Страсть к размножению - Константин Уваров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я, как пишут писатели, однажды был маленький, лежал в темной комнате, и какой-то добренький дяденька нашептал мне на ушко детское бесстыдное, как получать живительную влагу. Я наполучал ее, благо нашлось откуда, и тут же впитал.
Послышались женские шаги одной пары ног. Жена не оставила меня в беде.
События развились, оказывается, следующим образом:
Отклик не заставил себя ждать. Он злобен был. В нем не нашлось места для смутного чувства, когда-то возникшего между нами, кабанами. Это чудаковатое письмо я долго хранил, потом выбросил.
Я пригорюнился и начал глотать это самое все необходимое. Я ни умно, ни красиво, ни как иначе - ровно честно, как мне кажется теперь, и просто грустно, как это было на самом деле, выполнил свое обязательство. Сердце мое колотилось - не от горя, нет, друзья мои, не от страха - от чудовищной дозы снотворного. Жена и многие другие ушли купаться, так что времени было предостаточно: Я упал на подушку лицом вниз и ткнулся в нее зажженной беломориной.
АРХИВ
( Настоящее стихотворение Ирины Костенко)
Мы учились врать в тишине ночной, -
Быстрых рук молниеносное мельканье
Мы учимся по утрам вставать,
Как будто незнакомы, и все - случайно.
Мы учимся своих друзей предавать,
Оправдываясь бессмысленной материей
И учимся потом в одиночестве дней
Биться в острой истерии.
Мы учимся улыбкой оскал зубов прикрывать
И в самых близких, надежных, преданных
Даже не в грудь - со спины стрелять...
........( неразборчиво )........
Мы учимся надевать слепые маски с пустыми глазницами,
Со вздутыми венами на висках,
А потом мы смеем мечтать о синей птице,
Хотя давно уже в плесени тисках.
Мы учимся забывать возлюбленных,
Единственных на расхожих менять.
Мы учимся ремеслам денежным
Ложиться за мятые бумажки в кровать.
Но когда одна, в пустом проеме комнаты,
Поднимаю глаза к звездной ночи:
О Господи! Прости за все человечество, -
Заблудшие души людей спаси...
Май, 1989 г.
Что произошло дальше
Шло время. Я не умирал. Жизнь шла. Где-то на кухне Златка, Женька Райнеш, Светка Ткачева, Склиф и еще неведомо какой дракон и маленькая зверушка пили чай и смеялись своими безнадежными голосами.
Я ненавидел их. Но не умирал. "Я - лошадь," - подумал я. "В натуре, лошадь".
И вдруг, как зеркало Снежной Королевы, я раскололся на тысячи, миллионы Константинов Уваровых. Это были уже зрелые, опытные, злые люди. Они были рождены, чтобы мстить. Еще впереди и искалеченная судьба Марины Щербины, и сломленная психика Тани Коноваловой, и многое другое, а уже так зло они смотрят на мир. Если они что-то и сделают с доброй душой, то лишь оттого, что где-то в потаенном уголке сердца шевельнется у того или иного чудовища воспоминание: Ирина.
Так вот, дорогой читатель, без лишнего преувеличения скажу, что с этого момента мое повествование превращается в своего рода прямую трансляцию матча "Ирина Костенко - Константины Уваровы - Человечество (остальное) ". Так что советую вам поболеть за Константина, если конечно вы не мечтаете проснуться как-нибудь утречком с монтировкой в голове, разделив, таким образом участь всего остального человечества, прощелкавшего клювом возможность поддержать, поболеть изо всех сил за Константина этой ночью.
С тех пор 10 июня 1989 года я считаю Датой Смерти Человечества. На смену тому, доброму и ласкающемуся, пришло человечество новое - злобное и ненасытное.
Так я начал становиться мужчиной. С тех пор прошли годы. Я выучился вести светские беседы, завел влиятельные знакомства, чуть не сторчался, но чуть не считается: ведь нашему полчищу всегда надо быть начеку.
История Ирины - это тоже часть моей истории.
Так вот, с тех пор, я слышал, она закончила Университет, работала в снабжении ( ей даже удалось скопить деньжат на нутриевую шубку), потом устроилась работать секретаршей.
Один раз, где-то через год мы столкнулись в фойе Университета. Она сказала : "Привет". Она не подумала, что она для меня значит - не потому, что я не давал повода ей это предположить, нет, просто она до смешного мало думала.
А я думал до слез много и выдумал целую жизнь, полную печалей и приключений, и прожил ее, и написал здесь о ней так много.
Сейчас подойду к тебе, взрослому, понарошку трехногий, с понтом невоспитанный и доложу с неподдельной популяризаторской ноткой: « Весь мир - театр. Сплошные спектакли... Хули вылупился?", - зная, что не театр продуманный окружил нас, что сам - девственнее любого неразгаданного кроссворда, что полон возможностей писать в клеточках ахинею и даже высылать потенциальным отгадчикам, не купившимся на мякину актерства или даже простого зрительства, и потому обладающим правом записи, фотоснимки и действующие модели слов, отгаданных неверно и ведущих в тупик, но выполненные в натуральную величину. Одену, тряхнув стариной, отпугивающие нетворчески настроенных зевак штаны на лямках и, желая обозначить себя на двадцать третьем году жизни как "известный русский поэт" по горизонтали - Есенин, а не как возможный "Маршак", впишу тщательно фальсифицированный "основной предмет обихода в молодости" - "стакан" в причинные клеточки, которые и обласкают взгляд столь нужным здесь и сейчас следствием - шестой буквой "н", и вот, не успев дописать свою фамилию в полупустые клеточки, уже бегу к зеркалу и кричу: "Проведите, проведите меня к нему, я хочу видеть этого человека", и вот уже подхожу с легкостью Эдипа, к загадке, над которой академики икали, и с облегчением вспоминаю фамилию прототипа, на все восемь клеточек падая по вертикали. Теперь, на предгробный мир раскрывая глаза, я слишком крикливо произношу своё "здрасте", чтобы предупредить о маршруте "Базар-вокзал", где девчонки и мальчишки, как составные части. Советы раздавать считаю своим долгом, вашим долгом считаю кивать: увидите "река в России" - пишите "Волга", поймете, что наебались - читайте "Волга"
ГЛАВА 2
Время летчиков
( FUTURE IN THE PAST INDEFINITE TENSE )
Глава содержит вставную историю о том, как окончательно смешалось великое и смешное, несмешное и невеликое, детектив и политика, гонор и самокритика, зачатки шпионажа, и я туда же.
Всё, что туманит и мучит, что поднимает со дна муть вещей, все зловредные истины, всё, что рвет жилы и сушит мозг, вся подспудная чертовщина жизни и мысли; всё зло в представлении безумного Ахава стало видимым и доступным для мести в облике Моби Дика.
Г. Мелвил
14 февраля 1992 года, в 18.05 местного времени, мы встретились на северном углу улиц Блюхера и Комсомольская, что в Свердловске. Она была элегантно и богато одетой девушкой 23-ёх лет, а я, в свою очередь, - видавшим виды юношей.
- Привет, - сказала она.
- Привет, сказал я. Её лицо показалось мне знакомым.
- Не узнаёшь? - спросила она.
- Ирка! - я был вне себя.
Мы сели в трамвай провожать ее на электричку.
И тут-то она сказала, что живёт в Свердловске, плохо, снимает квартиру.
И тут-то она взяла меня под руку.
И тут-то она в ответ на то, что я очень рад её видеть, ответила, что тоже, в общем-то, довольна.
И тут-то она сказала : « Не теряйся".
И тут-то она попросилась ехать со мной в мае в Одессу.
И тут-то она уехала ( не осталась со мной ).
Всё это заняло полчаса. Таковы были факты. Почему она была так мила, нарастающе мила со мной к концу разговора? Я, между прочим, давно уже научился отсекать второстепенное, выделяя лишь то, что мне нравилось, и, следовательно, было мне необходимо. Таким образом я перешел к анализу. Мила... Призрак старой, более духовной жизни в моем лице? Учтивость - в ответ на мою? Возможно, просто моё обаяние? Или эйфория человеческого общения, столь редкого в наши дни?
"Эйфория скоро пройдет, - напряженно думал я, возвращаясь с вокзала. - У неё, по крайней мере."
Тысячи, миллионы Константинов Уваровых, экстренно собранные в одном теле, скоропостижно радовались, покупали маленькие, оказавшиеся противными, шоколадки, неистово ходили по городу и неслышно для уха непрофессионала цокали мозгами.
А в это время случилось так, что некое божество, ныне курирующее запои и их организаторов, назовём его для краткости и правдивости Богм, лично взял вести моё личное дело. Я, на мой взгляд, являлся если не его докторской диссертацией, то хотя бы возможностью реабилитации его в глазах самых первосортных богов - таких, как зороастрийский бог времени Диван, или Валет (бог, олицетворяющий алчность в иудаистской мифологии ), возможностью получения им звания бога первой категории. Неудивительно, что в моей жизни этому богу было суждено сыграть такую важную роль: я был его последней надеждой. Стоит немного подробнее рассказать о нем на страницах этой книги. Это был бог интересной судьбы, или, как сказали бы раньше, творчество его было неоднозначно. Когда-то он подавал надежды, некоторое время даже был ответственен за планомерное и всестороннее проведение в жизнь первого закона Ньютона, но не оправдал возложенного доверия и, пониженный в должности, долгое время возглавлял вкус майонеза. Ныне он вовсе опустился и проводил свой досуг с нимфой гнилых помидоров, стариком Хотябычем и другими богами старой закваски.