Жасмин - Алекс Белл

— Ты о чем? — спросила я.

— Ну... — она помедлила, но потом все же сказала: — Это не мое дело, но, мне кажется, тебе лучше держаться от Бена подальше какое-то время.

— Я и хочу держаться от него подальше. Он меня ужасно раздражает. Он груб, высокомерен, бестактен и жесток. Но он брат Лиама, и ему нужна моя помощь, так что у меня просто нет выбора.

Лора больше ничего не сказала. Она будто ушла в себя. Только на прощание бросила «пока» и я задумалась, не обидела ли я её чем-нибудь. Может, она расстроилась, что я вот так резко сорвалась и уезжаю раньше намеченного срока. Мне, конечно, было жаль, если это так, но я ничего не могла поделать. Я не могла остаться. Мне нужно было лететь с Беном.

Мы приехали в международный аэропорт Лос-Анджелеса, чтобы отправиться в Мюнхен, где-то после одиннадцати часов, и я старалась не думать, сколько времени нам с ним придется провести вместе. Но большую часть времени мы не разговаривали друг с другом. Бена, похоже, нисколько не волновало неловкое молчание, повисшее между нами, и он не предпринимал никаких попыток заговорить, а я была слишком занята мыслями о том, что недавно узнала. Как только мы сели в самолет, Бен вставил в уши наушники, отклонился на спинку кресла и закрыл глаза, положив конец любым дальнейшим вопросам, которые я могла бы задать.

Мы летели ночью, и я изо всех сил пыталась поспать. Но у меня ничего не получалось. Отчасти это было связано с тем, что Бен продолжал ерзать в кресле рядом со мной, явно находясь в стесненных условиях. Он все никак не мог устроиться. Из-за высокого роста, его коленям было определенно тесно. Мне же было холодно, даже с тоненьким пледом, который я получила от бортпроводницы. Но, в общем, я не очень возражала против бессонницы. Темнота, ночные огни и гул двигателей самолета меня расслабляли. Пока мы не добрались до Германии, я не должна была ни о чем думать, и ничего предпринимать. Я могла просто сидеть и получать удовольствие от полета.

Но в конечном итоге, я все-таки задремала на какое-то время, а потом мне приснилось, что я проснулась и посмотрела в иллюминатор. И увидела на крыле самолета черного лебедя. Это видение заставило меня проснуться по-настоящему. Я приподняла шторку, но за окном было темно, и ни единого признака черного лебедя на крыле. К сожалению, я случайно разбудила Бена.

— Не спится? — спросил он тихо.

— Нет. Замерзла, — соврала я, не желая признаваться, что меня мучил очередной кошмар, который и разбудил.

— Возьми мое одеяло, — предложил Бен, убирая его со своих колен и протягивая мне.

— О, — сказала я, опешив. — Спасибо, но лучше оставь его себе или ты...

— Все в порядке, — прервал меня Бен спокойным голосом. — Бери.

Его голос звучал как-то странно. Утомленно. Словно я была для него каким-то бременем, которого он не хотел и не просил. В общем, я забрала у него одеяло, испытывая досаду, что ему каким-то образом удалось заставить меня чувствовать вину. Но с еще одним одеялом мне стало теплее, и настроение улучшилось.

— Ты в порядке? — Он выглядел не просто усталым — у него был больной вид. С недавнего времени меня пугают больные люди. Поэтому я не могла вот так запросто отмахнуться от него. Тем более, после того, как я узнала, что иногда умирают на вид вполне здоровые люди. Вроде бы без всякой причины. Он смотрел на меня, а я надеялась, что это благодаря тусклому освещению салона его глаза кажутся такими глубоко запавшими.

— Ты должна понимать, насколько это сложно для меня, — ответил он.

— Что? Не любишь летать?

— Нет, я об этой ситуации.

Я уставилась на него, в очередной раз опешив.

— Ситуации? Если ты о смерти Лиама и обо всем, что мы узнали с тех пор, тогда конечно, я знаю, как это непросто для тебя, но мне в десятки раз сложнее!

— Это далеко от правды, — ровно произнес он.

Я знала, что из-за ссоры с братом ему было сейчас тяжело, но виноват в этом был только он сам. У него было время помириться, пока Лиам был жив. Если младший брат столько значил для него, то почему он не предпринял ни одной попытки к примирению? Лиам не держал обид, поэтому уверена — что бы между ними двумя не произошло — это была вина Бена.

— Жасмин...

Но я резко его прервала.

— У тебя был целый год, чтобы помириться с братом, а ты даже рождественской открытки ему не прислал!

К моему удивлению, Бен посмотрел на меня так, будто я отвесила ему пощечину, и я, молча, прокляла свой длинный язык.

Я сказала правду, но какой в ней смысл, ведь исправить уже ничего нельзя. Я было подумала, что он хотел что-то ответить, но Бен просто пожал плечами, откинулся на спинку сиденья и снова закрыл глаза.

Прибыв в Мюнхен, мы взяли машину в прокате и сняли два номера в отеле «Deutsche Eiche», в районе старого города. Перелет нас обоих утомил, а так как мы поели в самолете, то условились лечь пораньше. Отель оказался очень хорошим и по умеренным ценам. Но когда я добралась до своей двери, смежной с номером Бена, то обнаружила, что еще не хочу спать. Поэтому я достала свою скрипку, подключила наушники и какое-то время играла, сидя по-турецки на кровати. Электроскрипка — гениальное изобретение. Можно играть где угодно и когда угодно, но никто тебя не услышит.

Со стороны могло показаться, что я играю понарошку. Музыка была слышна только в наушниках. Через полчаса я почувствовала, что по-настоящему расслабилась, но сна до сих пор не было ни в одном глазу, поэтому я распаковала ноут и, воспользовавшись доступом в Интернет в номере, решила почитать про короля Людвига.

Лиам, а теперь и Бен, говоря о нем, называли его Лебединым королем, но почитав статьи в Интернете, я поняла, что чаще всего его называли Безумным королем, и это прозвище он получил задолго до смерти. Я нашла его фото, когда он, еще будучи совсем молодым, взошел на трон — Людвиг был очень красив, с умными и добрыми глазами. Скорее он походил на мечтателя, но никак не на безумца. Хотя, конечно, не всегда можно сказать по лицу человека, безумен он или нет...

Мне попалась цитата императрицы Елизаветы — знавшей Людвига, возможно, столь же хорошо, как и все остальные — в которой говорилось: «Король не сумасшедший; он просто эксцентричен и живет в мире грез». Мне очень понравилась её формулировка.

Из прочитанного я узнала, что смерть Людвига была очень странной. Понятно, почему с ней связывали теорию заговора. Десятого июня 1886 года он был признан невменяемым, арестован и препровожден в замок Берг на юге Мюнхена. Вечером тринадцатого июня он попросил профессора Гуддена (доктора, который три дня назад объявил его невменяемым) отправиться с ним на прогулку. Доктор согласился, по невыясненным причинам отослал двух сопровождавших их санитаров обратно, и дальше они с королём пошли одни. Их тела обнаружили в водах Штарнбергского озера, на мелководье, около 23:00 того же дня. Несмотря на то, что Людвиг был хорошим пловцом, и вода в месте, где их нашли, доходила королю по пояс, официальной версией было объявлено самоубийство. Ну а про такую неуместную смерть Гуддена на время забыли.

Я нашла сайт, на котором утверждалось, что Людвиг на самом деле не умер, когда плавал в тот день в озере, — Лебединый король сбежал в сказку, где и пребывает по сей день, ведь он куда лучше управляет сказочной страной, нежели человеческой.

Я вновь посмотрела на фотопортрет красивого молодого короля — эксцентричного мужчины, жившего в мире своих грез, — и мне стало невыносимо жаль, что жизнь его оборвалась так чудовищно, и неважно, убийство это было или самоубийство. Ему шел всего сорок первый год, слишком рано для смерти.

Следующим утром, после завтрака на скорую руку, мы отправились из отеля на встречу с Эдрианом Холсбахом.

Оказалось, что он работает в какой-то лаборатории на окраине Мюнхена. Я не знала, какую роль он сыграл в истории с Лиамом, но мне не понравился запах многоэтажки, который ударил мне в нос, стоило нам с Беном только войти. Внутри здание было слишком белым, глянцевым и душным. От этого места у меня мурашки пробежали по коже.

— Что это за лаборатория? — полушепотом спросила я у Бена.

— Косметическая, — кратко ответил он.

Мы остановились у столика регистрации и меня, мягко говоря, выбесило, когда сидевшая за столиком женщина с безукоризненным маникюром, окинула меня внимательным, оценивающим взглядом. Моя внешность совершенно терялась на фоне флуоресцентного освещения.

— Kann ich Ihnen helfen [3]? — спросила она, притворно радостно постукивая ногтями по столешнице.

— Sprechen Sie Englisch [4]? — спросил Бен.

— Разумеется, — ответила она.

— Мы бы хотели встретиться с Эдрианом Холсбахом.

— Он вас ожидает?

— Нет.

— Я позвоню в лабораторию, но он может быть занят, — сказала она, улыбаясь, потянувшись к телефону.

— Ваше имя, пожалуйста.

— Лиам Грейси, — ответил Бен.

Я бросила на него взгляд, пока секретарша набирала номер, на что он едва заметно покачал головой, и я промолчала.