Огонёшка - Маргарита Константиновна Агашина

Огонёшка? Что ж такого!

Это слово есть у нас!

И придумал это слово

Наш веселый дружный класс.

Припев:

Непонятное немножко,

Пусть живет, как все слова,

Наше слово — огонёшка.

Наша дружба — огонёшка,

Наша песня — огонёшка,

Огонек шестого класса «А»!

Мы мечтали, мы хотели,

Чтоб всегда, в любой денек

Загорался в каждом деле

Этот самый огонёк!

И не мышка, и не кошка

Нас от скуки увела.

Зажигает «Огонёшка»

Небывалые дела!

И опять припев. Я думала, последний куплет про кошку и мышку надо выбросить. Я его так просто написала. Но он всем больше всех понравился.

Музыка в песне, по-моему, народная. Мы сами не знаем, как она у нас получилась. Одну строчку Света на пианино подобрала, вторую — Талка спела. Потом Катя ещё немножко подпела. И получилось! Правда, наша музыка всем что-то очень знакомое напоминает. И бешки, как услышали нашу песню, так стали кричать: «Халтурщики!». Но Талка сказала, что это чья-то песня в нашей обработке!

* * *

Чем ближе подходил день заветного праздника, тем неспокойнее становилось на душе у Тольки Суханова. Толька храбрился. Ему просто не верилось, что этот новогодний вечер может обойтись без его участия! Он знал, как ценится на всех вечерах и праздниках любой человек, который умеет веселиться и веселить других. А это у Тольки получилось!

Но чем ближе был день 30 декабря, тем тревожнее становились Толькины думы, тем чаще он начинал сам себя успокаивать.

«Ничего! Пустят… — думал Толька. — Нет такого закона, чтоб человека из-за тройки последней радости лишали. И потом я им скажу: «Сами виноваты! Если бы вы мне раньше сказали, что не пустите, я бы эту тройку давно исправил…» А теперь, скажу, на вечер не пускаете? Человеку, скажу, и так тошно: тройка у него…»

Подумав так еще немного, Толька, кряхтя, доставал из папки учебник истории и садился к столу.

— Вот разозлюсь и выучу! Подумаешь! — громко говорил он сам себе, и раскрывал учебник, и начинал читать.

Но через пять минут Толька забывал про историю. Учебник как-то сам собой отползал в сторону, исторические имена и даты мгновенно вылетали из Толькиной головы, и он начинал мечтать.

…Вот в зале погас свет и вспыхнули цветные огни, и на столиках лежат конфеты и пирожки, а может, и пирожные… И все такие нарядные. И девчонки не в коричневых платьях, а во всяких там разноцветных… А на столиках — конфеты и даже пирожные! Александра Викторовна косы заколет не на затылке, а вокруг головы. Она на все праздники так делает. И станет такая красивая. И все запоют песню про «Огонёшку»… А на столиках — конфеты и пирожные. «Вот дались мне эти пирожные! — думал Толька. — Может, ещё никто и не принесёт никаких пирожных, а будет один чай… Чай? А? Кто же устроит чай? Про чай-то все и забыли!»

Толька обрадовался и стал мечтать дальше.

…Вот все сели за столики. А на столиках — конфеты и пирожные. А чаю-то и нет. И все скажут:

— Ах мы растяпы! Самое главное-то и забыли!

Или скажут:

— Чайку бы сейчас горяченького!

Или ещё можно сказать, как в пословице:

— Сухая ложка рот дерёт!

«Это я скажу эту пословицу, — думал Толька. — А все скажут: «Да, конечно». А Надежда Тарасовна скажет: «Ай да Суханов — молодец! Употребляет старинные пословицы. Они украшают нашу речь!»

«Или нет, — думал Толька. — Пусть про сухую ложку скажет кто-нибудь другой. Ну, — хоть Инка Вострикова, она всегда свою речь украшает. А я лучше в это самое время распахну дверь, и все ко мне повернутся, а у меня в руках поднос, а на нём чай, чай — стаканы, стаканы, прямо много стаканов, и пар идёт, и ложечки позвякивают… И все скажут: «Да! Толя!» Так и скажут — не Толька, а Толя.

Да, скажут, Толя! Ты настоящий человек. Мы тебя не ценили. Спасибо тебе за чай, за сахар. А про тройку ты, конечно, позабудь. Ерунда какая: одна тройка! Ты нас извини. И садись к нашему столику, вот у нас тут лежат конфеты и пирожные. (Вот привязались!) И я сяду, и возьму одну конфетку — «Мишку» или там «Тузика».

Намечтавшись вволю, Толька спокойно ложился спать.

А наутро, когда он, не утерпев, поделился своей выдумкой с Сашей, он узнал, что чай взяла на себя Александра Викторовна. Толька огорчился, но сказал:

— Ну ладно. Я ещё получше придумаю!

— Ты лучше историю выучи! — сказал Саша.

— И выучу, — неуверенно ответил Толька.

Вечером все начиналось сначала. Учебник истории лежал открытым на той же странице, Толька, подперев кулаком пухлую щеку, принимался мечтать заново.

«…Вот выйдут девчонки петь песню про «Огонёшку». А кто-нибудь скажет: «Жаль, у нас мальчики петь стесняются. Хорошо бы и у нас тоже мальчик пел, как Лёнька Котиков у бешек». А я скажу: «Пожалуйста! Вот он я. Я не стесняюсь. Я ради класса даже петь могу! Конечно, грустно петь, когда у тебя тройка. Но и готов и на это!» И все опять скажут: «Ах, какой ты молодец, Толя. Ты пой, не переживай, шут с ней, с твоей тройкой! Мы всем классом её за тебя исправим…»

— Толя, Толь! — подбежала к столу Маринка. Она была в шубке и в шапочке. Из-под рукавов болтались на верёвочках пуховые варежки!

— Вот, вечно все испортит! Помечтать не дают! — рассердился Толька. — Чего тебе?

— Толя, Толь! Мама сказала, мы с тобой сейчас пойдем ёлку покупать!

Как тут было сердиться? Толька оделся, завязал на спине у Маринки розовый шарфик, и они пошли к ёлочному базару.

У базара стояла толпа ребят, мам, пап и бабушек. Елок не было. На грязном снегу валялись у забора тощие голые деревца. Их ободранные, без единой иголочки, ветки торчали, как рыбьи рёбра. Под ногами шелестела осыпавшаяся хвоя, пахло лесом. Но ёлок не было. Маринка подняла мохнатую веточку, погладила её варежкой и вздохнула. Елок не было.

И вдруг все зашевелились. Мамы закричали, что надо становиться в очередь. А папы без крика ринулись навстречу подъезжавшей машине.

Машина, медленно разворачиваясь, въезжала в ворота. Гудела сирена, шофер накручивал баранку. А из-за кабины, из-за высоких бортов топорщились душистыми, пушистыми ветками молодые сосенки. Это было чудесно! Кто сказал, что сосна —