Как любить ребенка (часть 1) - Януш Корчак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пятилетний ребенок может быть допущен в общество восьмилетних, а их, в свою очередь, могут терпеть десятилетние, которые уже самостоятельно ходят по улице и у которых есть пенал с ключиком и записная книжка. Приятель, который старше на два класса, способен развеять сотни сомнений, за полпирожного или даже задаром он объяснит, просветит, откроет тайну. Магнит притягивает железо потому, что намагничен. Лучшие кони - арабские скакуны, у них тонкие ноги. У королев кровь не красная, а голубая. У льва и орла тоже наверняка голубая (об этом надо бы еще кого-нибудь спросить). Если мертвец возьмет кого-нибудь за руку, то уже не вырвешься. В лесу есть женщины, у которых вместо волос змеи, он сам видел на картинке, даже в лесу видел, но издалека, потому что если поближе подойти, то человек превратится в камень (врет, наверное?). Он видел утопленника, знает, как родятся дети, умеет из бумажки сделать кошелек.
И он не просто болтал, что умеет.
Он действительно сделал кошелек. Мама так не может.
80
Если бы мы не относились пренебрежительно к ребенку, к его чувствам, стремлениям, желаниям, а следовательно, и к играм, мы бы поняли, что он совершенно прав, когда с одним играет охотно, другого же избегает, встречается с ним по принуждению и играет неохотно. Можно подраться и с лучшим другом, но мир быстро восстанавливается, с немилым же и без всякой ссоры водиться неохота.
— С ним нельзя играть, он ревет неизвестно отчего, чуть что — обижается, жалуется, кричит и бесится, хвастается, дерется, хочет быть главным, сплетничает, обманывает — фальшивый, нескладный, маленький, глупый, грязный, некрасивый.
Один маленький плакса и зануда может испортить всю игру. Присмотритесь, как стараются дети обезвредить его! Старшие охотно принимают в игру малыша, потому что он может на что-нибудь пригодиться, только пусть довольствуется второстепенной ролью, пусть только не мешает.
— Дай ему, уступи, пусти: он маленький…
Вот и неверно: взрослые детям никогда не уступают.
Почему он не любит ходить туда в гости? Ведь там есть дети, ему нравится с ними играть.
Играть-то ему нравится, но только у себя или в саду. А там есть пан, который кричит; там пристают с поцелуями; служанка его обидела; старшая сестра дразнится; там собака, которой он боится. Самолюбие не позволяет ему назвать истинные мотивы, а мать думает, что это каприз.
Не хочет идти в сад. Почему? Потому что ему старший мальчик пригрозил, что побьет; потому что бонна одной девочки сказала, что пожалуется на него; потому что садовник погрозил ему палкой за то, что он на газон за мячиком полез; потому что он обещал мальчику марку принести, а она куда-то задевалась.
Есть капризные дети, я их немало видел на своих приемах. Эти дети знают, чего хотят, но им этого не дают, им не хватает дыхания, они задыхаются под бременем родительской опеки. Дети вообще относятся к взрослым весьма прохладно, а предельно капризные дети свое окружение презирают и ненавидят. Неразумной любовью можно искалечить ребенка, и закон должен взять его под свою защиту.
81
Мы обрядили детей в мундир детства и верим, что они нас любят, уважают, доверяют, что они невинны, доверчивы, благодарны. Мы с упоением играем роль бескорыстных опекунов, умиляемся при мысли о принесенных нами жертвах, и, можно сказать, до поры до времени нам с ними неплохо. Сначала они верят, потом сомневаются, пытаются отбросить подкрадывающиеся исподволь сомнения, иной раз пробуют бороться с ними, а увидев бессмысленность борьбы, начинают водить нас за нос, подкупать, обманывать.
Они подкупают нас просьбой, благодарной улыбкой, поцелуем, шуткой, послушанием, подкупают сделанными нам уступками, редко и тактично дают нам понять, что и у них есть кое-какие права, иной раз берут нас измором, а иной раз открыто спрашивают: «А что я за это буду иметь?»
Сто лиц покорных и взбунтовавшихся невольников.
— Некрасиво, нездорово, грешно. Пани в школе говорила. Ой, если бы мама знала.
— Не хочешь — можешь идти. Твоя пани не умней тебя. Ну и что ж, что мама знает, что она мне сделает?
Мы не любим, когда отчитываемый нами ребенок что-то бурчит себе под нос, потому что в гневе с уст слета ют искренние слова, которые мы слышать не желаем.
У ребенка есть совесть, но ее голос молчит в мелких ежедневных стычках, зато выплывает потаенная ненависть к деспотической и, следовательно, несправедливой власти сильных и поэтому безответственных.
Если ребенок любит веселого дядюшку, то за то, что благодаря ему имеет минуту свободы, за то, что он вносит в дом жизнь, за то, что принес ему подарок. А подарок ценен тем, что удовлетворил давно лелеемую мечту. Ребенок намного меньше ценит подарки, чем мы думаем, неохотно принимает их от несимпатичных ему людей:
«Он думает, что купил меня», — кипит в его душе.
82
Взрослые не умны, они не умеют пользоваться свободой, которой располагают. Они такие счастливые, все могут купить, что хотят, все им можно, а они всегда на что-то злятся, кричат по пустякам. Взрослые не все знают, часто отвечают, чтобы отвязаться, или шутят, или так, что попять невозможно, один говорит одно, другой — другое, и неизвестно, кто говорит правду. Сколько на небе звезд? Как по-негритянски будет тетрадь? Как засыпает человек? Живая ли вода, и откуда она знает, что сейчас ноль градусов, что из нес должен сделаться лед? Где находится ад? Как тот пан сделал, что в шляпе из часов приготовилась яичница, и часы целы, и шляпа не испортилась: это чудо?
Взрослые не добрые. Родители дают детям есть, но это они вынуждены делать, иначе мы бы умерли. Они ничего детям не разрешают, смеются, когда что-нибудь скажешь, вместо того, чтобы объяснить, нарочно дразнят, шутят. Они несправедливые, а когда их кто-нибудь обманывает, то они ему верят. Любят, чтобы к ним подлизывались. Когда они в хорошем настроении, то все можно, а когда злые, то все им мешает.
Взрослые лгут. Это вранье, что от конфеток делаются червячки, а если не заснешь, то тебя волк утащит, а если играть с огнем, то рыбы ловятся, а если бить друг друга ногами, то дьявола можно разбудить. Они не держат слова: обстают, а потом забывают, или выкручиваются, или в наказание не разрешают, да и так бы ведь не позволили.
Они велят говорить правду, а скажешь правду обижаются. Они двуличные: в глаза говорят одно, а за глаза другое, не любят кого-нибудь, а сами притворяются, будто любят. Только и слышишь от них: «Пожалуйста, спасибо, извините, кланяюсь». можно подумать, и в самом деле добрые.
Убедительно прошу вас обратить внимание на выражение лица ребенка, когда он, весело подбежав к вам, в запальчивости скажет или сделает что-нибудь неуместное, и вдруг вы резко одергиваете его.
Отец пишет, ребенок прибегает с чрезвычайным известием и тянет его за рукав. Он не понимает, что из-за этого на важном документе появится клякса. Обруганный, он смотрит полными удивления глазами: что случилось?
Опыт нескольких неуместных вопросов, неудавшихся шуток, выданных тайн, неосторожных признаний учит ребенка относиться к взрослым как к прирученным, но диким зверям, на которых никогда нельзя целиком положиться.
83
Кроме пренебрежения и антипатии, в отношении детей к взрослым можно заметить и некоторое отвращение.
Колючая борода, жесткое лицо, запах сигары отталкивают ребенка. После каждого поцелуя он старательно вытирает лицо, пока ему это не запретят. Большинство детей терпеть не могут, когда их берут на колени, если возьмешь его за руку — он осторожно высвобождает ее. Толстой заметил эту черту сельских детей, она свойственна всем не запуганным и не подавленным. О запахе пота, сильном аромате духов ребенок с отвращением говорит: «Воняет», — пока его не научат, что так говорить некрасиво, что духи пахнут очень хорошо, просто он в этом не разбирается…
Все эти господа и дамы с их отрыжкой, ломотой в костях, давлением, горечью во рту, боязнью сквозняков и сырости, со страхом перед перееданием, с кашлем, беззубые, еле ноги волочат, толстые, красные, сопящие, — все это так противно.
А эти их ласки, объятия, поцелуи, похлопывания по плечу, эта фамильярность, снисходительность, бессмысленные вопросы, смех неизвестно отчего.
— На кого похожа? Ого, какой большой стал. Поглядите только, как он растет! — Ребенок, смущенный, ждет, когда это кончится.
Им ничего не стоит сказать при всех: «Эй, штаны потеряешь», или:
«Ночью рыбу будешь ловить». Они неприличны…
Ребенок чувствует себя более чистым, лучше воспитанным, более достойным уважения. Иногда он это и сам говорит.
— Он боится есть, боится сырости. Трус. Я вот совсем ничего не боюсь. Раз они боятся, пускай сами и сидят на печи, нам-то почему они все запрещают?
Дождь: он выбежит из укрытия, постоит под ливнем, со смехом убежит, приглаживая волосы. Мороз: он согнет руки в локтях, сгорбится, ссутулит плечи, задержит дыхание, напряжет мускулы, пальцы коченеют, губы синие, поглазеет на похороны, на уличную драку и бежит погреться: брр, замерз, весело.
