Инна Туголукова - Инна Туголукова Инна Туголукова

Клади, клади ей побольше, — приказала она Нюше, снующей вокруг стола с удивительным для своих габаритов проворством. — Теперь ведь есть не модно. Все фокусничают. А ты, девочка, к себе прислушивайся, желудок сам подскажет, что ему надо. Да больше сердцу доверяй, не голове. Голова-то она не туда увести может, а сердце не обманет.

— А если обманет?

— Это коли подсказывать ему, поправлять. Мы ведь слышим то, что хотим услышать. А ты доверься.

— А как ошибешься? Не тому доверишься?

— А тут уж тебя никто не научит. И старые ошибки не помогут. Потому как ничто в жизни не повторяется: так, да не так…

— Значит, и вас ошибки ничему не научили?

— Еще как научили! Да ведь исправить ничего нельзя. И по наследству не передашь. Вот муж мой покойный все говорил: «Давай, Роза, родим много детей, чтоб было кому перед смертью воды подать». А я ему отвечала: «Сёма, эти дети сначала всю твою кровь выпьют, а потом воды подадут, чтобы ты уже напился и умер». Родили мы мальчика. А где теперь этот мальчик? Живет в Майами. И меня туда звал. А я не поехала: здесь жила, здесь и умру. Так он дом мне построил у моря, Нюшу нанял хозяйствовать. Вот она мне последний стакан и подаст. А как бы все сначала начать, я бы много мальчиков родила.

Нюша фыркнула, сердито загремела посудой.

— Ну скажи, скажи про свою жизнь, — ободрила Роза Исаевна.

— Да сами уж и рассказывайте, а я послушаю, подивлюсь: неуж со мной такой Голливуд…

— Воистину Голливуд, — согласилась Роза Исаевна. — Ты не смотри, — повернулась она к Симе, — что Нюша у меня хозяйство ведет. Она и ее муж юридический факультет Московского университета закончили. Муж работал, по служебной лестнице высоко поднимался, а она ему детей рожала. А как пятого родила, он от нее к продавщице ушел. Уж его и по партийной линии, и по профсоюзной ломали, а он: люблю — и все тут, хоть тресни. Семью, правда, обещал материально поддерживать, да только они от его помощи отказались. А ему что? Баба с возу… И билась Нюша как рыба об лед, а всех на ноги поставила. Ну а на своих ногах они уже сами пошли. Кто куда. Одного в Чечне убили. Другой в Кронштадте живет, по всем морям плавает, дома почти не бывает. Третий легкой жизни искал, сидит теперь в местах не столь отдаленных.

У дочки тоже судьба не задалась: носит ее по свету от одного к другому, ни кола своего ни двора. А последний сынок к матери в дом молодую жену привел и такую ей свободу дал, что матери и места в этом доме не осталось, со мной живет, и последний стакан, может, я и подам, если успею. Вот и думай, какие ошибки Нюша в жизни наделала и какие из них можно извлечь уроки.

В комнате повисла долгая пауза.

— Батюшки! — спохватилась вдруг Роза Исаевна. — А кавалер-то наш сбежал! А и правда, какой ему интерес? Все эти печальные истории он уже наизусть знает.

Тут только и Сима заметила, что за столом нет Протасова.

— Вы давно с Володькой-то познакомились? — воспользовалась ситуацией Роза Исаевна. — В Москве?

— Нет, мы здесь познакомились, в санатории.

— Так это он к тебе сюда вернулся?

— Не знаю, — растерялась Сима и задумчиво повторила: — Я… не знаю…

— К тебе! — убежденно заверила Роза Исаевна. — Ты верь ему, девочка. Он человек бесхитростный. Мальчишкой таким был и сейчас остался.

— Расскажите мне о нем!

— Нет, милая, он сам тебе все расскажет.

«Расскажет, — подумала Сима, — если успеет…»

— Да ты иди к нему. Чего тебе со старухами-то сидеть?

— Да нет, уже очень поздно, — уязвленная уходом Протасова, сказала Сима. — Я поеду…

— Ни в коем случае! — безапелляционно отрезала Роза Исаевна. — Нюша тебе наверху постелила, прямо напротив лестницы твоя комната. А рядом ванная. Прими душ и ложись. Только проверь прежде, не забрался ли к тебе в кровать наш проказник. А то напугает до полусмерти.

«Интересно, чем бы это он мог меня напугать, этот… проказник?» — поджала губы Сима.

Она поднялась наверх и заглянула в спальню. Постель была разобрана и пребывала в некотором беспорядке. «Кто лежал на моей кровати и смял ее?» На массивном дубовом столе в изголовье стоял огромный букет маленьких желтых роз, наполняя комнату тонким чудесным ароматом. А на подушке лежало что-то золотистое, воздушное, нежное, оказавшееся ночной рубашкой!

Сима приложила ее к груди и, обернувшись к зеркалу, печально вздохнула: никто не увидит этой красоты…

Она стянула паричок и отправилась принимать душ.

В кремовой ванной, автоматически совершая все необходимые процедуры, Сима думала: «Какой странный день! Такой длинный, как будто полжизни прошло: встретились, расстались, а серединка выпала и забылась. И никто уже не узнает, какой она была.

Куда ушел Володя? И почему исчез? И когда вернется? И зачем вообще привез меня в этот дом? Понял, что ему ничего не нужно, и решил таким вот оригинальным способом прервать отношения? А разве у нас были отношения?

И что за уроды мне попадаются? Или это я сама урод? Наверное, я его напугала утром: на грудь кинулась, слезу пустила. Ну, скажет, точно больная. Особенно если вспомнить все прочие эксцессы…

А может, так гораздо честнее?»

Она окуталась золотистым шелковым облачком ночной рубашки и повернулась к зеркальной стене, но слезы туманили глаза.

«Не смей! Не смей…» Сима накинула халат и вернулась в комнату. Ни книжки, ни телевизора. Значит, придется лежать и жалеть себя, пока не уснешь. Если, конечно, удастся уснуть. Тем более что насчет проказника Роза Исаевна явно погорячилась…

Сима нырнула в постель и взвыла от дикой боли, пулей вылетев обратно. Глубокие царапины на разодранной ноге сочились кровью.

Из-под одеяла выскочил разъяренный Мойша. Тяжело спрыгнув на пол, он забил хвостом, прижал уши и утробно заорал, прожигая перепуганную Симу немигающими горящими глазами. Кот явно готовился к новой атаке, парализуя жертву пронзительными воплями. И когда в комнату ворвались Роза Исаевна, Нюша и неизвестно откуда взявшийся Протасов, он все же кинулся на нее и впился, как аспид, все в ту же многострадальную ногу сразу и когтями, и зубами.

Кота общими усилиями отодрали, вышвырнули в коридор, и он возмущенно орал там, шаря лапой под дверью, в страстной надежде проникнуть обратно в спальню.

— Батюшки-светы! — обомлела Роза Исаевна, указывая на Симу дрожащим пальцем. — Да он с нее скальп сорвал!

— Господи Иисусе! И правда… — ахнула Нюша, прижимая к груди руки. В глазах ее полыхал ужас.

Протасов громко захохотал. Сима, которая принципиально не смотрела в его сторону, тоже заулыбалась сквозь слезы. И вдруг осознала, что все это время пребывает в своем полупрозрачном эфемерном одеянии, никак не скрывающем наготы.