ЕВАНГЕЛИЕ ОТ РАФАИЛА или ВСЁ ПУТЁМ - Рафаил Нудельман

То был южный фасад Вологодской Софии - храма, и по сию пору стоящего перед нашим мысленным взором во всём своём грандиозном величии, не нарушенном пестротой архитектурных излишеств. Завидев оное чудо, Командор побледнели, ибо нечто родственное было в облике храма и Их, Командорском, облике - та же суровая лаконичная простота, достигшая степени величавости.

БОГУ - БОГОВО, А КОМАНДОРУ ВСЁ ОСТАЛЬНОЕ

Отойдя на середину улицы и презрев все вологодские машины, вместе взятые, Командор навели на Софию безотказный ФЭД и отсалютовали ей троекратным щелчком спусковой кнопки. Вслед за чем Они объявили восхищение открытым.

Цокая языками и издавая нечленораздельные междометия, обходили мы храм, невольно переводя взгляд с Него на Командора. Вождь же наш, словно не замечая ничего, шествовали отдельно от масс, погружённый в состояние экстаза. Только лишь лицезрение замков во всех без исключения дверях вернуло Их к реальной действительности и заставило нетерпеливо оглянуться на Главкульта. Намёк Вождя был понятен до очевидности. На исправление ошибки Главкульту было дано три часа.

При дальнейшем изучении рядом с храмом была обнаружена превышавшая его высотой, но не строгостью, колокольня с приветливо распахнутым входом. Столь же приветственный лозунг на оном возвещал, что своё радушие вологжане ценят в 30 копеек для взрослых и в 10 для детей и военнослужащих. Главкульт приосанился и, бряцая регалиями, протянул в жадную пасть кассы музейные удостоверения. Топоча ногами, мы проследовали на колокольню. Лестница была в меру крута и вскоре вывела нас на ярус звонов, где между колоколов помещалась девица немолодой внешности, по приметам - экскурсовод. Минуя её возбуждённые взоры, Командор повели нас ещё выше, на смотровую площадку, откуда открывался вид сверху на купола Софии. Ощупав глазом стремительные линии Софии, а также гулявших по площади туристок, Командор протрубили отход на уровень колоколов. Сжалившись над изнывавшей подколокольной девицей, Вождь внезапно обратились к ней с речью на узко литейные темы, милостиво посвятив её в тайны одного из многочисленных своих кладезей премудрости. Заведя млеющую от счастья под колокол, где туловища обоих скрылись до коленных чашек, Командор, попутно с обласкиванием, изъяснили кратковременной избраннице различие между отечественным литьём в просушенную форму, не оставляющим на поверхности колокола иных следов, окромя сетки трещин от сушки, и литьём немецким в сырую форму, скреплённую гвоздями, каковые гвозди отпечатки своих шляпок аккуратно оставляют на металле.

...ОБРАТИВШИСЬ И УВИДЕВ ЕЁ, СКАЗАЛ: ДЕРЗАЙ, ДЩЕРЬ!.. ЖЕНЩИНА С ТОГО ЧАСА СТАЛА ЗДОРОВА.

Писк и кудахтанье девицы, потерявшей голову равно от близости Командора, как и от его познаний, время от времени прерывались деловитыми увещёваниями Вождя и суетливым топотом Демагога, бегавшего окрест колокола с целью и на себя обратить чьё-нибудь женское внимание. Едва дождавшись, когда Командор явились из-под колокола с распаренной девицей, Демагог сломя голову бросился вниз по лестнице, не дожидаясь приказа Вождя. Знал он, что именно по лестнице вздымаются наверх жаждущие гетерополые особи, и подлинно: едва поставив ногу на первые ступени, узрел он приемлемое лицо, возвышавшееся над соблазнительной грудью, обшаривая кою жадным взглядом, похотливо воскликнул: - Ах, мадам, там ещё высоко!

Что он имел в виду, несчастный, и где это у него "там" было высоко, - одному Богу да Командору ведомо. Оная же с грудью, не преминув окинуть Иуду оценивающим взором, устремилась молча выше, будто душа её говорила, что там следуют Командор.

Демагог и сам понял, что зарвался, и потому, узрев Командора, нисходящего свыше, бросился к Ним с подобострастным воплем "Кто нам всё это дал?!" Вслед за чем, совершенно уже остервенясь, тут же на лестнице стал требовать от Вождя: "Дай плечико лобзнуть!". И не будь на то брезгливого Командорского телодвижения, ведь и поистине мог запечатлеть иудин свой поцелуй.

Снизойдя по лестнице до уровня простых масс, бродивших на уровне моря и вологодских площадей, Командор проследовали на территорию музея, где обнаружили перерыв. Широкие Массы, шаривший тоскливым взором по той же территории, вообще ничего не обнаружил вопреки давешним обещаниям НН появиться где-нибудь около. Посему он уныло последовал за Командором, каковые с юношеской стремительностью двинулись вдоль берега сточной канавы с заполнившими её вологжанами всех полов и возраста.

Мимо застывшего от жары и безнадежности парка Командор вывели нас на тенистую деревенскую улочку с разомлевшими котами, среди которых возвышалась голубая в белую полоску церковь Варлаама Хутынского с адмиралтейским шпилем на главе. Оценив относительные размеры этого внушительного острия и слегка помрачнев, Командор однако не пали духом, но напротив ещё возвысили оный посредством обливания себя совместно с рубахой водой из колонки. Обсыхая на деревянных мостках, обозначавших тротуар (а происходило всё это в пресловутом Центре, в считанных кварталах от скопления автобусных остановок), Командор, лениво жмуря вежды, снисходительно выслушали лживую повесть Демагога о детстве, проведенном им на этой улице, о первых драках и первых женщинах, познанных под этим вот забором. Всё лгал оный Иуда: не было у него ни детства здесь, нижé драк и женщин; токмо лишь в сладострастных мечтах мнил он срастись с великим народом, возводившим Софию и мостки эти, собравшим воедино автобусные остановки и сточные воды и посредством таковых и подобных подвигов создавшим себе нынешнюю свою счастливую и светлую жизнь. Подобно всем Иудам и наш Демагог, оторвавшийся от Широких Масс, был гнилой интеллигент как внешне, так и внутренне, и не было предела его цинизму, скептицизму и пессимизму.

Солнце бодро взбиралось по невидимой лестнице к зениту, когда, расслабленные сидением на мостках, а затем лежанием на скамейке в парке, подходили мы к музею. Ничто не изменилось за время нашего отсутствия. По-прежнему закрыт был отдел икон, ржавели замки на дверях Софии, исправно звенели гривенники, опускаемые в кассу у входа в колокольню, откуда сверху бледным пятном свисало лицо прикованной к колоколам экскурсоводки, выискивавшей в толпе прохожих мужественные формы Командора. Но не свисало ниоткуда лицо НН, что окончательно повергло Ш.М. в состояние тупого безразличия к окружающим древностям. В указанном состоянии проследовал он за Командором и Главкультом по залам исторической экспозиции, равнодушно разглядывая ископаемые горшки и призывы свершить пятилетку за невыносимо короткое время, а также прочие предметы давнего и недавнего прошлого. Были среди оных и фотографии деятелей революции в посещённом нами краю, к которым вполне приложимы были слова нашего Поэта "Иных уж нет, а те далече" (слова те одолжил он у одного из своих коллег). Но и это не пробуждало погруженный в спячку мозг Ш.М, Демагог же, предвидя себе поживу в состоянии Ш.М., нарочито заслонял его от заботливого взора Командора, надеясь довести Ш.М. до полной апатии, сопряжённой с неподчинением злу насилием. "А там из него хучь верёвки вей," - мечтательно мыслил себе Демагог, в воображении своём уже зревший себя вождем пусть и вялой, но многочисленной оппозиции.