Возвращение грифона - Евгений Щепетнов

— Чушь. В конце концов все кончилось хорошо. Так что ты зря нагнетаешь на себя тоску.

— А ты себя видел в зеркало? Нет? Иди, посмотри. Посмотри, посмотри — тогда и скажешь, проклятие или нет.

Пожав плечами, встал и пошел в спальню к Марии, где стояло трюмо с большим зеркалом. Взглянул в него и замер — я привык, что из зеркала на меня смотрит высокий русоволосый парень, с немного грубоватым, но красивым лицом, правильными чертами и голубыми глазами. Теперь же передо мной был мужчина лет тридцати пяти, под сорок, с наполовину седой головой, асимметричным лицом, с приплюснутым, как у борцов или боксеров носом и сломанными ушами. Передних зубов не было (они только начали расти, и немного показались из десен, от чего те зудели и слегка кровили), а все лицо покрыто шрамами, как будто я попал под сенокосилку. Снял рубаху — тело тоже в шрамах, а посреди груди красовался звездчатый шрам, такой же, думаю, был и на спине.

Меня посетила одна нехорошая мысль, и я быстренько сдернул штаны вместе с трусами — ффу-уххх… все на месте. Остался-таки я мужчиной. Впрочем — это еще нужно будет проверить…

— Любуешься? — позади меня усмехнулась Мария. — Тебя словно в мясорубке провернули. И такое впечатление, что произошло это лет двадцать назад. Поразительно! Тебя надо бы в академию наук, для экспериментов.

— Ага, наколоть на булавочку и рассматривать под микроскопом. Нет уж, не дамся. А то, что меня изувечили… ну что же… жизнь долгая. А есть такая китайская пословица: «Если достаточно долго сидеть не берегу реки, то в конце концов ты увидишь, как по ней проплывает труп твоего врага». Будет еще и на нашей улице праздник. Ты вот что… как-то бы нужно узнать обстановку — чего эти уроды говорят про меня. Сняли обвинение или нет. Соседи тебе точно скажут.

— Не буду общаться с соседями. Пошли они к черту, твари. Кстати, а откуда ты знаешь китайскую пословицу? Может, что-то еще вспомнил из своей прошлой жизни?

— Нет. Откуда-то выплыла эта фраза. Кстати, насчет соседей: «Сосед — это вредное животное, которое живет рядом с человеком».

Мария тихо захихикала, отсмеялась и сообщила:

— А что-то в этом есть. Если вспомнить того гада, что указал на тебя. Всеволода. Ну так что будем делать?

— Пока что — узнать, что с поимкой настоящего преступника. А уж затем… Я тебе расскажу и покажу много способов провести время мужчине и женщине.

— Ох уж, и много! И вообще, не рано ли? Поберечься тебе надо.

— Мне нужны положительные эмоции, ты врач или не врач? Ты должна заботиться о пациенте! Иначе нарушишь клятву Гиппократа.

— А где там сказано, что я должна спать с пациентами? — снова хихикнула Мария.

— Нууу… это подразумевается. Не со всеми, но с некоторыми — точно.

— Как раз обратное там сказано, если не знаешь — врачу не вступать в связь с женщинами, мужчинами и рабами.

— Да плевал я на эту клятву! Дурацкая она. Сходи, разведай, а? А я пока поваляюсь. И приходи скорее. Кстати, что там с твоим отпуском? Когда выйдешь на работу?

— В среду. А сегодня пятница. Но я еще продлю, не могу же я тебя оставить без помощи… надо же нарушить клятву Гиппократа. Всласть. Один раз живем. — Мария подмигнула и встала, собираясь идти переодеваться.

— Маш, скажи, а известно, где убили девочку? — спросил я, напряженно обдумывая пришедшую в голову мысль.

— Да. Ее у леса нашли. Возле старого колодца. Ты хочешь вызвать ее дух? — понятливо кивнула подруга и побледнела. — Жуть какая. Страшно это.

— Ты можешь сходить к матери девочки и поговорить с ней? Но только после того, как узнаешь, что негодяи, пытавшие меня, точно объявили о моей невиновности.

— Ой, как не хочется… а что ей сказать? Ты хочешь сознаться, что вызываешь духов? Да меня вместе с тобой отправят в психушку, туда, где я и работаю! Только меня к бабам, а тебя к мужикам.

— Ну ты же умная женщина — придумай, как говорить. Ты же вообще-то врач-психиатр, знаток душ. Попробуй что-то придумать!

— Попробую. Есть одна мысль, — Мария задумчиво почесала нос и усмехнулась, — мне кажется, получится. Все, иду одеваться. Отдыхай.

Я улегся на диван и снова впал в состояние нирваны… мне было хорошо, ничего не болело, мысли плавали где-то далеко-далеко. Думать не хотелось, и я пребывал в неком пространстве между небом и землей.

Не знаю почему, но меня не очень волновало то, как меня изувечили эти негодяи. Ну да, я теперь не был красавцем, но с другой стороны — все-таки выжил, все-таки не умер. И как выяснилось — убить меня очень непросто. И еще — почему-то была уверенность, что все те нехорошие превращения, что не по своей воле получило мое тело, поправимы. Главное — цел мозг. А пока цел мозг, я думаю, существую, надеюсь.

Мой легкий транс, возможно, был еще и защитой мозга от перегрузок — мне казалось, я чувствую, как в организме идет работа. Какая? Не мог понять. Может, организм неким образом переходил к следующей фазе залечивания ран? Ну, к примеру, удар по телу — и некий центр в мозгу решает — организм надо спасать! Срочно закрыть порванные сосуды! Срочно залечить тяжелые повреждения! И мгновенно побежали миллионы клеток-лекарей, закрывая тяжелые раны, угрожающие жизни хозяина. Сломанные кости срослись, порванные сосуды закрылись — в том положении, в которое их привели внешние воздействия. Если нога была сломана и кости соединились криво, под неким углом — так и срослись, под углом. А вот когда все раны залечены, наступает черед «косметической хирургии». Образовавшиеся костяные наросты рассасываются, кости начинают выправляться, вытягиваться.

По крайней мере, так мне думалось. Так мне надеялось. Ну не ходить же всю жизнь горбуном с перебитыми ногами? Моей физиономией сейчас можно детей пугать.

Часа два я лежал в трансе, потом сквозь полусон услышал, как хлопнула дверь, пропуская горячий уличный воздух. В доме было прохладно — ставни закрыты, а толстые бревенчатые стены хорошо держали температуру и укрывали от летнего зноя.

Мария села рядом, и я ощутил, как от нее пышет жаром. Протянув руку, положил ее ей на бедро — печка, настоящая печка!

— Ой, не трогай, я мокрая вся. Надо в душ сходить. Там такое пекло — марево стоит. Асфальт плавится. Еле дошла по жаре. Ффуххх. — Мария стала обмахиваться газеткой, переводя дыхание. — Пойду в душ.

— Погоди. Успеешь. Что узнала? Где была? Расскажи скорее.

— Ну что — пошла в первую очередь в пикет — к участковому. Их там три участковых — Федорчук старший участковый, их начальник. Он чуть не описался, увидев меня, ты бы видел его рожу! — женщина хихикнула и замолчала, потом продолжила: — Спрашиваю, вы забрали моего сожителя, где он? Куда я могу пойти, чтобы узнать его судьбу? Говорит, никуда не надо ходить. Он уже не наша проблема — отпустили его вчера. Не виновен он, так что его допросили и отпустили. Разве он еще не пришел домой? Спрашиваю, а во сколько вы его отпустили? Когда вы его видели в последний раз? Вы же последний, кто его видел?

— Не надо было, — я укоризненно покачал головой, — похоже на намек, как бы не просек это дело…

— Ничего он не просек. Тупой пенек! И кто его старшим участковым, этого болвана, поставил! В общем, он покраснел, побледнел, глазками забегал и сказал, что не его дело, где шляются граждане с вверенного ему участка. И что, может быть, ты нашел себе женщину помоложе и где-нибудь зависаешь с ней. Так что я должна отстать от него и идти по своим делам, не отвлекать милицию от работы! Ну я и ушла, чтобы не отвлекать. Кстати, ты как себя чувствуешь? Мне кажется, тебе стало получше за те два с половиной часа, что я ходила, у тебя полностью сошли опухоли на лице, брови зажили, уши выправились и как будто рассосались шрамы на лице. Слушай, это феноменально! Давай, я напишу диссертацию по твоей теме? Давно уже собираю материалы по таинственным явлениям в человеческой психике, и вот — феномен налицо! Вернее сказать, на лице… Грех не воспользоваться случаем, а?

— Ближе к делу, а? Еще где-то была?

— Оххх… была. От пикета пошла к соседям. К Ольге. Это мать убитой Светы. В общем, слушай: Ольге тридцать четыре года, Светку она родила от парня по любви, беременная была, когда они с ним поженились. А потом он погиб на стройке — крановщиком был, и вдруг авария. Его и прибило во время аварии. Кран упал. Скандал был большой, прораба посадили — не уследил, но мужика-то не вернешь. Вот что толку, что за моих дали пьяному уроду семь лет — это что, оживит их? Отсидит половину срока и выйдет, как новенький. Сволочь! Убила бы его… Ну да не о том речь. В общем, помыкалась она, помыкалась и вышла замуж за Всеволода — от того раньше жена сбежала. Вроде как сбежала — исчезла и записку оставила, что полюбила другого. Весь поселок об этом судачил. Ольга баба интересная, в соку, Всеволод непьющий, работает, положительный — они и сошлись. У Всеволода от жены два сына — одному шестнадцать лет, другому семнадцать. Светка девка была не сказать чтобы оторва, но… любила парней подразнить — юбчонки такие носила, что трусы видать, майки без лифчика, но так-то не было такой славы, что она шлюха. Может, рано еще — четырнадцать лет всего, потом бы свое взяла, но что есть, то есть. С мужиками она кокетничать любила. Теперь о парнях, о ее сводных братьях — так-то вполне приличные, хотя… ну вот проскакивали у них черты отца, и все тут — подленькие какие-то. Не любят их тут, хотя они и учатся прилично, и все такое прочее. Как бы это сказать… то камнем в собаку запустят, то кошку мучают. Впрочем, дети сами по себе жестоки, не понимают, что делают. Хотя я всегда считала, что это зависит от родителей. Теперь о смерти Светы. Она вечером пошла с подружками в кинотеатр — у нас тут есть один, «Маяк» называется. «Золото Маккены» смотреть. Народ просто давится на этот фильм. Я сходила как-то раз — ну ничего, поглядеть можно. Баба там голая плавает, сиськами сверкает — народу нравится. Вот и ломятся. Вечером, в девять часов, они расстались, и Светка пошла домой через пустырь, это возле пруда, на краю города. С тех пор ее и не видели живой. Нашли уже утром — на электричку шли люди и обнаружили. Платье на ней было разорвано, ее изнасиловали, но самое странное и страшное — на шее следы зубов. Будто кто-то рвал ее, перекусил артерию и пил кровь. Тут все говорят о вурдалаках, вампирах всяких. После того как изнасиловали, выпили кровь, ее долго мучили — ломали, рвали, кусали, — все дело в покусах, я даже говорить не могу, что с ней сделали… — у Марии перехватило дыхание, и она замолчала. — Происходило все на том месте, где ее нашли. Трава там стоптана, пятна крови. Чтобы не кричала, ей в рот засунули ее же трусы… Твари, я не могу, Вань! Не могу рассказывать. Дай я успокоюсь… честно — таких тварей надо казнить, сразу, просто на месте!