Седая целительница - Зарина Солнцева

Как будто пробует на вкус, словно усладу отыскал в моем имени, и меня от этого в краску загоняет.

— Это из-за волос?

Наматывает одну прядь у виска себе на палец, и я, помня, кем был мой отец, из его же хищного племя, отрицательно машу головой.

— Нет, это потому что зимой родилась. Слабая, матушка думала, не выживу. А я выжила, выходит, зима благословила. Волосы потом посидели.

Говорю это и не могу скрыть стыд в голосе. Пока ребенком была, детишки соседские все время пальцем в меня тыкали. Стыдилась я своей, пускай и густой, длинной гривы серебристых волос. Оттого всегда под платком прятала.

— Мне нравится.

Тихо добавляет Горан, и я вскидываю голову, утаскивая прядь с его пальца.

— Рана затянулась. Бок еще семицу поберечь надо. Тяжело не поднимать. А в остальном моей помощи уже не надо.

Проговорила я и попыталась встать на ноги. Но голова закружилась, перед глазами залетели черные мошки, а слабые ноги подвели.

Я начала падать. Правда, не успела пискнуть, как крепкие руки волкодака схватили меня за талию, аккуратно устроив на лежанку.

— Эй, Снежка, ты чего?

С беспокойством поинтересовался он у меня, нависая сверху. Аккуратно очертил указательным пальцем брови.

— Плохо, милая моя?

Во мне хватило сил лишь кивнуть, и волкодак утешительно погладил меня костяшками пальцев по щеке.

— Сейчас отвару попью, и станет лучше.

Попыталась встать, но крепкая рука чернявого пригвоздила меня к лежаку.

— Не дергайся, — сурово зашептал, а потом повернулся лицом в сторону: — Вацлав, отправь кого-то в лазарет, пускай нужный отвар принясут. И Зоряна в лес на охоту, пускай птицу какую пожирнее приволочет да ягод каких.

— Хорошо, Горан.

Тут же подчинился святоволосый и с легким кивком покинул шатер, оставляя меня один на один с волкодаком.

— Лежи смирно, снежная моя. Да отдыхай, ты мне здоровенькой нужна.

Глава 6

— Ох!

Внезапный укол в грудь заставил черноволосую швею уронить иголку с проколотых пальцев. Трудолюбивая ладонь легла аккурат на сердце, усмиряя боль и тревогу.

— Что такое, Любавушка?

Рядом сидевшая Фрося оставила в покое пряжу и двинулась поближе к молодой женщине. Пусть Любава и была человеком новым в их лавке. Но боги наградили страницу золотыми руками и добрым сердцем. Оттого быстро все припали душой к ней.

— Сердце колет. Со Снежинкой что-то приключилось.

Баба Фрося нахмурила брови и присела рядом, погладив молодку по спине. О том, что у Любавы дочка есть, она узнала не сразу, молчала воздушница долгое время. Пока горюшка не накопилась, да тоска по кровиночке не взяла вверх. Разрыдалась однажды Любава на пустом месте, и тогда обо всем и рассказала.

Ефросиния поджала губы. Совестно ей было перед молодой голубой, чего уж скрывать. Своих сынков она успела припрятать в порту. Матросами. А дочка Любавы, судя по письмам, в самое пекло попала.

— Ну не накручивай ты себя. Сама же говорила, что любят боги твою красавицу. Чай, глядишь, жениха себе на фронте найдет, и домой скоро рука об руку вернутся.

Любава лишь покачала годовой, устало проведя проколотыми от иголок руками по лицу. Сил не было ждать, выть охота, как волчице. Материнская душа чуяла, что-то случилось у ее дитя.

И весточек уже две семицы как нет. А их Любава ждала, как дождя в засуху. Уже два лета прошло, а смириться с этим так и не смогла, иной раз еду приготовит и в две тарелки поставит. Для себя и Снежки. А потом как вспомнит, что далеко ее беловолосая красавица, упадет на лавку, горько заревет.

— Бабы, посмотрите, что за диво дивное.

В мастерскую залетела жена хозяйки лавки. Отпустив перед мастерицами черную мужскую рубаху, она пальцами указала на обережный рисунок из красно-зеленых нитей вдоль воротника.

— Мужик только что принес, сказал рукава подшить. Аккуратно, потому как вещь дорогая. А я смотрю, узор-то, точь-в-точь, как у нашей Любавушки!

Весело затрындела женщина, ударив ладонь об ладонь. Фрося потянула поближе к себе рубаху, присмотрелась.

— Так это и есть узор нашей Любавы.

— Да ну тебя, Фроська. — фыркнула хозяйка, скрестив руки на груди, глумливо хмыкнув своей подчиненной. — Откуда Любаве волкадаву рубахи расшивать? Да и вещь хоть и бережно хранимая, да сразу видно, старая. Уж не меньше десяти, али две десятки лет. Она еще девчонкой тогда была, да иглу в руках не держала!

Фрося мельком глянула на Любаву. А та побелела, как первый снег, глаза испуганно распахнуты, рот слегка приоткрыт. Пальцы судорожно комкают ткань под умелыми ручками.

— Он ушел?

Тихо спросила черноволосая, не отводя взгляд от рубахи.

— Зверь, что ли? — уточнила балаболка, а потом беспечно махнула рукой. — Ушел, конечно, к вечеру заедит за вещью. А что? Эй, Любава, ты куда? Любава!

— Воздухом подышать.

Обранила женщина, застыв в дверях, а потом подумала и резко развернулась, выйдя через задние двери.

Там внутренний дворик и место для работяг, нечего заезжим гостям там делать.

На слабых ногах она вышла во двор и судорожно вздохнула побольше воздуха. Сердце, казалось, сейчас выпорхнет испуганной пташкой из груди. Ну как так? Столько зим прошло? Столько времени утекло… И вот, снова он!

Предатель, обманщик. Лжец.

Отец ее любимой доченьки.

Сберег рубаху, которую она ему исшила двадцать зим назад. Зачем? Почему?

Двор оказался почти пуст, только пара всадников чуть поодаль поили своих скакунов у колодца. Пришибленная увиденным, женщина сделала еще пару шагов и сразу не разглядела, а ведь всадники-то были зверолюдьми. Высокие, широкоплечие, одетые налегке, с длинной гривой волос. Белых волос.

Узрев красивую женщину, волки тут же навострили взгляд и принялись перешептываться.

— Хватит трындеть! Седлайте лошадей, в путь пора!

Этот голос, словно брошенное копье, прошиб ее насквозь. Любава испуганно замерла на месте и вгляделась в статного мужика с серебристыми волосами до плеч, сидевшего к ней спиной.

Буран.

Неужто он.

Так хозяйка сказала, что он ушел…

Что он…

Пустое это! Некогда думать, да как клуша стоять посреди двора. Зачем с ним взглядом встречаться? Когда от одного его голоса вспоминаешь холодные стены в подвалах дворца… Казалось, прямо сейчас снова разошлись раны от розг по спине, пятки обожгло болью от ожогов. И все из-за него! Предателя! Который попользовал и бросил!

Быстро развернувшись, испуганная и злая женщина поспешила быстрым шагом обратно в мастерскую.

Авось не увидит. И пронесет. Но не успела, на крылечке выскочила жена хозяина лавки, деловито уперла руки в бока и громко так крикнула недовольно:

— Любава, и долго мне тебя ждать⁈ Рубаха сама себя