Травля лисы - Андрей Константинов

Этого мы не знаем. Марина закричала, ринулась обратно — к двери в спальню… Она уже схватилась за ручку, но что-то, видимо, разглядела там, в глубине, за матовым стеклом… что-то она разглядела. Возможно, свое отражение.

— Нет! — пронзительно выкрикнула Марина и рухнула на пол.

Купцов подошел, сел на подлокотник кресла, покачал головой, потом достал из кармана телефон, набрал номер. Отозвался Петрухин.

— Поднимайся сюда, — сказал Купцов. — Надо посоветоваться.

…Петрухин в ситуацию въехал сразу.

— Так мы же, — сказал он, — могем ее вообще до полусмерти закошмарить. Даже повешенную Лису можем ей показать…

— Может, лучше изнасилованного енота? — спросил Купцов.

Но Петрухин увлекся и увлеченно развивал свою мысль:

— Не, ну ты сам врубись, Лень: висит Лиса в петле, а мы внизу, прямо под «покойницей», колем Маришку. А? Как тебе?

— Никак, — отрезал Купцов. — Глупости это.

— Ага! Глупости!… А не хочет, к примеру, Мариша колоться, начинает мозги пудрить — Лиса ей сверху замогильным голосом: «Врешь, падла!» А, Лень? Как тебе?

— А может, тебя вместо Лисы подвесим? — спросил Купцов. — И это ты будешь замогильным голосом орать?

Петрухин жизнерадостно заржал, но потом сказал строго:

— Меня нельзя вешать, инспектор Купцов.

— Это почему же тебя нельзя вешать, инспектор Петрухин?

— А я — золотой фонд русского приватного сыска, Леонид Николаич. Меня можно только заспиртовать — и в музей.

— Ну, спиртовать-то тебя особо и не надо. А в музей можно… В Кунсткамеру.

…Чибирева застонала, зашевелилась. Партнеры перестали пикироваться. Возможно, читателю покажется циничным такое поведение сыщиков. Что, мол, за шуточки над упавшей в обморок женщиной? Может быть, нужно срочно вызвать врача? Может быть, она в опасности… а два урода зубоскалят над распростертым телом. Да еще и плоско зубоскалят.

Что можно ответить на это?… Пожалуй, что и нечего. Разве что напомнить, зачем пришла в эту квартиру Марина Чибирева. А пришла она полюбоваться трупом доведенной до самоубийства женщины…

Дрогнули веки Марины Чибиревой. Купцов легонько похлопал ее по щеке:

— Вставайте, Марина Львовна, вставайте… Ну, как самочувствие?

— Что… Кто вы?

— Я-то? — жестко ухмыляясь, спросил Петрухин. — А ты догадайся сама, ангел мой сердешный, кто я и зачем я здесь.

Чибирева села, огляделась по сторонам. Дверь в спальню была открыта, там горел свет… свисала с люстры обрезанная веревка… Марина закрыла глаза. На секунду ей показалось, что все это — бред, сон… Вот сейчас она откроет глаза и окажется у себя дома. И все еще живы, живы. И нет никаких свисающих с люстр веревок. И нет никакого мужика с вроде бы знакомым, но неузнаваемым, ускользающим лицом. Марина закрыла глаза и оказалась в спасительной темноте. Но и сюда, в темноту, ворвался голос Петрухина.

— Глаза закрывать не надо. Надо смотреть на меня.

— Где… Татьяна? — спросила Марина. Пауза между словами «где» и словом «Татьяна» была длиной в одну человеческую трагедию.

Петрухин покосился на веревку, которую сам же и повесил, потом хмыкнул и сказал:

— Где? Известно где, Мариша, после таких-то дел оказываются. Или ты не знаешь? — Он выдержал паузу, потом выкрикнул: В морге!

Марину затрясло. Заколотило, как на вибростенде. Два мужика смотрели на нее сурово, без всякого сочувствия. Когда Марина наконец успокоилась, Купцов спросил:

— Что же теперь делать-то будем, Марина Львовна?

— А что делать? — сказал Петрухин. — В тюрьму ей пора собираться.

— Вы кто? — испуганно спросила Марина.

— Мы-то? — Петрухин зловеще улыбнулся. — А ты не знаешь? Довела человека до петли — и ничегошеньки не знаешь? Так, Чибирева? А ты знаешь, что статью «доведение до самоубийства» никто не отменял? А? Ты это знаешь? Что молчишь?

Петрухин говорил быстро, агрессивно, каждую фразу подкреплял обличающим «тычком» указательного пальца. Купцов во время выступления партнера держался на втором плане… роли были распределены.

— Ты, Чибирева, довела Татьяну Лисовец до самоубийства.

— Я?

— На веревку смотри! — скомандовал Петрухин. Марина послушно посмотрела, но тут же отвела взгляд. — Не хочешь? Теперь ты не хочешь? Теперь страшно? А когда на пару с наркоманкой Гусевой звонили Лисе, советовали повеситься, страшно не было?

— Это не я… не я! Поверьте, это не…

— Запись поставить? — зловеще спросил Петрухин. — А? Ты хочешь, чтобы я поставил запись? Я сейчас ее поставлю.

Дмитрий ткнул пальцем в кнопку автоответчика.

«Ты еще жива, сучка недострелянная? — сказал телефон голосом Гусевой. Марина вздрогнула. — Зажилась ты, тварь такая, зажилась. Ты бы лучше не ждала, пока мы снова за тобой придем. Ты бы лучше, сука, сама в петлю прыгнула».

Марина закрыла уши ладонями, закрыла глаза. Петрухин подмигнул Купцову, склонился над Чибиревой и закричал:

— Слушать! Слушать, Чибирева!

Он схватил Марину за руки и оторвал их от ушей.

— Слушать! Смотреть на меня!

— Это не я, не я…

— Ах, не ты! Не ты? — Не я…

— Ах ты тварь какая! — сказал Петрухин с деланным изумлением. Потом взял Марину за подбородок, резко повернул голову в сторону спальни:

— Смотри!

Обрезок бельевой веревки тихо покачивался под люстрой. Его движение было медленным, плавным, «подводным».

— Смотри! Ты человека повесила! Смотри! — продолжал прессовать Петрухин. И он, и Купцов чувствовали, что Чибирева уже на пределе. Марина попыталась отвернуться, и Петрухин отпустил ее подбородок. Если бы он продолжал удерживать Марину, на подбородке могла образоваться гематома… а это партнерам было вовсе ни к чему.

— Я дам вам денег, — сказала Марина вдруг. — Отпустите… отпустите! Ну что вам стоит?

— Отпустить? — изумленно повторил Петрухин. — Ты что, с ума сошла? Кровь на тебе, кровь… Кто же тебя отпустит? Сейчас за тобой приедут. Ты — убийца! Ты — монстр! Оправдания тебе нет.

— Не я, не я… Что же делать?! Что мне делать теперь? Помогите.

Купцов одной рукой отстранил Петрухина, другой — протянул Марине стакан воды. Настал его час.

— Вам, — сказал он серьезно, — очень трудно помочь, Марина… но я попробую.

Чибирева поперхнулась, закашлялась. В глазах у нее стояли слезы.

— Правда? — спросила она.

— Правда. Я ничего не обещаю, я только попробую.

— Я заплачу, — сказала она. — Сколько нужно?

Купцов посерьезнел, ответил скупо:

— Деньги, Марина, тут не помогут. Если хотите облегчить свое положение, вам нужно рассказать мне всю правду.

Из— за плеча Леонида вылез Петрухин:

— Кончай, Леня… Ты что, не видишь, что это за баба? Она же тварь законченная, и скоро за ней приедут.

— Я расскажу, — прошептала Марина, обращаясь только к Купцову.

Глава десятая

СЛЕПОЙ КИЛЛЕР

Телефон был старый, битый, с трубкой, перебинтованной изолентой синего цвета. И звонок у него был такой же, как будто треснувший… Телефон зазвонил в тот момент, когда Леха Клюв был сильно занят и отвлекаться не собирался. Леха стоял посреди загаженной комнаты со шприцем в руке и тоскливо смотрел на сожженные вены — бич всех наркоманов со стажем.

Телефон прозвонил восемь раз и умолк. На том конце провода, в кабине таксофона, напоминающей «фонарь» истребителя, Петрухин повесил трубку.

— Не подходит, — сказал он Купцову. — Наверно, дозу колет. Пока не уколется, не подойдет. Я их знаю.

— Подождем, — пожал плечами Купцов…Он вкатил дозу в вену на ноге. Героин он добыл дрянной, бодяжный, но радовался и такому. Денег у него не было, и геру он брал в долг. Тут уж не до жиру.

Леха Клюв снял с ноги ремень, который использовал в качестве жгута, опустил штанину. Шприц со следами крови он положил на покрытый грязной клеенкой стол. По шприцу медленно ползла муха. Большая, черная и жирная, как свастика. Скоро герыч ополоснет мозги, и в голове посветлеет. Тогда и будем мерковать, как жить дальше…

Алексею Алексеевичу Клюеву шел двадцать девятый год, но ему иногда казалось, что он прожил сто лет. Четыре года своей бестолковой жизни Клюев провел за решеткой. Сидел за грабеж и ношение огнестрельного оружия. Из зоны вернулся с выбитыми зубами и твердым убеждением, что все люди — сволочи… После смерти матери превратил отличную двухкомнатную квартиру в «сталинском» доме в однокомнатную в «хрущевке». Доплата была хорошей, он даже собирался сделать себе зубы, а матери поставить памятничек… Но познакомился со Светланой Гусевой. И с героином. Деньги кончились очень быстро, и все его планы относительно зубов и памятника рухнули.

Жизнь наркомана — это поиск. Поиск денег. Ежедневный поиск денег. И мучительный страх ломки… Клюв тысячу раз проклял Светку, сделавшую ему первый укол. Тысячу раз он дал себе слово, что соскочит… На пару со Светкой грабили мужичков, которых тянуло развлечься. Светлана знакомилась, вела на пустырь, Алексей бил по голове. У одного такого сперматозоида обнаружился в портфеле пистолет Марголина со спиленным номером… Тот мужик, кстати, умер, но его смерть повесили на двух бомжей, которые по ошибке приняли мертвеца за пьяного и сняли с него пиджак. Пиджачок обернулся им приговором.