Художник. Как живут, мыслят и работают творческие люди - Натали Ратковски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многие помнят имена таких потрясающе талантливых мастеров, как Мария Башкирцева (1858–1884), Зинаида Серебрякова (1884-1967) и Наталия Гончарова (1881-1962). Однако ни одна из них не была именно советской художницей. Более того, и обучение, и основные годы жизни этих женщин прошли вдали от родины. И даже известный советский скульптор-монументалист Вера Игнатьевна Мухина (1889–1953), чья скульптура «Рабочий и колхозница» стала символом СССР, получила образование в Париже.
На долю СССР выпали такие испытания, как революция и голод, Гражданская война, Вторая мировая война и её последствия, перестройка и лихие 1990-е. И, как будто всего этого было мало, всех, кого не добили физические и моральные испытания во время войны, поставил в принудительный строй соцреализм.
Известная русско-украинская художница Татьяна Ниловна Яблонская (1917–2005) так писала в своих воспоминаниях о том времени: «До войны, во время учёбы в институте, я много и серьёзно работала над живописью. <…> Укрепиться в этом помешала война. Более чем трёхлетний перерыв в работе резко отбросил назад. Все тонкости чисто живописных ощущений были потеряны. Тут нужно было бы снова долго и внимательно поработать с натуры, чтобы восстановить эти забытые и по-настоящему еще не укрепившиеся ощущения, но уже было не до учёбы. Послевоенный подъём духа, молодость, уверенность в себе, масса замыслов. Пошли картина за картиной. Успех за успехом.
Правда, в некоторых своих работах я начала было восстанавливать забытое ощущение живописности. Но ещё робко и ощупью. Больше всего этого было в картине “Перед стартом”.
<…> Она даже шла на Государственную премию. Ко мне уже приходили и репортёры, и фотографы. Вот-вот должно было выйти постановление. Уже якобы всё было решено. И вдруг поворот на 180 градусов — постановление о журналах “Звезда” и “Ленинград”, об опере Мурадели. Письмо Жданова. Удар по “формализму”. <…> Картину “Перед стартом” сняли с подрамника, и она долго валялась в подвалах Музея украинского искусства. Вместо премии она получила какие-то бранные эпитеты о рецидивах формализма, импрессионизма и прочего. Смешно, но факт. И все мои остальные картинки, и этюды — тоже. “Хоть и талантливо, но…”»[75].
Выходит, что к попыткам совместить семью и работу у советских художниц прибавились политические преграды. Похоже, что и здесь у женщин-художниц, в отличие от мужчин-коллег, было куда больше препон на творческом пути. Будь то установки общества и принятые моральные нормы, семейные обязанности или простая, но прочно засевшая в головах дискриминация по гендерному признаку.
Мастерская художницы Татьяны Кононенко в Провансе. Фото: Натали Ратковски
Привычная идеология и страх материнства
Итак, привычная и всем понятная идеология утверждала, что произведение искусства может быть создано только гениальным художником, посвятившим свою жизнь изучению изобразительных техник и созданию шедевров. А настоящая, хорошая мать — та, что посвятила свою жизнь ребёнку. Следовательно, женщины «по умолчанию» не могли быть хорошими живописцами, ведь природа отвела им совсем иную роль.
От творческих людей, в отличие от представителей других профессий, ожидают полного слияния личного и профессионального. Художники же трудятся день и ночь, поглощены своей работой и отдают весь свой пыл, ум, талант и время творчеству. Воспитание детей и домашние хлопоты никак не вписываются в этот распорядок.
Когда современные творческие женщины становятся матерями, отношение профессионального мира к ним резко меняется. Одна из известных художников-фотографов Катарина Боссе (Katharina Bosse, род. 1968) даже как-то рассказала в одном интервью: когда она родила второго ребёнка, её агент решил, что карьера художницы окончена, пора распродавать все её работы на аукционе. Ребёнок и карьера творческого человека — вещи как будто несовместимые.
Одну из самых цитируемых фраз об этом, к сожалению, произнесла женщина — известная перформанс-художница Марина Абрамович: «Ты не можешь быть одновременно хорошей художницей и хорошей матерью, потому что на оба эти занятия просто не хватит энергии».
При этом мужчины-отцы, даже самые любящие и ответственные, продолжают жить как привыкли. Когда в одном из интервью у известного немецкого художника Кристиана Янковски (Christian Jankowski, род. 1968) спросили, как изменилась его жизнь с появлением ребёнка, тот ответил, что стал серьёзнее относиться к работе и более эффективно использовать время вне семьи. Чувствуете разницу? Катарина Боссе, которую чуть ли не списали со счетов, потому что она стала матерью и воспитывает детей одна, и Кристиан Янковски, который просто стал усерднее трудиться в мастерской вдали от дома. Его спутница, художница Йоринде Фойгт (Jorinde Voigt, род. 1977), профессор в Мюнхенской академии искусств, воздержалась от комментариев.
Если женщины-художницы имели наглость не только быть талантливыми, но и вести такую же свободную сексуальную жизнь, как мужчины, они были обречены на осуждение. Известная художница-сюрреалистка и поэтесса Мерет Оппенгейм (Meret Oppenheim, 1913–1985) — муза и любовница художника-сюрреалиста Андре Бретона (André Breton, 1896–1966), кинорежиссёра Луиса Бунюэля (Luis Buñuel Portolés, 1900–1983), авангардного художника Макса Эрнста (Max Ernst, 1891–1976), а также многих других мужчин, после разрыва с Эрнстом в 1934 году высказывалась о женской доле довольно решительно: «Никто вам не подарит свободу, её нужно хватать самой обеими руками». Но даже эта свободолюбивая и своенравная женщина боялась материнства как огня. По её словам, именно из страха забеременеть она повесила рядом с кроватью свою акварель Votivbild, на которой изображён некий ангел в женском обличии, удушающий младенца.
Если вы присмотритесь к известным и при этом успешным женщинам творческих профессий, то увидите, что мало кто из них готов воспевать в своём творчестве материнство. Причём настолько, что даже многодетные мамы вынуждены играть роль бездетных кокеток, чтобы привлекать внимание общественности сексапильностью. Для многих быть матерью не сексуально.
К счастью, так случается далеко не у всех. На момент нашего интервью дочке Черкасской-Ннади не было и года. На мой вопрос, как изменилась жизнь художницы с появлением ребёнка, та ответила: «С её рождением я тянула до последнего. Не понимала, как совместить материнство с таким напряжённым графиком. Я родила её в 38 лет. Будучи беременной, я успела нарисовать целую выставку, практически лёжа в постели. Когда она родилась, я не рисовала 10 дней, но потом поняла, что больше не могу. Первым рисунком стал её портрет. Я начала ходить в мастерскую, когда ей исполнился месяц, — сначала раз в неделю, потом два. Но вообще я не хочу спешить с возвращением к работе в полном объёме, хочу насладиться младенчеством дочери».
Упомянутая
