчетов – иными словами, со всеми основными секретами тех, кто величает себя механиками.

Они трудились в постоянно озаряемом ревущим пламенем нескольких десятков топок огромном ангаре, где блестело маслом великое множество тяжелых станков. Звук работающих станков и рев топок походили на звучание обезумевшего оркестра ударных. На мальчиках, стоявших возле топок и наковален, были черные кожаные фартуки и толстые тяжелые перчатки. Они трудились по шестнадцать часов в сутки, Мутфаул же работал и того дольше. Их труд приносил немалый доход, но их самих волновала только сама работа. Они работали в разных концах города и были известны не только своими черными фартуками и редкостным мастерством, но и необычайным усердием.

Мутфаул носил китайскую шляпу, защищавшую его волосы от жара в те минуты, когда он, встав на колени возле топки, оценивал готовность прокаливавшейся в ней стальной заготовки. Он обращался с раскаленным металлом на удивление бережно и в то же время ловко. Его удары были поразительно точны и ровно той силы, какой необходимо. Надо сказать, что Мутфаул отличался необычайным ростом (в его присутствии Питер Лейк всегда казался себе жалким пигмеем). Морщинистое и обветренное его лицо светилось изнутри, глаза были круглыми, словно у совы. Глядя в них, Питер Лейк вспоминал, что в ту далекую пору, когда он еще жил на болоте, его несколько раз угощали жареной совятиной. Под неусыпным наблюдением Мутфаула Питер Лейк научился не только читать и писать, но и считать, торговаться с заказчиком и достаточно уверенно перемещаться по городу. Поскольку мальчишки по большей части были ирландцами, он освоил ирландский диалект, который почему-то ассоциировался у него с катанием на волнах, забыв при этом язык обитателей болота. Его печалила эта утрата былой самости. Он не был ни уроженцем болота, ни ирландцем, ни полноценным воспитанником Мутфаула, поскольку в отличие от шумных пятилетних беспризорников, осваивавших в углу ангара миниатюрные инструменты, попал в приют достаточно поздно. Он так и не мог понять, где же находится его подлинный дом, однако полагал, что эта неопределенность, свойственная большинству «лунатиков», со временем пройдет.

Мутфаул и его ребята работали не покладая рук, город же тем временем рос ввысь и вширь подобно коралловому рифу. Новые башни недолго радовались свободе и свету, поскольку буквально в следующее мгновение они навеки погружались в тень новых, более высоких строений. Огромным мостам в этом смысле повезло куда больше. Их горделивому одиночеству не угрожало ничто. Мутфаул обожал мосты. Ему довелось работать на нескольких из них, и потому, услышав о строительстве нового бруклинского моста через Ист-Ривер, он возликовал, поскольку мост такой длины нуждался в особых кованых деталях и в особо искусных ремонтниках, и даже вспомнил о том, что однажды ему довелось поработать под началом самого полковника Роублинга. Он и его кузнечный горн висели высоко над рекой на одном из четырех главных тросов будущего Бруклинского моста, кружа на ветру подобно пташкам. Его работа вызывала бурный восторг у тысяч пассажиров курсировавшего под ним фултонского парома.

– Джексон Мид, – сказал Мутфаул с необычайным почтением, – прибыл из Огайо с массой замечательных людей, с тонной денег и с кучей стали для строительства нового моста. Они прибыли вскоре после шторма. Белая стена много дней держала взаперти всю округу, но их поезд, шедший из Лакаванны, сумел-таки проскочить под нею. Они говорят, что от трения о нижний край стены крыши вагонов раскалились добела и жутко покорежились. Впрочем, все это, ребятки, теперь не важно. Главное, что Джексон Мид уже здесь и скоро он начнет строить новый мост. Мы должны молиться об этом, ребята.