Кольцо приключений. Книга 3. Кольцо России - Олег Северюхин

Эту квартиру я купил и оформил все документы на Катерину. Когда меня не будет, она будет жить здесь, а не мыкаться по разным углам. Пусть живет по-человечески. Но об этом я ей пока не сказал.

Я вас поглажу мягкой лапойИ промурчу вам комплименты,И подарю девчонке слабойЛюбви приятные моменты.

Проснетесь вы в постели смятой,Храня моих усов касанья,И на дворе уж час десятый,А вы прикрыты легкой тканью.

Вставайте быстро, все забудьте,Чего же ночью не приснится,О встрече нашей в Книге судебЕсть запись на седьмой странице.

Глава 22

Время шло так быстро, что отдельными кадрами кинохроники промелькнуло избрание Первой Государственной Думы, которая просуществовала всего несколько месяцев, и была распущена за свою революционность. Причем в решении самого главного для России вопроса – аграрного. И Петр Аркадьевич к роспуску Думы приложил свою руку.

В начале июля 1906 года я позвонил Столыпину домой. На дачу на Аптекарском острове. Не удивляйтесь. В то время можно было поговорить с любым телефонизированным чиновником империи, а с премьер-министром и столкнуться где-нибудь в Пассаже или увидеть его в ложе в театре, и при этом никто не обыскивает зрителей, не пропускает их через металлодетектор и не заглядывает в дамские сумочки.

Каламбурно, но правильно: чем народнее руководитель, тем он дальше от народа. Правда, у премьер-министра на даче сидел дежурный телефонист, который вежливо осведомлялся, кто звонит т по какому вопросу. Я представился коротко – конфидент по государственному вопросу.

– Я слушаю вас, – раздался в трубке приятный голос господина Столыпина.

– Здравствуйте, Петр Аркадьевич, это ваш вечерний собеседник, – сказал я.

В трубке воцарилось молчание.

– Вы живы? – спросил премьер.

– Жив и если вы не возражаете, то хотел бы с вами как-то увидеться. Вопрос уж очень безотлагательный, – сказал я.

– Хорошо. Запоминайте цифры – 18621906. Запомнили? Сегодня к вечеру на Центральном телеграфе получите письмо до востребования на данный номер с указанием времени и места, где мы встретимся, – сообщил мне Петр Аркадьевич.

Интересно, вроде бы и не революционер Столыпин, а навыки конспирации почище всякого революционера будут.

Получив письмо, я немного погулял по улице, чтобы посмотреть, не пущен ли мной «хвост». При желании, «хвост» выявляется за пятнадцать минут, читал я мемуары некоторых людей. Через пятнадцать минут, и я сказал себе: если они знают, что я должен получить письмо до востребования на телеграфе, то они, естественно, ознакомились с его содержанием и спокойно ждут меня «на хазе». И крутиться для выявления слежки будет только тот, кто всей литературе предпочитает детективы.

Конспиративная квартира находилась недалеко от нашей с Катериной квартиры. Я ничего не сделал и мне нечего бояться, поэтому в квартиру я вошел спокойно. Меня встретил человек в штатском, но с военной выправкой и провел меня в комнату, где за столом сидел Петр Столыпин.

Присмотревшись ко мне, он сказал:

– Вас совершенно не узнать, отец Петр, я и то узнаю вас по глазам да по жестикуляции. Присаживайтесь, мне всегда было интересно разговаривать с вами, а сейчас особенно. Хочется выслушать ваши мнения по поводу Государственной Думы, задать несколько вопросов и послушать, что за дело государственной важности вы имеете ко мне.

– Называйте меня Павел Петрович, Ваше превосходительство, – сказал я. – После покушения я постарался спрятаться, потому что убийцы на этом не остановятся.

– Вы удивитесь, Павел Петрович, но ваш однофамилец не имеет к этому никакого отношения. Наоборот он не верит в то, что вы убиты, и ищет встречи с вами, – сказал Столыпин. – Что ему нужно от вас, не понятно, но он очень нуждается в вас, несмотря на то, что вы внесли сумятицу во власть предержащих и в простых обывателей государства Российского.

– А как вы считаете, Петр Аркадьевич, стоит мне встречаться с Григорием Распутиным, – спросил я, – не может ли это быть ловушкой, чтобы устранить меня окончательно?

– Не волнуйтесь Павел Петрович, я устрою вашу встречу в квартире, которую никто не найдет. Григория привезут к вам с завязанными глазами, а вы постарайтесь с неделю не бриться, чтобы быть похожим на того, кем вы были, – улыбнулся Столыпин. – А сейчас я бы хотел услышать ваше мнение по поводу Первой Думы.

– Что можно сказать нового по поводу разгона несчастной Думы? – с некоторой расстановкой слов сказал я. – Дума не настолько революционна, чем вторая, третья и последующие и ее разгон только показывает, что октябрьский манифест мера вынужденная, и государство не собирается исполнять взятые на себя обязательства. Думская трибуна – это отличный свисток, придуманный в странах западных демократий, для того чтобы выпускать пар, который скапливается в обществе. Только пар России начал выпускаться, как августейшая особа испугалась и приняла решении о роспуске Думы. Кто же предложил царю разогнать Госдуму, а, Петр Аркадьевич?

– Знаете, Павел Петрович, – сказал Столыпин, – я разрешаю вам говорить со мной так только потому, что вы человек особый и чувствуете или знаете что-то такое, что недоступно абсолютному большинству людей.

Вы что-то сделали с наследником и у него улучшились анализы крови. Сейчас анализы стали ухудшаться и, как мне кажется, Григорий Распутин начал дергаться только потому, что он ничего не может сделать без вас и теряет свое положение при дворе.

Цесаревича жалко, вы уж помогите, как сможете, а я переговорю с Его императорским величеством и обеспечу вашу охрану. Речь уже не о гоноре, а о престолонаследии. Наследник плачет, боли, опухают коленки, суставы на руках, жалко императрицу и императора, родители всегда больше всех переживают за своих детей.

А вот по поводу Госдумы позвольте мне с вами не согласиться. Правительство внесло основной для России закон – об аграрной реформе. Россия – аграрная страна и от развития сельского хозяйства будет зависеть развитие других отраслей хозяйства страны. Что мы предложили депутатам? Создать слой зажиточных законопослушных крестьян-фермеров вместо общины и модернизировать сельское хозяйство в руках частных собственников. Для этого закон должен поощрять крестьян выходить из общины на отруба и хутора, обеспечивать содействие Крестьянского банка в покупке земель и переселение бедноты в Сибирь. И ведь что они удумали? Посягнуть на дворянское землевладение. Да как они посмели прикасаться к землям, которые за верную службу дарованы государем-императором или земли, являющиеся вотчинами предков наших…

Петр Аркадьевич говорил, а сам сжимал кулаки, как будто хотел вдарить по физиономии первого попавшегося депутата Государственной Думы за то, что он смел покуситься на достояние рода Столыпиных. Да знают ли они, что бабушка великого русского поэта Михаила Лермонтова была из рода Столыпиных? Нет, Столыпина не перевернуть. Он будет делать так, как подсказывает его принадлежность к дворянству и как воспитали его в духе верноподданичества и сохранения всех устоев государства.

Единственное достижение – то, что на московских баррикадах не было сражений и все свелось к мародерству. Неизвестно, насколько это изменит ситуацию. Похоже, что не изменит совсем, потому что впереди Россию ждет участие в кровопролитной войне, которой воспользуются большевики, чтобы всеми силами добиваться поражения Россия в войне и перевести войну империалистическую в войну гражданскую. В новой войне обученный и вооруженный пролетарий и крестьянство скинут любую власть, на которую ей укажут пальцем, выберут достойных представителей с горячим сердцем и холодной головой в расстрельные команды и сторожами на вышки в концлагерях.

Собственно говоря, свою миссию я могу считать законченной. История никому не даст повернуть себя круто в сторону. Любое препятствие она обойдет и пойдет дальше по проложенному для нее пути.

– Петр Аркадьевич, по имеющимся у меня данным, боевая группа эсеров-максималистов под видом офицеров фельдъегерской связи в середине августа попытается взорвать дачу на Аптекарском острове, где находится ваша семья, и где вы проводите свободное и выходное время, – сказал я, – примите, пожалуйста, повышенные меры безопасности.

– Ха-ха, – засмеялся Столыпин, – даже среди эсеров есть порядочные люди, и они никогда не посмеют взорвать частный дом, куда приходят и просители и где находятся моя семья. Что вы еще мне можете рассказать, Павел Петрович?

– Вы зря смеетесь и не верите мне. Если хотите, то я могу дать вам полный текст вашего первого выступления во второй Государственной Думе, – сказал я.