Поправка за поправкой - Джозеф Хеллер

Сказать, что он многое узнавал из читаемых книг, нельзя, поскольку Капитан изменял согласно собственному вкусу едва ли не каждый прочитанный факт. Италия стала для него страной праздников и мандолин, где единственным средством передвижения были гондолы. Испания лишилась угольных шахт, вся поросла цитрусовыми рощами, а женщины ее оказались настолько же плодовитыми, насколько плодородной была испанская земля, — темноволосые, темноглазые, все до одной красивые, трепещущие от страсти и падкие до здорового, неискоренимо языческого блуда.

Странствия Капитана все продолжались, теперь он ставил выше всех прочих судов «Королеву Елизавету» — не за одни присущие этому лайнеру достоинства, но и по причине порождаемых его названием исторических ассоциаций. Определения елизаветинцев как «расы гигантов, уничтоженной Потопом» Капитан ни разу не слышал, однако согласился бы с ним всецело, а имена Шекспира, Чосера, Мильтона, Релея, Байрона, Дрейка и Ньютона звучали для него как хвалебные песни.

Конечно, война все изменила. Услышав зов долга, Капитан сразу понял, что должен делать, и сделал это без колебаний. Он записался в торговый флот и начал, вопреки советам его брокера, продавать свои ценные бумаги и покупать военные облигации.

То были тяжелые для Капитана годы — годы, в которые плавание до Мурманска занимало больше времени, чем полет на Марс. Судно его торпедировали снова и снова, всего насчиталось восемнадцать кораблекрушений, а однажды, после того как его спасательный плот целых три дня проносило по волнам во время шторма, когда не было видно ни зги, Капитан слег с острым несварением желудка.

— Жареные устрицы, — недовольно бурчал доктор Беренсен, пребывавший в настроении кислом и ворчливом. — Когда ты наконец повзрослеешь?

— Слишком много воды, — объяснил Капитан.

— Это ты о чем?

Капитан подавил улыбку, настроение у него было теперь, когда самые серьезные его страхи рассеялись, превосходное. Поглаживая розовым мизинцем белые усы, он лежал, накрытый одеялом, в постели и выглядел в темно-синей пижамной паре франтовато и нарядно.

— Слишком много воды, — повторил он. — В ней вся и причина.

— Вода тебе навредить не может. В отличие от того, что ты ешь. Надо быть поосторожнее, Эндрю.

— Нет, дело именно в воде, — весело настаивал Капитан. — Ледяная вода для человека моих лет не шутка.

— Ну так не пей ледяную воду, — сказал доктор Беренсен. — И не ешь жареного. А сейчас поспи. Я приду завтра.

— Ты не понимаешь, — продолжал этот опасный разговор Капитан. — Меня торпедировали.

— Нас всех торпедировали, — устало сказал доктор Беренсен. Он закрыл саквояж, с которым навещал больных, встал. — До свидания, Эндрю. И прошу тебя, будь поосторожнее.

Прошло десять дней, прежде чем доктор Беренсен, неодобрительно ворча, разрешил ему вернуться на службу, однако тот же доктор проникся большей, чем кто бы то ни было, гордостью, когда Капитана удостоили медали «За выдающиеся заслуги»[14] (СБЗ), а фотография его — мало, как признавали все, похожая — украсила первую полосу каждой выходившей в стране газеты.

Вскоре после окончания войны с Капитаном произошло нечто чудесное. Он познакомился с мистером Симпсоном. Когда наступил мир, Капитан решил, что больше плавать не будет, но затем снова стал выходить в море, еще и чаще прежнего. Как-то раз, когда он вглядывался в город, стараясь проложить по нему возвратный курс, кто-то произнес совсем рядом с ним:

— Вы, как я вижу, старый моряк.

Обернувшись на голос, Капитан увидел молодого человека одних примерно лет с Нэйлом, в синей, с галунами, форме, улыбавшегося дружелюбно, без назойливого любопытства, что утихомирило вспыхнувшую было в душе Капитана тревогу.

— Верно, — со всевозможной скромностью согласился он. — А как вы это узнали?

Мистер Симпсон лишь улыбнулся. Они молчали, глядя на резкие очертания зеленых крытых пирсов, на неровные выступы земли между ними, на черные столбы дыма, лениво поднимавшегося над трубами вспарывавших воду буксиров, на тающий вдали простор горизонта. Светило теплое солнце, на воде посверкивали фарватеры ярких искр. Только появление стюарда и вывело Капитана из оцепенения.

— Мне пора, — сказал он. — Нужно… посмотреть, как там мой багаж.

— Возможно, мы еще увидимся во время плавания.

— Да, — согласился Капитан. — Да, конечно.

Украдкой сошел он на берег, ошеломленный этой поистине поразительной встречей, а вечером, дома, не смог воспротивиться искушению рассказать о случайном возобновлении знакомства с его добрым приятелем, мистером Симпсоном.

— С кем? — переспросила Цинтия.

— С мистером Симпсоном. Ты же помнишь, я рассказывал о нем. Это офицер, которого я повстречал во время одного из моих плаваний.

— Ах да, — пробормотал Нэйл. — Во время одного из ваших плаваний.

Капитан замолчал, обидевшись, поскольку собирался рассказать им о множестве своих приключений. Впрочем, настоящее удовольствие рассказ его мог доставить только человеку одного с мистером Симпсоном рода занятий. Он с нетерпением ожидал следующей встречи. В то утро Цинтия попросила Капитана немного продлить его увольнение на берег.

— Ты же не собираешься снова отправиться в город? Прошу тебя, папа, ведь ты знаешь, как утомляют тебя эти поездки.

— Боюсь, поехать придется, — солгал он. — Там какие-то новые осложнения с моими ценными бумагами.

Он нашел мистера Симпсона на том же месте, и молодой человек не стал скрывать изумления, которое охватило его, когда он увидел Капитана.

— Здравствуйте! Снова в море?

Капитан кивнул и замер, сердце его сильно забилось.

Легкое, подрагивавшее предвестие улыбки, страстной надежды, отразилось на лице Капитана. Лоб его горел, сердце колотилось все сильнее, словно произнося страстную молитву. Он прихватил из дома зонт, и теперь Капитана смущала немощность, с которой ладонь его сжимала ручку этой ненужной вещи. Какое-то время мистер Симпсон пристально вглядывался в Капитана. В конце концов он, похоже, все понял и лицо его расплылось в мягкой улыбке.

— Очень рад, что вы решились на это, — негромко сказал он. — Я уж боялся, что нам придется отплыть без вас.

Капитан благодарно выпустил застрявший в груди воздух.

— Простите, что так и не смог повидаться с вами во время последнего плавания, — продолжал мистер Симпсон. — Я почти не выходил из машинного отделения. Чудесный был рейс, верно?

— Да, чудесный, — согласился Капитан. И, усмехнувшись, сообщил, словно по секрету: — Лучший из всех, какие я помню.

Мистер Симпсон признательно рассмеялся, и начиная с этого дня Капитан выходил в море только на одном судне. Он принимал участие не в каждом рейсе — временами погода оказывалась слишком неприветливой, а временами его удерживали дома давние обязательства перед доктором Беренсеном, — но при всякой возможности отправлялся в плавание как первый помощник мистера Симпсона. Их уже связала крепкая дружба. Капитан нередко подумывал, не пригласить ли мистера Симпсона в свой дом, но не делал этого, зная, что Нэйл его недолюбливает.

«Что в нем такого уж замечательного? — как-то спросил Нэйл. — Нет, если вам это доставляет удовольствие, рассказывайте о нем сколько влезет, но помните, что он всего лишь моряк — моряк, и ничего больше».

Мистер же Симпсон, с другой стороны, всегда готов был слушать рассказы Капитана о Нэйле, да и о чем угодно другом. Он выслушивал их с улыбкой, неизменно чуть грустной, — собственно говоря, меланхолическое мерцание ни на миг не покидало его карих глаз.

Однажды мистер Симпсон совершенно неожиданно пригласил Капитана в свою каюту, и это взволновало Капитана настолько, что шел он туда на дрожащих ногах. В стенных нишах небольшого квадратного помещения стояли маленькие книжные шкафы с плотно заставленными полками. Руководств по кораблевождению и инженерному делу на них было гораздо меньше, чем сборников пьес и стихов, трудов по философии, истории и психологии. Капитан увидел собрание проповедей, написанных человеком по фамилии Донн, и несколько томов с такими загадочными названиями, как «Значение значения» и «Аллегория любви». Поднятые заглушки двух открытых иллюминаторов удерживались крепкими металлическими крюками, отчего каюту по диагонали пересекали два столба света. Мистер Симпсон, наклонившись к матросскому сундучку, достал из него два стакана и бутылку доброго бренди.

— Эти книги, — с нарочитой наивностью поинтересовался Капитан, — неужели все они необходимы в вашей работе?

Мистер Симпсон улыбнулся, покачал головой.

— Бóльшая их часть осталась от прежних времен. Когда началась война, я учился в университете.

— И не вернулись туда?