Генерал де Голль - Николай Молчанов

Разумеется, веселые сцены, подобные только что описанной «корриде», отнюдь не свидетельствовали о каком-либо духе демократизма в Высшей военной школе. Напротив, здесь царила реакционная, консервативная атмосфера кастовой преданности наиболее архаичным, во многом монархическим традициям французского офицерства. Изменение политического климата во Франции после войны, характерное резким усилением антимилитаризма, ростом влияния левых сил, совершенно не коснулось армии, во всяком случае ее кадрового офицерского состава. Поскольку побежденная Германия пока опасности не представляла, главным врагом в глазах реакционного офицерства стал враг внутренний в лице революционных сил Франции. В 1920 году происходит историческое событие — рождается Французская коммунистическая партия, постепенно превращающаяся во все более серьезный фактор политической жизни Франции. С подозрением, тревогой, неприязнью следили за этими событиями в таких учреждениях, как Высшая военная школа. В соответствующем духе воспитывались и учащиеся этой школы.

Для характеристики окружения де Голля в это время интересны фигуры трех его товарищей по школе, таких же, как и он, капитанов, которых он каждую неделю принимал у себя дома и вел с ними длительные беседы. Это были Жорж-Пико, сын академика, Бридо, сын генерала, и Лустано-Лако, занявший первое место в выпуске. Интересна их дальнейшая политическая судьба, в которой отразились их взгляды и настроения, сформировавшиеся же в те далекие годы учебы. В 1940 году генерал Жорж-Пико откажется присоединиться к де Голлю и предпочтет служить правительству Виши. Бридо будет военным министром этого «правительства» и получит за предательство смертный приговор в 1945 году, когда де Голль возглавит правительство. Лустано-Лако будет тоже вишистом, хотя и не долгое время.

Но уж если речь зашла о Виши, то нельзя не сказать о том, что в то время де Голль сохранял близкие отношения с маршалом Петэном. Маршал приглашал его домой и подолгу беседовал с офицером, на которого он возлагал большие надежды, считая его исключительно способным. В декабре 1921 года у Шарля де Голля родился сын, получивший в честь маршала имя Филипп. Петэн по этому случаю подарил де Голлю свой портрет с надписью, в которой он выражал пожелание, чтобы маленький Филипп унаследовал блестящие качества отца.

И все же, хотя в те годы Шарль де Голль говорил на одном языке с людьми вроде Жоржа-Пико, Бридо или Лустано-Лако, уже тогда его отделяла от них определенная грань, которая была, видимо, следствием не столько разницы убеждений, сколько различия характеров. Дело в том, что, будучи несомненно консервативным в своих политических взглядах, де Голль не был конформистом. Именно во время учебы в Высшей военной школе обнаружилось впервые совершенно явно это стремление говорить и действовать в соответствии со своими убеждениями. Пожалуй, это можно назвать принципиальностью, обходившейся де Голлю довольно дорого. Не случайно он будет на протяжении 12 лет оставаться в звании капитана.

В школе безраздельно господствовала тактическая Доктрина, которую де Голль сразу расценил как догматическую. Руководитель кафедры тактики полковник Муаран, знающий, но крайне педантичный преподаватель, был главным выразителем этого господствующего и официального направления. Он рьяно отстаивал так называемую тактику a priori (заранее определенную). Она исходила из опыта войны 1914–1918 годов, интерпретированного таким образом, что оборонительная тактика является самой выгодной, что всякое движение, маневрирование крайне опасно, что все решает мощь огня. Согласно этим идеям, необходимо заранее выбрать поле боя, создать там превосходство огневой мощи и ждать, когда противник подставит себя под огонь. При этом заранее разработанные принципы действия не должны изменяться ни при каких обстоятельствах. Де Голль считал такой образ действий смертельно опасным и в противовес ему выдвигал тактическую теорию боевых действий в зависимости от обстоятельств, которые заранее предвидеть невозможно. Он мыслил вполне в духе своего духовного наставника Анри Бергсона, конечно, так, как он его понимал.

На протяжении первого года учебы де Голль держался осторожно, хотя порой и ставил преподавателей в тупик неожиданными вопросами, которые сразу показывали их ограниченность. Но на официальную доктрину он открыто не нападал, чтобы, как он говорил смеясь, быть допущенным «к причастию». Но вот, наконец, этот момент наступил. Учеба завершалась тем, что учащиеся школы должны были на маневрах, командуя реальными соединениями, показать свою тактическую подготовку. 17 июня 1924 года на маневрах в Лотарингии, на подступах к Вар-сюр-Об ему было поручено командовать армейским корпусом «синих». Де Голль начал решительно действовать вопреки всем правилам полковника Муарана. Неожиданными решениями, необычными маневрами он привел в ярость этого педанта, который тщетно пытался поставить на место самонадеянного капитана. Между ними, например, состоялся такой весьма типичный для де Голля диалог. Полковник Муаран внезапно спрашивает де Голля: «Где находятся обозы левого полка вашей правой дивизии?» Повернув голову к офицеру, исполнявшему роль начальника штаба, де Голль говорит: «Шатеньо, ответьте». Полковник взрывается: «Я вам задал этот вопрос, де Голль!» На это следует совершенно правильный по существу, но крайне дерзкий ответ: «Мой полковник, вы доверили мне ответственность за командование армейским корпусом. Если мне кроме этого надо брать на себя обязанности подчиненных, то моя голова будет слишком занята, чтобы выполнять свою миссию. De minimis non curat praetor… (лат. — Претор не занимается мелочами) Шатеньо, ответьте же полковнику…»

Полковник Муаран, который считал, что лучше потерпеть поражение, чем нарушить правила, хватался за голову, видя неожиданные, оригинальные, смелые действия капитана, с презрением отбросившего все, чему он его учил. Муаран кричал о кощунстве! На это де Голль отвечал: «Но я же выиграл бой!»

Многие говорили, что лучше бы он его проиграл, ибо Муаран постарался испортить ему карьеру. Вот какую аттестацию он дал де Голлю: «Интеллигентный, образованный и серьезный офицер; показал блестящие способности и большие перспективы будущего роста. К несчастью, его бесспорные высокие качества снижаются его чрезмерной самоуверенностью, его нетерпимостью к мнениям других, его позой короля в изгнании…»

В результате де Голля назначили не в генеральный штаб, что, как правило, ожидало лучших выпускников, а лишь в штаб Рейнской оккупационной армии в Майнце. Во время прощальной церемонии по случаю очередного выпуска школы де Голль был мрачен, думая о мелочности и мстительности Муарана и других корифеев этого учебного заведения. Его товарищ Шовен сказал по поводу характеристики, — которую получил де Голль: «Вы воткнули им за два года столько бандерилий, чтобы заслужить этот Смертный приговор…» Де Голль с бешенством ответил: «Я поступил в эту дыру не только для того, чтобы быть майором!»