Тихие воды - Алиса Дорн

Я посмотрел на ее руки. Действительно, старинное кольцо, хищно сверкавшее гранями бриллиантов при нашей предыдущей встрече, исчезло.

— Нельзя, если не хотите получить заражение крови, — я затянул повязку на ее руке и перешел к ногам, на которых и живого места не было. — Как вас так угораздило?

— Я бы тоже хотел это узнать. — добавил Эйзенхарт.

После заявления леди Гринберг он ненадолго забыл о своем неприязненном отношении к ней и даже принес чашку чая.

— У меня не будет никакого заражения! — запротестовала леди. — И я сама не знаю, что произошло. Последнее, что я помню — я шла по улице, и меня кто-то окликнул… После этого я очнулась в карете. В салоне никого не было, я дождалась подходящего момента и выскользнула из него.

— На полном ходу? — спросил Эйзенхарт, намекая на ее потрепанный вид.

— А что, мне надо было дождаться остановки? — возмутилась она. — Это была не больничная карета. И сомневаюсь, чтобы на козлах сидел какой-то милосердный незнакомец, решивший доставить меня к врачу.

— Но, скорее всего, все так и было. А вы вместо этого напридумывали себе страстей, — отмел ее сомнения Эйзенхарт.

— А кольцо?

Эйзенхарт фыркнул.

— Потеряли. Забыли утром надеть. Специально сняли, чтобы добавить вашей истории драматизма.

— Почему, что бы я вам ни рассказала, вы никогда не встанете на мою сторону, детектив? — поинтересовалась задетая его недоверием леди Гринберг.

— Потому что я вижу, что вы утаиваете от меня информацию.

— Если вы хотите, чтобы люди вам все рассказывали, вам стоило выбрать другую профессию. Психоаналитика, например, — едко заметила леди и подняла руки в пораженческом жесте. — Хорошо, хорошо. Клянусь своей душой отныне и во веки веков отвечать вам — и отвечать правду — на все вопросы кроме одного… нет, двух. А вы в качестве ответной услуги пообещаете не вести себя со мной так, словно я ваш личный враг, и доверять мне. Такой расклад вас устроит?

— Что за вопросы? — живо поинтересовался Эйзенхарт, на что леди Гринберг только рассмеялась:

— Нет, детектив, так мы не договаривались. Если вы узнаете вопросы, то узнаете и ответы, — посерьезнев, она добавила. — Но я могу пообещать вам, что они не связаны с убийством Ульриха.

Эйзенхарт задумался, на его лице четко отражалась борьба любопытства и того странного напряженного отношения, которую он по непонятной мне причине испытывал к леди Гринберг. Леди Эвелин же дала ему время на размышления и взяла в руки чашку, но, едва поднеся ее к губам, поморщилась и отставила ее на стол. Поскольку с перевязками на ногах я к тому времени уже закончил, а к глубокому порезу на лбу леди запретила прикасаться, я обратил на это внимание.

— Все в порядке? — спросил я у нее. — Я знаю, что здешним кофе можно выколачивать добросердечные признания у преступников, но чай вроде бы не так плох.

— Нет, чай замечательный, — улыбнулась леди Эвелин. — Просто… — она рассеянно провела пальцами по губам. — Да нет, ерунда.

Я взял ее за подбородок и присмотрелся к губам.

— Детектив, — тихо подозвал я Эйзенхарта, — посмотрите.

Он подошел к нам.

— Похоже, это все же был не милосердный незнакомец. Видите эти ожоги?

Мгновенно посерьезнев, он кивнул:

— Хлороформ?

— Он самый.

— Это меняет дело. Я согласен на ваше предложение. Рассказывайте все, что помните, — велел он леди Гринберг.

— Я шла по Монетному переулку, когда меня окликнули… будто я обронила перчатку или что-то в этом роде…

— Вы видели нападавшего?

Леди Эвелин покачала головой:

— Я даже не успела обернуться.

— Голос был женским?

— Нет, — леди Гринберг даже удивилась, — мужской.

— Какие-нибудь отличительные способности? Акцент, что-то еще?

— Ничего.

— Ладно. Что было потом?

— Я пришла в себя в закрытой карете. В салоне никого не было, шторы были задернуты, поэтому я не видела, куда еду. Я выскочила у Угольного, мне повезло, что там старая брусчатка, шумно, трясет, и он не заметил, как я открыла дверь, — леди потерла раненый локоть, вспоминая произошедшее. — Оттуда переулками добежала до Диагонали и поймала там извозчика, чтобы приехать сюда.

— Удивительное везение, — согласился Эйзенхарт. — Вы не рассмотрели, как выглядела карета, в которой вас везли?

— Обычный наемный экипаж. Черный, без каких-либо опознавательных знаков. Возницу я рассмотреть не смогла, — в голосе леди Эвелин сквозило сожаление.

Эйзенхарт задумчиво потер подбородок. В этот момент в дверь просунул голову Брэмли, все еще находившийся под впечатлением от полученной взбучки.

— Вечерняя почта, сэр, — он протянул детективу стопку конвертов.

На некоторое время в кабинете воцарилось молчание. Эйзенхарт просматривал полученную корреспонденцию, отправляя одно письмо за другим в корзину для бумаг. Леди Эвелин, демонстрировавшая удивительное в свете случившихся событий спокойствие, закурила. А я попытался собрать мысли воедино: какая-то деталь не давала мне покоя. Я не слишком хорошо знал Гетценбург, но был готов поспорить, что…

— Угольный рынок находится недалеко от того берега, верно?

— В двух кварталах от Моста утопленников, если вы про это, — отозвался Эйзенхарт. Какое-то из писем привлекло его внимание, и он снова и снова его перечитывал.

— Вы думаете…

— Я знаю, — Эйзенхарт протянул письмо мне.

— Что там? — спросила до этого не проявлявшая большого интереса к обсуждению леди Эвелин.

— Ваше признание в убийстве барона Фрейбурга на почве ревности, — я пробежался глазами по строчкам. — А также предсмертная записка, в которой говорится, что вы не способны вынести груз вины и решили оборвать свой жизненный путь там, где совершили преступление.

— Какая чепуха! — леди Гринберг отобрала у меня листок. — Как будто кто-то может поверить этой подделке!

— Вообще-то написано неплохо, — заметил Эйзенхарт. — Хорошая речь, ни единой ошибки… Письмо отпечатано на машинке, поэтому установить авторство по почерку невозможно. Думаю, если бы вы сегодня не спаслись, у нас не было бы оснований сомневаться в том, кто написал это признание.

Девушка недовольно фыркнула.

— В таком случае я думала о полиции лучше, чем она того заслуживает. Как я могла бы напечатать это, — леди с брезгливым видом помахала письмом, — если у нас в доме одна пишущая машинка, и она в идеальном состоянии, а здесь половина букв выпадает из строки? Не говоря уже о том, что любой член моей семьи может подтвердить вам, что текст совершенно абсурден.

— Это вы о том, что если бы убили беднягу барона, спокойно жили бы дальше?