Агатангел, или Синдром стерильности - Наталья Сняданко

Параллельно наши пациенты восходят, так сказать, и на новую духовную ступень, что заключается в усвоении интенсивного курса истории литературы (в первую очередь украинской) и еще нескольких дисциплин. Это необходимо, чтобы человек мог расширить кругозор и посмотреть на проблему под другим углом. А кроме того, самообразование помогает отвлечься от своих проблем не хуже, чем тяжелый физический труд. Нужно просто выработать у себя соответствующие привычки и полностью занять свое свободное время.

— Вы упомянули самогон. Многие критикуют Вашу терапию именно за то, что пациенты в большом количестве употребляют крепкие алкогольные напитки. Как Вы прокомментируете этот факт?

— Не «крепкие спиртные напитки», а конкретно самогон высочайшего качества, изготовленный и очищенный по старинным народным рецептам, его издавна применяли и до сих пор применяют в нетрадиционной медицине. Самогон используется в довольно небольших дозах, но он абсолютно необходим в ситуациях, когда человеку предстоит вести себя раскрепощенно и избавиться от неуверенности. В целом это не новая идея в психоанализе, уже давно существует наркопсихоанализ, наркоанализ и гипноанализ, где практикуется работа с пациентом, находящимся под гипнозом или под действием легких наркотиков. Мне кажется, что самогон гораздо здоровее, по крайней мере, он изготовлен из более натуральных продуктов.

— Каковы результаты Вашего лечения?

— Понимаете, специфика заболевания наших пациентов вынуждает нас в первую очередь понизить их самооценку. Это нелегко сделать с человеком, который болезненно уверен в себе. Но реалии украинской жизни и украинская культура несут в себе что-то действительно магическое. Я часто сам удивляюсь эффективности этой терапии.

— Как возникла идея «лечения Украиной»?

— Не знаю, как Вам объяснить, думаю, это тонкая игра подсознания. Я с детства ощущал избранность украинской культуры и интуитивно ожидал озарения, которое позволит мне продемонстрировать эту избранность всему миру. И вот однажды мне приснилась клиника Шато д’Амур, утром я проснулся и понял, что идея спасения мира именно в этом — в укоренении в украинской почве, реалиях, в богатой и непостижимой культуре, которую сами украинцы часто недооценивают.

— Не обвиняли ли Вас в том, что Вы сами болеете синдромом стерильности, ведь всю эту «избранность украинской культуры» можно толковать и как намек на Вашу собственную избранность и стремление спасти мир от несуществующей болезни?

— Недоброжелателей всегда хватает, но нужно идти своим путем и делать свое дело, все остальное — балласт, который со временем отпадет.

— Не боитесь ли Вы мошенничества с диагнозом синдрома стерильности? Скажем, можно диагностировать болезнь у своего шефа, чтобы занять его место, или отправить в клинику богатого члена семьи, чтобы получить право распоряжаться наследством и так далее.

— В нашей клинике такое невозможно, а в отношении остальных я ничего гарантировать не могу. Эйнштейн тоже не мог предвидеть, к каким фатальным последствиям приведет его теория относительности.

— Работают ли в Вашей клинике украинские консультанты?

— Да, безусловно, я очень ценю украинцев за их работоспособность и изобретательность.

— Есть ли у Вас украинские корни?

— Есть, но это не касается темы нашего разговора.

О стаканах и подвалах

Как и большинство людей, которые своей специальностью выбирают искусствоведение, Теобальд — человек творческий. Это очевидно уже при первой встрече, еще до того, как вы узнаете его имя и профессию. Редко кого вводит в заблуждение даже рост этого паренька, который составляет два метра одиннадцать с половиной сантиметров. Иногда, правда, его спрашивают, не занимается ли он баскетболом. Но спрашивают, не ожидая услышать утвердительный ответ, потому что достаточно только взглянуть на Теобальда, чтобы засомневаться, что он может быть баскетболистом, бухгалтером, водителем троллейбуса или банковским служащим. Выглядит мой знакомый так, что в начале своего пребывания в Тигирине он далеко не всегда мог без помех снять деньги со своего счета в одном из местных банков, поскольку некоторые охранники отказывались пускать его в здание.

Теобальд убежден, что во внешности человека не должно быть никаких случайных элементов, и кроме выполнения сугубо эстетической и практической функции, одежда, обувь, материал, из которого они изготовлены, а также дезодорант и прическа, не говоря уже о выражении лица, должны отвечать мировоззренческим убеждениям человека. Поэтому он носит красные шаровары, сшитые, как он это называет, «исторически мотивированно», то есть так, как носили в старину козаки. Дополняет этот имидж желто-голубая косоворотка, скроенная по классическим русским образцам. Именно в этом объединении заключен «фундамент» идейного мировоззрения Теобальда, который при желании можно было бы назвать и противоречием. С одной стороны, как каждый сын, он бунтует против авторитета своего отца, но утверждает, что делает это не с «банальной эдипальной целью», а из гораздо более глубоких и значимых убеждений. Теобальд считает, что отец прав в своем увлечении всем украинским и даже в умении (что отличает его от остальных украинцев) успешно зарабатывать на этом деньги, но вместе с тем отец ненавидит все русское, и это Теобальд осуждает. Теобальд также увлекается всем украинским и даже изучает, как уже было сказано, тигиринский феномен, находя его самым ярким примером интеллектуальной конкурентоспособности украинской нации в глазах обычного и необычного европейца, но при этом с уважением и пиететом относится ко всему русскому. Чтобы еще больше подчеркнуть свою лояльность (хотя может и просто чтобы раздражать отца), Теобальд держит дома и повсюду возит за собой жирного рыжего хомяка, которого называет Ленин, а на трехлитровой банке, в которой Ленин живет (среди немецких друзей Теобальда эта уникальная в западном мире посудина вызывает ажиотаж и неприкрытую зависть), наклеен девиз «СССР — жизнеспособности пример». Идеологическую нагрузку (я бы даже назвала это перегрузкой) имеет и прическа Теобальда. Его волосы тщательно стянуты в короткие хвостики а-ля Чипполино, выкрашены все в тот же остромодный цвет «риал ред», то есть «истинно красный», и таких хвостиков всегда ровно четырнадцать. А самый длинный, пятнадцатый хвостик выкрашен в два цвета: от кончика до середины — желтый, и дальше до корней — голубой. Между хвостиками выбриты аккуратные дорожки, чтобы легче было укладывать волосы по утрам. Свою прическу Теобальд называет «postсоветский оселедец».

Символика четырнадцати красных хвостов и одного желто-голубого в прическе Теобальда очень нравится ему самому и моим сотрудникам из редакции. Вызывает ли она такой же восторг и понимание в кругу немецких друзей Теобальда, я не знаю.

Но больше всего во внешности Теобальда поражает даже не его экстравагантная манера одеваться, а удивительная форма морщин на лбу. Точнее, не форма, а направление. Линии, которые пересекают лоб каждого человека параллельно бровям, у Теобальда расположены перпендикулярно. Если бы Теобальд носил челку, этого могло быть и не видно, но лоб его открыт, и такая необычная особенность лица сразу бросается в глаза и врезается в память. Я не знаю, о чем это должно говорить в соответствии с Теобальдовой концепцией, в которой все черты внешности человека что-то символизируют, но мне почему-то становится не по себе при взгляде на эти линии, которые сминаются, когда Теобальд поднимает брови, и начинают напоминать аккуратные столбики цифр из учебника математики.

Как каждая творческая личность, Теобальд стремится к самореализации. И научной карьеры ему для этого недостаточно. Кроме искусствоведческих, у Теобальда еще две разновидности творческих амбиций — поэтические и музыкальные. Несколько поэтических сборников, изданных за свой счет (а точнее, за счет отца) в Германии, не принесли ему славы. Более того, единственная рецензия на его поэзию была далеко не хвалебной. «Синдром стерильности, который просматривается в каждой третьей строчке, удачно дополняется в стихах почтенного профессорского сыночка синдромом эдиповым, а также всеми стандартными неврозами и фобиями, которые охотно находят психоаналитики у своих платежеспособных пациентов за их же деньги. Как свидетельствует опыт, подобные заболевания лечатся только полным банкротством в пользу врачей, но на детях гениев природа делает известно что», — такими и тому подобными выводами рецензент, спрятавшийся под псевдонимом Зигмунд Юнг, пытался убить в Теобальде веру в себя как поэта. Но, внимательно прочитав текст рецензии, Теобальд заметил, что ни одно обвинение критика не подтверждено цитатой из сборника. Более того, не указывалось даже, какому именно сборнику посвящена эта рецензия. Зато текст пестрел высказываниями Ролана Барта, Жиля Делёза, Михаила Бахтина, Умберто Эко, Мишеля Фуко и прочих авторов, цитирование которых в определенных текстах встречается не реже, чем цитирование классиков марксизма-ленинизма в работах другого характера. По мнению Теобальда, это вовсе не бросает тень на цитируемых авторов, а свидетельствует только, что автор стремился не столько проанализировать текст, сколько продемонстрировать свою эрудицию. Таких псевдокритиков Теобальд знал немало, как по их работам, так и лично, поэтому не слишком опечалился и пришел к выводу, что автор просто завидует Полуботку-Свищенко-старшему. Кроме того, он был согласен с Джулианом Барнсом и не любил критиков не только за то, что среди них много нереализовавшихся писателей, но и за то, что среди них много нереализовавшихся критиков.