Паром - Фазиль Искандер

Гневная реплика бога

Когда возносятся моленья.Стараясь небо пропороть:— Прости, Господь, грехопаденье.Чины, гордыню, зелье, плоть…Теряет вдруг долготерпеньеИ так ответствует Господь:— Вы надоели мне, как мухи!От мытарей спасенья нет!Ну, ладно бы еще старухи.Но вам-то что во цвете лет?!Я дал вам все, чем сам владею.Душа — энергия небес.Так действуйте в согласье с неюСо мною вместе или без!Не ждите дармовых чудес.Я чудесами не владею!У нас по этой части бес.Душа — энергия небес.Тупицам развивать идеюОтказываюсь наотрез!

Русский язык

Когда фанатик-словоблудДал тезис черни: бить лежачих!В халтуру выродился трудИ стало подвигом ишачить.

Когда рябой упырь народРаспял, размазал сапогами.Растлил, как женщину, урод.Под нары затолкав пинками.

Когда морозный нашатырьБил прямо в зубы за Уралом,Народ в телятниках в СибирьВалил, валясь лесоповалом…

Среди загаженных святыньКто не признал холопских лямок.Кто встал твердынею твердынь?Дух языка, воздушный замок!

Какое диво, что сатрапНе охамил твои чертоги.Народу в глотку вбивший кляпС тобой не совладал в итоге!

Цитатки, цыканье, цифирь.Как сатанинское обличье.Кровосмесительный пузырь.Лакейское косноязычье!

А что народ? И стар и мал.Растерзанный и полудикий,У репродуктора внималКамланью грозного владыки.

Язык! Как некогда ГосподьПод этим грустным небосводом,Животворя и сушь и водь,Склонись над собственным народом.

Всей мощью голоса тебеДано сказать по праву, Отче:— Очухайся в дурной гульбе.День Божий отличи от ночи!

Иначе все! И сам языкУйдет под чуждые созвездья.Останется животный мыкЗа согреховное бесчестье!

…Когда-нибудь под треск и свистРодную речь эфир означит.В мазуте страшный тракторист.Не зная сам чему, заплачет.

Возвращение

Мне снилось: мы в Чегеме за обедомПод яблоней. А мама рядом с дедомВ струистой и тенистой полосе.Жива! Жива! И те, что рядом все:Дядья и тетки и двоюродные братья.На бедной маме траурное платье.О мертвых память: значит, это явь.Дымится мясо на столе и мамалыга,(Кто в трауре, тот жив — точна улика!)И горы зелени и свежая аджика.А брат кивает на нее: — Приправь!Кусок козлятины, горячий и скользящий.Тяну к себе, сжимая нежный хрящик.И за аджикой. Но козлятины кусокВдруг выскользнул и шмякнулся у ног.Как в детстве не решаюсь: брать? Не брать? —Бери, бери! — кивнул все тот же брат, —Здесь нет микробов… — Замер виноватоИ покосился на второго брата.Но почему? Догадкою смущаюсьИ чувствую: плыву, плыву, смещаюсь.И лица братьев медленно поблекли.И словно в перевернутом бинокле.Себя я вижу чуть ли не младенцем.А рядом мама мокрым полотенцемОтвеивает малярийный жар.Мне так теперь понятен этот дар!Сладящая, склонившаяся жалость.Там на земле от мамы мне досталась.Там утро новое и первый аппетит,И градусник подмышку холодит.Там море теплое! Я к морю удираю,С разбегу бухаюсь и под скалу ныряю.Вся в мидиях скала, как в птичьих гнездах.Выныривай, выпрыгивай на воздух!Ногой — о дно и выпрыгни, как мяч!Спокоен берег и песок горяч.Домой! Домой! Там мама на порогеМеня встречает в радостной тревоге:— Ты был?.. — Молчу. Чтоб не соврать, молчу я.Полулизнет плечо, полуцелуя.И эта соль и эта боль сквозная —Вся недолюбленная жизнь моя земная!Тогда зачем я здесь? Зачем? Зачем?Во сне я думаю… А между темВторой мой брат на первого взглянул,И ярость обозначившихся скулБыла страшна. И шепот, как сквозняк,Беззвучно дунул: — Сорвалось, тюфяк!Я пробудился. Сновиденья нитьРаспутывая, понял: буду жить.Без радости особой почему-то.Но кто сильней любил меня оттуда.Не знаю я. Обоим не пеняю.Но простодушного охотней вспоминаю.Он и аджику предложил, чтоб эту местностьЯ подперчил и не заметил пресность.

Жизнь заколодило, как партия в бильярд…

Жизнь заколодило, как партия в бильярдВ каком-нибудь районном грязном клубе.Здесь на земле давно не нужен бард,А мы толчем слова, как воду в ступе.

И все-таки за нами эта твердьИ лучшая по времени награда:Для сильной совести презрительная смертьПод натиском всемирного распада.

Язык

Не материнским молоком,Не разумом, не слухом,Я вызван русским языкомДля встречи с Божьим духом.

Чтоб, выйдя из любых горнилИ не сгорев от жажды,Я с ним по-русски говорил,Он захотел однажды.

Опала

Еще по-прежнему ты веселИ с сигаретою в зубахДымишь из модерновых креселВо всех присутственных местах.

Еще ты шутишь с секретаршейИ даришь ей карандаши.Но сумеречный призрак фальшиКолышется на дне души.

Еще в начальственном обличьеНичто и не сулит беду,Но с неким траурным приличиемТебе кивнули на ходу.

Еще ты ходишь в учрежденье,Еще ты свойский человек.Но желтой лайкой отчужденияСтянуло головы коллег.

И тот, кого считал ты братом,С тобой столкнувшись невзначай.Как бы кричит молчащим взглядом:— Не замарай, не замарай!

И как там стойкостью ни хвастай,Прокол, зияние в судьбе.Зрак византийский государстваОстановился на тебе.

Хорошая боль головная…

Хорошая боль головнаяС утра и графинчик на стол.Закуска почти никакая.Холодный и свежий рассол.

Ты выпил одну и другуюЗадумчиво, может быть, три.Гармония, боль атакуя.Затеплится тихо внутри.

И нежность нисходит такая.Всемирный уют и покой.Хорошая боль головнаяИзбавит тебя от дурной!

Народ

Когда я собираю лица,Как бы в одно лицо — народ,В глазах мучительно двоится.Встают — святая и урод.

Я вижу чесучовый кительУполномоченного лжи.Расставил ноги победительНад побежденным полем ржи.

Я вижу вкрадчивого хама.Тварь, растоптавшую творца.И хочется огнем ИсламаС ним рассчитаться до конца.

Но было же! У полустанкаВ больших, разбитых сапогахСтояла женщина-крестьянкаС больным ребенком на руках.

Она ладонью подтыкалаНад личиком прозрачным шаль.И никого не попрекалаЕе опрятная печаль.

Какие-то пожитки в торбеИ этот старенький тулуп.И не было у мира скорбиСмиренней этих глаз и губ.

…А Русь по-прежнему двоится,Как и двоилась испокон.И может быть, отцеубийцаТакой вот матерью рожден.

Высота

В необоримой красотеКавказ ребристый.Стою один на высотеТри тыщи триста…

В лицо ударил ветерок.Так на перронеМорозные коснулись щекТвои ладони.

Почти из мирозданья вдальХочу сигналить:— Ты соскреби с души печаль.Как с окон наледь.

Карабкается из лощинНа хвойных лапахНастоянный на льдах вершинДолины запах.

Толпятся горы в облаках,Друг друга грея,Так дремлют кони на лугах,На шее — шея.

Так дремлют кони на лугах,На гриве — грива.А время движется в горахНеторопливо.

Вершину трогаю стопой,А рядом в ямеКлубится воздух голубой.Как спирта пламя.

Нагромождение времен.Пласты в разрезе.Окаменение и сонВсемирной спеси.

Провал в беспамятные дни,Разрывы, сдвиги.Не все предвидели они —Лобастых книги.

Но так неотвратим наш путьВ любовь и в люди.Всеобщую я должен сутьС любовной сутью

Связать! Иначе прах и дымБез слез, без кляуз.Так мавром сказано одним:— Наступит хаос.

Связать! Иначе жизни нет.Иначе разом Толчок!И надвое хребетХребтом Кавказа.

Король кафе «Националь»