Воин Пустоши - Андрей Левицкий

Тим Белорус объявил:

— Гляди-ка, все в одну сторону бредут. От Херсон-Града. Сколько летим над ними, а встречных не видать.

— Мне нужно в Херсон-Град, — напомнила Макс.

— Ты уже говорила об этом, — махнул рукой Ставро. — И я согласился, хотя поначалу был против. Сперва к Яме, наберем газа, потом в Херсон-Град. Не нравится мне, что все в одну сторону. Скоро сезон ветров, сейчас движение на дорогах должно быть оживленнее. Почему караваны с севера не спешат возвратиться до начала непогоды?

Туран сходил проведать Крючка, а когда возвратился, экипаж «Крафта» громко спорил, все попеременно тыкали пальцами в лобовое окно и старались перекричать друг друга. Туран глянул туда — на горизонте маячило густое черное облако. Оно было далеко, растекалось над плоской равниной широким пятном. Невозможно разобрать, что там происходит.

— Мне нужно в Херсон-Град, ты не понимаешь! — наседала Макс на Ставридеса. — Немедленно! Почему ты разворачиваешь термоплан? Меня ждут! Летим в Херсон!

Туран догадался, что облако накрывает Херсон-Град, а Ставро сменил курс, направляясь к Яме. Бородач вяло отбивался, Макс наседала, а Белорус изредка вставлял ехидные реплики насчет обеда, который подгорает у нее в Херсон-Граде. Наконец терпение Ставридеса лопнуло.

— «Крафт» — мой термоплан! — рявкнул он. — И я здесь решаю, куда лететь! Так что научись уважать хозяина, раз уж попала ко мне на борт!

Макс отступила — Туран впервые видел растерянность на ее решительном лице. Она села на пол и отвернулась, и вид у Знатока был такой жалкий, что даже Белорус заткнулся.

— Мне нужно в Херсон, — повторила Макс, но уже без прежнего напора. — Ты не понимаешь.

— И мне нужно в Херсон-Град, — Ставро тоже сбавил тон и старательно говорил спокойней. — Это ты не понимаешь. У меня в Херсон-Граде женщина, она ждет. Но если ей нужна моя помощь, я должен быть готов эту помощь оказать. Так что «Крафт» должен быть полностью заправлен, тогда он готов к любым переделкам. На Арене встречались бойцы посильней меня, но если они не умели ждать, не умели собраться к нужному моменту, они проигрывали. Ты знаешь, что такое проигрыш на Арене? А я выигрывал — догадайся почему! Мы будем в Херсон-Граде не позже утра. Если все сложится удачно, то даже раньше. Выспись пока. Слышишь, Макс? Послушай моего совета: поспи сейчас, в Херсон-Граде на это может уже не быть времени.

— Если они убьют меня за опоздание, сон мне будет ни к чему.

— Никто тебя не убьет, я с тобой пойду и встречусь с этими, которые такие нетерпеливые! — выпалил Белорус. — Со мной тебе нечего бояться. Я тоже пойду, — добавил Туран. С тех пор, как сгорела отцовская ферма, он впервые предложил кому-то свою помощь.

― Так почему же ход перекрыт? Ты глянь, какая дура там железная… Ведь раньше не закрывали его, а теперь? И на мостках вроде нет никого. Нет, ты видишь?

― Как я могу видеть, ежели бинокля у тебя? — рассердился Макота. — Дай сюда!

Они сидели на кабине «Панча», свесив ноги на лобовую броню. Было жарко и душно, солнце будто прилипло к зениту и никак не могло сползти оттуда. От гейзеров, бьющих в долине, которая лежала между временным лагерем отряда и Кораблем, поднимался белый пар. Он не помешал бандитам разглядеть, что дыра в огромном ржавом борту — та, к которой с мостков на озере вели аппарели, та самая, через которую несколько дней назад караван Макоты въехал внутрь громады — перекрыта железной плитой.

— Она на колесах, кажись, — сказал атаман.

— Кто? — не понял Дерюжка. — Железяка эта?

— Ага. Это как ворота такие раздвижные… на колесной паре стоит.

— Но зачем они вход-то перекрыли? И почему на озере никого?

Пожав плечами, Макота опустил бинокль и встал.

— А вот подъедем, тогда и узнаем. Захар, что у вас? — громко спросил он.

Сбоку от самохода был расстелен большой брезент, на нем лежали всякие детали из нутра «Панча». Перепачканные машинным маслом Стопор с Захаром вовсю орудовали разводным ключом и масленкой. Неподалеку столпились кочевники, кроме тех, которых Вышиба поставил на близлежащие холмы охранять лагерь, с любопытством перешептываясь и толкая друг друга локтями, наблюдали за бандитами, при этом не забывая подобострастно поглядывать на Макоту. Его людоеды называли не иначе, как Загра-Чу-Рук — насколько атаман понял, в переводе на язык нормальных людей это означало Огненный Демон Ила.

Надо их позже в штаны переодеть, подумал Макота. В штаны да рубахи, да заставить вымыться… Небось, сезонами не моются, животные, вон как несет — аж Захар морщится.

Дикари были шумливы, суетливы и вороваты (вчера механик жаловался, что у него прямо из-под носа увели почти полную бутыль самогона), но атаман оставался доволен. Двадцать воинов, владеющих копьями, ножами и духовыми стрелами — это сила хоть в Донной пустыне, хоть в Пустоши. Хотя дело не столько в их боевых качествах, сколько в преданности. Людоеды всерьез считали Макоту демоном в человеческом обличьеи без возражений выполняли любые его приказы. Атаман очень это ценил — хороший пример для подчиненных!

Наконец Захар не выдержал, вскочил и заорал на подступавших все ближе к брезенту кочевников, грозя им кулаком. Механик с самого начала людоедов невзлюбил, от их смуглых рож его кривило, от здоровяка Вышибы он шарахался, а когда у него еще и поперли предпоследнюю, по его словам, бутылку, Захар вконец осерчал и теперь кроме как криками с ними не общался, а именовал не иначе, как «смугложопыми» (людоеды, впрочем, приняли это за уважительное обращение — нечто вроде «смелые воины» или «люди пустыни»). Стопор воспринял дикарей равнодушно, а Дерюга побаивался, но хорохорился и пытался командовать, да только его не слушали, так что, в конце концов, Макоте пришлось сказать молодому, что если тому надо отдать какой-то приказ, так чтоб делал это через Вышибу.

― Чего встали, тра-та-ра-рам?! — разорялся Захар, размахивая кулаками. — Лупалки свои чего вылупили, гниды смугложопые?!!

Ветер колыхал набедренные повязки, сплетенные из травы и разноцветных шнурков, шевелил облезлые перья в волосах. Дикари попятились, весело переговариваясь гортанными голосами, потом из-за «Панча» показался Вышиба с копьем — заточенным арматурным прутом, обмотанным полосками кожи. Вождь что-то приказал кочевникам, и они отошли. Часть их разбрелась по лагерю, другие присели на корточки, достали из соломенных сумок куски вяленого мяса (Макота подозревал, что это волчатина, а не человечина… хотя кто его знает?) и принялись есть.

— Захар! — окликнул атаман, и механик повернулся. — Когда закончите?

— Нескоро! — отрезал тот. — Всю ходовую перебирать — мыслимое дело в таких условиях! Ни эстакады, ни струмента толкового… Да это вообще в мастерской делается!

— А ты здесь делай! — отрезал Дерюжка. — И побыстрее!

Захар сверкнул на молодого глазами и присел рядом со Стопором. А Дерюжка обратился к хозяину:

— Разведать бы нам, прежде чем туда ехать.

Макота задумчиво глядел на Корабль, черно-рыжей пятнистой громадой высящийся над облаком пара впереди. «Панч» с корабля точно не увидят, никто не заинтересуется им и не припрется сюда поглядеть, что это за машина прячется позади гейзеров, так что можно сходить туда, осмотреться. Мало ли, что на Корабле произошло за эти дни? И, правда, ведь непонятно, с чего это они вход перекрыли. Ну, вот Макота и осмотрится, а хлопцы тут пока машину починят.

— Захар, горючего сколько у нас? — спросил он.

Тот, не поднимая головы, махнул рукой:

— Мало. Надо заправляться.

— Так, ну, лады! — атаман начал слезать с кабины. — Схожу туда, а вы пока тут…

— Хозяин! — едва ли не взвизгнул Дерюжка, и Макота схватился за автомат.

— Че?! — заорал он, вскакивая и оглядываясь. Вокруг ничего подозрительного не было.

Молодой, часто моргая, подался к нему и горячо зашептал:

— Ты уходишь?! Нас здесь оставить хочешь?!

— Ну да, — кивнул атаман, все еще не понимая, с чего это помощник так испугался. — Ты ж сам тока что сказал: разведать надо.

— Так я ж не тебя имел в виду!

— А кого? — удивился Макота. — Стопора, что ли, послать? Он дурной, ничего не узнает толком. Или Вышибу? Так его и не пустят туда вообще.

— Меня, меня пошли!

Макота уставился на Дерюжку.

— Э, молодой, че это с тобой? — спросил он, наконец. — Чего спужался?

— Да тут же эти… — помощник повел рукой в сторону гомонящих дикарей. Посреди лагеря, сложив руки на груди, стоял их вожак и наблюдал узкими глазами за двумя людьми на крыше самохода. — Они же… Они, ну…

— Что — ну? — Макота начал догадываться.

— Людоеды они! А мы — люди! Съедят нас, ну как ты не понимаешь? Вот как ты уйдешь, так и съедят!

— Да с чего вдруг?.. — начал атаман, и тогда Дерюжка решился на отчаянный шаг: он перебил хозяина.