Стиратель - Яна Каляева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потираю левую щеку. Хотя заклинание аристократки зацепило меня по касательной и оставило только царапину, заживать эта царапина упорно не хотела, обещая превратиться в романтический шрам. Хотя сразу оказал себе через Тень первую помощь, остановил кровь и обеззаразил рану, ткани регенерировали слабо, как ни пытался запустить процесс. Получается, магия в Танаиде ранит навсегда. Вот такие пироги с котятами.
Вблизи городок — Пурвц, вроде бы — далеко не так живописен, как выглядел издалека. На тротуары нет и намека, улицы тонут в грязи, сточные канавы воняют отвратительно. На вежливый вопрос «как пройти на постоялый двор?» соизволил ответить только четвертый по счету прохожий, остальные ругаются сквозь зубы и уходят по своим делам.
— Ночлег — пять монет! Ужин — столько же! Деньги вперед! — приветствует меня хозяин постоялого двора, маленький лысый толстячок.
— Доброго вечера. К сожалению, у меня сейчас при себе всего четыре монеты, но я лекарь и готов отработать…
— Пшёл отсюда, вонючий бродяга!
Воняет тут, вообще-то, от него, а не от меня — я вчера выкупался в реке, хоть и было довольно холодно. Однако он в своем доме и в своем праве. Но ночевать на улице не собираюсь, потому решительно пересекаю зал и подхожу к хозяину.
Он протирает обеденный стол — хотя едва ли столешница может стать чище от этой грязной жирной тряпки. Смотрю на его пальцы и замечаю опухшие суставы, даже легкое искривление — верные признаки прогрессирующего артрита.
Говорю:
— У тебя ведь давно болят руки. Позволишь помочь?
Толстяк пару секунд колеблется, потом решительно отбрасывает тряпку:
— Замучили совсем, проклятущие! Я сам еще мужчина хоть куда, а руки — как у древнего деда! Делай, что ты там делаешь, хуже уже не будет!
Касаюсь его пальцев и ныряю в Тень. Работаю на совесть: устраняю отек и воспаление, снимаю боль, восстанавливаю гибкость суставов. Возвращаюсь в реальность.
Хозяин шевелит пальцами, сгибает их и разгибает, разглядывает кисти рук так, словно они появились у него минуту назад. Потом смотрит на меня уже с совершенно другим выражением:
— Ты исцелил меня, лекарь?
— Увы, исцелить твою болезнь до конца не в моих силах, — отвечаю честно. — Но я устранил основные ее проявления. В ближайшее время боли не вернутся, но следует дня через три повторить процедуру.
Хозяин еще несколько секунд любуется своими руками, вертя их перед лицом, словно младенец, потом смотрит на меня:
— Прошу простить моё невежество… Говорил не я, а застарелая боль. Окажи мне честь, будь гостем в моем скромном доме.
— В доме? — наверно, переводчик что-то напутал. — Но ведь это постоялый двор…
— Не могу же я предложить почтенному лекарю проперженный матрас в общей комнате с храпящими возницами… А отдельные номера у нас только для Высших. Потому прошу тебя разделить с нами скромный ужин и переночевать в бывшей комнате моего сына.
Не нахожу ни одной причины для отказа! Дом хозяина примыкает к постоялому двору, так что даже на улицу выходить не приходится. Ужин нам подает смазливая рыженькая девица — дочь хозяина. Оказывается, горожанки носят не уродские платки, а белые чепчики, из-под которых кокетливо выбиваются прядки. Да и вместо балахона — платье, обозначающее весьма недурную фигурку.
Впрочем, сейчас меня куда больше интересует еда. Это по-прежнему гороховая похлебка, но в этот раз на сале, порции большие и хлеба сколько угодно. К столу подают напиток, который хозяин гордо именует пивом; по мне, так это что-то вроде перебродившего кваса, но после недели питья только воды заходит на ура.
Хозяина, как выясняется, зовут Гар, а дочку его — Нелле, но я про себя прозвал ее Леночкой, ей подходит. Мои имя они сократили до «Мих» и я не стал возражать — мужские имена здесь обыкновенно короткие, так лучше впишусь в местное общество. Комната у них в доме свободна, потому что сынка удалось определить в старшие помощники младшего сборщика налогов. Гар сообщает об этом с гордостью — видимо, здесь это считается большим жизненным достижением.
Когда Леночка убрала со стола и вышла, Гар заговаривает о делах:
— Скажи, Мих, а не намерен ли ты задержаться в нашем славном Пурвце?
— Рассматриваю такую возможность…
— У нас старый лекарь помер полгода назад, а ученик его едва отличает голову от пятки. Город нуждается в хорошем лекаре, очереди выстраиваться будут отсюда и до самой ратуши.
— Могу человек по десять в день принимать, не больше.
— Устроим! С меня помещение и первые клиенты. А там уже слава твоя на нас работать будет. А доходы пополам. Кров и стол за мой счет. Идет?
Я, конечно, от этого так называемого пива слегка захмелел, но не настолько, чтобы сходу продать себя в кабалу.
— Назначь лучше арендную плату за помещение, Гар. В конце месяца выплачу.
Гар прищуривается:
— Видишь ли, какое тут дело, Мих… Я-то, когда выгоду чую, враз ужас до чего нелюбопытен становлюсь. Вижу, не хочешь ты о себе рассказывать, кто ты да откуда, и не лезу с расспросами. Но ведь не все люди таковы. Пойдут слухи всякие, мало ли до кого их донесет… А что если мы тебя моим двоюродным племянником представим? Тогда лишних вопросов ни у кого не возникнет.
Звучит резонно. Я же и правда не знаю, как тут дела делаются… Пожалуй, стоит пойти на компромисс:
— Треть дохода тебе, две трети — мне. На первый месяц. Там или заново договариваться станем, или разойдемся.
— Доброму человеку чего бы не пойти навстречу! Идет.
— Мне еще понадобятся врачебные инструменты, какие удастся раздобыть, и некоторые материалы…
— Поищу. Только мне они без надобности, потому их стоимость — из твоей доли. Еще по пивку?
С третьей кружки уже соглашаюсь мысленно называть это пойло пивом. Все равно попасть в крафтовый бар в обозримом будущем мне явно не светит. Обещаю Гару, что за его артритом стану присматривать без оплаты.
Выделенная мне комната оказывается скорее каморкой. Вместо кровати — деревянная лавка, покрытая
