Ночь оракула - Пол Остер

— Мы быстро разделись и в постели набросились друг на друга, как два голодных зверя в горячем поту. Это было нечто. Мы кончили вместе и тут же, без передышки, снова занялись любовью.

— Звучит как порнофильм.

— Это было настоящее безумие. Я не знаю, долго ли это продолжалось, но в какой-то момент мы услышали шум отъезжающей машины. Нам было не до них. Далеко не уедут, решили мы. После всех этих акробатических этюдов сил у нас не осталось. Я даже уснула, а когда открыла глаза, ты возился, голый, с дверным замком и явно был на взводе Я спросила, что случилось. Кажется, мы себя заперли, ответил ты.

— Все это более чем странно.

— Чему ты удивляешься? На то он и сон.

— Я не разговаривал во сне в последнее время.

— Что ты имеешь в виду?

— Я знаю, ты никогда не заходишь в мой кабинет, но если бы ты заглянула в мою синюю тетрадь, ты бы увидела, что вещь, которую я пишу, сильно перекликается с твоим сном. Ведущая в подвал лестница, библиотечные стеллажи, примыкающая к книжному хранилищу спальня. В ней сейчас заперт мой герой, и я не знаю, как его оттуда вызволить.

— Потрясающее совпадение.

— Я бы сказал, пугающее совпадение.

— Забавно, что на этом месте мой сон оборвался. У тебя был такой испуганный вид, и мне хотелось как-то тебе помочь, но тут я проснулась. Я проснулась в твоих объятиях — точно как во сне. Это было чудесно. Казалось, сон продолжается.

— Так ты не знаешь, чем все закончилось?

— Нет, но мы бы непременно оттуда выбрались. Когда видишь себя во сне, смерть тебе не грозит. Ну, не открыли бы дверь. Не одно, так другое. Во сне всегда находится какой-нибудь выход.

Грейс уехала на работу, а я сел за пишущую машинку, чтобы поработать над развернутой заявкой для Бобби Хантера. Я попробовал уложиться в четыре страницы, но в результате получилось шесть. Чтобы в истории не зияли дыры, некоторые моменты следовало прояснить. Например. Если путешествие во времени — своего рода обряд инициации — сопряжено с множеством опасностей и даже риском невозвращения, кто бы захотел его совершить? Поразмыслив, я решил сделать этот обряд факультативным, продиктованным личным желанием, а не всеобщей повинностью. Или вот еще. Если путешественник двадцать второго века нарушит правила, каким образом это станет известно? Я придумал подразделение национальной полиции, которому поручено заниматься этими вопросами. Когда молодой человек или девушка отправляются в прошлое, спецтурагенты просматривают в библиотеке журналы, книги и газеты тех лет, и если путешественник как-то повлиял на события, тут же обнаруживаются изменения в текстах. Скажем, имя Ли Харви Освальд на глазах исчезает из всех публикаций, посвященных убийству Кеннеди. Сочиняя эту сцену, я себе представил, каким эффектным может быть визуальный прием: сотни слов, точно обезумевшие муравьи, носятся взад-вперед, перебегают со страницы на страницу.

Закончив работу, я исправил опечатки и пошел звонить в «Агентство Скляр». Мэри разговаривала по другому телефону, и я сказал ее секретарше, что заеду к ним через часок-друтой и оставлю заявку.

— Быстро вы управились, — удивилась Анджела.

— Дело такое, — заметил я небрежно. — Когда путешествуешь во времени, нельзя терять ни секунды.

Анджела оценила мою невинную шутку.

— Я передам Мэри, что вы заедете. Хотя вообще-то никакой спешки нет. Можете спокойно отправить по почте и не тратить время на дорогу.

— Не-е, мэм, почта — это не про нашего брата, — протянул я, вспомнив свой говорок оклахомского ковбоя. — Мы ей завсегда не доверяли.

Повесив трубку, я сразу набрал номер Траузе. Офис агентства находился на Пятой авеню между 12-й и 13-й улицами, неподалеку от дома Джона, и я подумал, что мы можем встретиться за ланчем. И вообще, как там у него с ногой? После субботы мы не разговаривали, так что пора было поинтересоваться.

— Не могу ничем похвастаться, — послышалось в трубке. — Не хуже и не лучше. Прописали тут противовоспалительные пилюли, так у меня на них плохая реакция. Рвота, головокружение, все прелести. До сих пор от всего этого слабость.

— Я сейчас еду в Манхэттен к Мэри Скляр и потом, в принципе, собирался заглянуть к тебе, но теперь вижу, что не стоит.

— Давай завтра. Я наверняка оклемаюсь… хватит уже дурака валять.

Я прошелся пешочком до Берген-стрит и сел на поезд «F» в сторону Манхэттена. В дороге произошло сразу несколько заминок: застряли в тоннеле, погас свет, и четыре остановки мы ехали в темноте, от станции «Йорк-стрит» до противоположного берега Гудзона поезд полз как черепаха — и в результате, когда я наконец добрался до офиса, Мэри уже ушла на обед. Я оставил заявку Анджеле, пухленькой, дымящей как паровоз секретарше, которая удивила меня на прощание, облобызав двоекратно, по-итальянски, в обе щеки. Жаль, что ты женат, прошептала она при этом. Мы б с тобой, Сид, навели шороху.

Анджела любила повалять дурака, и после трех лет постоянной практики у нас с ней получался неплохой спарринг. Она ждала от меня достойного ответа, и она его получила. Ничто не вечно, сказал я ей в тон. Немного терпения, мой ангел. Когда-нибудь я стану свободным.

Сразу возвращаться домой было как-то глупо, и я решил немного погулять по окрестностям, а затем где-нибудь перекусить. Я выбрал западное направление, свернув с Пятой авеню на Двенадцатую улицу с ее красивыми фасадами из бурого песчаника и приземистыми ухоженными деревцами. Погруженный в свои мысли, я все же машинально отметил про себя, что позади осталась Новая школа, а впереди замаячила Шестая авеню. Безвыходное положение Боуэна и обескураживающий сон Грейс не давали мне покоя, и, кажется, у меня появились кое-какие соображения по поводу развития сюжета. {10} Минут тридцать или сорок я блуждал по улицам, как слепой, ничего вокруг себя не замечая, как будто я был не в Манхэттене, а далеко отсюда, в Канзас-Сити, в подземелье, со своим героем. Только оказавшись перед таверной «Белая лошадь», что на Хадсон-стрит, я невольно остановился. Я вдруг почувствовал голод, и мое внимание как-то само собой переключилось с головы на желудок. Не мешало и пообедать.

В этом заведении я не был, наверно, несколько лет, но, переступив порог, я увидел, что здесь все по-прежнему. Ободранные столы, колченогие стулья, пол в опилках, большие настенные часы. А главное, все то же шумное стадо на водопое и дым коромыслом. Все столы были заняты, но за стойкой бара обнаружилось одно или два свободных места. Я сел и заказал гамбургер и пиво. Вообще-то я днем не пью, но «Белая лошадь» настроила меня на ностальгический лад (в молодости я здесь частенько протирал штаны), и я решил пропустить кружечку по старой памяти. Сделав заказ, я пригляделся к своему соседу справа. Я, еще когда вошел, заметил со спины щуплую фигурку в коричневом свитере, ссутулившуюся над выпивкой, и у меня в голове вдруг что-то такое промелькнуло. Может, я раньше видел этого человека? Или то был фантом, и память сохранила другого, похожего на него мужчину в таком же коричневом свитере, застывшего в такой же позе? Посетитель опустил голову, словно разглядывая содержимое своего стакана. Он сидел в профиль, и хотя его лицо было почти полностью закрыто ладонью, я вдруг узнал человека, которого уже не ожидал увидеть. Это был М. Р. Чанг.

— Мистер Чанг, как вы поживаете? — спросил я. Услышав свое имя, он повернулся. Печальный и, кажется, немного пьяный. Он не сразу меня вспомнил, но постепенно лицо его оживилось.

— Мистер Сидни, — кивнул он, — Сидни О. Хороший человек.

— Вчера я решил к вам зайти, но магазин оказался опечатан. Что случилось?

— Большая трудность, — он помотал головой и глотнул из стакана, борясь с подступающими слезами. — Лендлорд поднимать ренту. Я показываю договор, а он смеяться: В понедельник деньги в бочке, или пристав описать весь товар. Я паковать и вывозить в субботу. Это мафия. Если не отдавать, тебя пиф-паф.

— Вам надо нанять адвоката и подать иск.

— Нельзя адвокат. Очень дорогой. Завтра искать новое помещение. Квинс или Манхэттен. Бруклин — не искать. «Бумажный дворец» — тьфу. Американская мечта — тьфу.

Я не должен был поддаваться чувству жалости, но когда Чанг попросил составить ему компанию, я не смог отказаться. Надо ли говорить, что в перечне прописанных мне лекарств, которые следует принимать днем, ирландское виски отсутствует? Это бы еще полбеды, но после того как мы закорешились и повели задушевные беседы, я почувствовал себя обязанным сделать ответный жест и заказал по второй. Итого: за час кружка пива и два виски. Напиться не напился, но, что называется, «поплыл». Постепенно теряя самоконтроль, я начал задавать Чангу вопросы, которые на трезвую голову никогда бы не задал. О жизни в Китае. О причинах переезда в Америку. Уразуметь ответы было не так-то просто. Его способность изъясняться на чужом языке снижалась обратно пропорционально принятой дозе. Но из сумбура, где перемешалось всё, от детства в Пекине до культурной революции и рискованного бегства из страны через Гонконг, одна история мне запомнилась, — не потому ли, что она была рассказана в самом начале разговора?