Деррида - Бенуа Петерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этим болезненным летом 2003 года Деррида редко остается один. Когда Маргерит отсутствует, его близкие попеременно дежурят возле него: Элен Сиксу по понедельникам, Мари-Луиз Малле по вторникам, Сафаа Фати по четвергам. Больше, чем обычно, Деррида предпочитает письмам телефон. От своих друзей он не скрывает тяжести своего состояния. «У нас регулярно были беседы, – рассказывает Хиллис Миллер. – Он говорил мне, что не мог больше писать, мог лишь выполнять простые задачи, например вносить правку»[1411].
Деррида, однако, не прекращает работу полностью. В письме Дэвиду Уиллсу от 5 июля 2003 года, в самый разгар лечения, он передает ему ряд весьма точных замечаний об английском переводе работы «Боковой проезд». Он извиняется за почерк, «еще больше нечитаемый, чем обычно. Одно из следствий химиотерапии, из-за которой рука немного дрожит»[1412]. Той же дрожащей рукой, которая вскоре станет поводом для размышлений, он пишет 10 июля руководителям Комитета за решительную отмену корриды, что согласен стать почетным председателем их движения: вопрос защиты животных для него очень важен.
Все лето, когда некоторые уже считают, что он при смерти (он был вынужден отменить поездку в Нью-Йорк, запланированную на осень, а также одну конференцию), Деррида продолжает вести войну с раком. После первой серии химиотерапии и новой МРТ врач говорит ему, что опухоль уменьшилась. Деррида по-прежнему очень слаб, но чувствует он себя немного лучше. К концу лета он даже намеревается снова вести свой семинар 2003–2004 годов, но в конце концов отказывается от этого.
Но из дружбы с Элизабет Вебер, которая тоже больна раком, он не отказывается приехать в Санта-Барбару, на Западное побережье, чтобы в конце октября поучаствовать в конференции «Непримиримые различия? Жак Деррида и вопрос религии». Элизабет Вебер вспоминает: «Весной и летом 2003 года мы часто перезванивались, чтобы поговорить об этой лекции, но также о химиотерапии, которую проходили и он, и я»[1413]. Выбранное им для лекции название стало своего рода отзвуком этих разговоров: «Жить „вместе“ – Living „together“».
В ноябре Деррида отправляется в Португалию, чтобы принять участие в посвященных ему трехдневных мероприятиях, организованных Фернандо Бернардо в очень старом Университете Коимбры. «Все близкие ему люди, когда увидели, что он приехал, испытали своего рода облегчение», – рассказывает Мишель Лисе, которого Деррида попросил взять с собой его мантию доктора honoris causa. «Эта крайне торжественная церемония ему очень даже нравилась. И он был рад, что распорядителем церемонии выступал режиссер Мануэл де Оливейра, которому тогда было уже почти сто лет»[1414]. Прогуливаясь по старому городу в великолепном черном костюме и шляпе, Деррида, однако, признается Маргерит: «У меня впечатление, что я буду на собственных похоронах». Но она ему возражает: «Если ты на собственных похоронах, значит, еще жив». Действительно Деррида очень активен. Он читает лекцию, как обычно длинную, и участвует во всех мероприятиях, запланированных на три этих дня, в частности в сессии «Коимбра, город-убежище». «Мы все думали, что он вылечился», – вспоминает Мишель Лисе.
Вскоре после возвращения Деррида получает письмо Мирей Каль-Грубер, в котором она говорит, что очень рада видеть, что он «в отличной форме, блистает, во всем участвует, закидывая вопросы все дальше и дальше»: «Мы приехали туда, чтобы быть рядом с вами, дать вам немного огня, который вы нам без устали передаете, но самым щедрым, самым большим дарителем оказались именно вы»[1415].
Этой зимой врачи также изумлены размахом его деятельности и его совершенно нетипичной витальностью. На самом деле Деррида страдает только ночью, но ему помогает лексомил, а главное – он оживает на публике, когда принимает гостей или увлекается новыми проектами. Пегги Камюф рассказывает об этом: «Жак в этот период выполнил многие обязательства и многие поездки не отменил. Отказаться от части своей жизни значило бы для него отказаться жить»[1416].
Хотя Деррида, как он сам давно говорит, «работает на смерти», он работает также и на дружбе, на верности. После смерти Луи Марена в октябре 1992 года он написал:
Почему дарят и что можно подарить мертвому другу?..
Луи знал, что я о нем думаю, он знал о моем восхищении и признательности, по тысяче полученных им знаков, которые, должно быть, были поданы тем, что ткалось между нашими жестами, нашими перемещениями, нашими, скажем также, взаимными работами и через все несказанное, которое, увы, всегда отзывалось в них или было им созвучно. Но это восхищение, о котором он знал, я ему, наверное, никогда о нем открыто не говорил в отличие от того, что делаю сегодня вечером. Я говорю это не только для того, чтобы признаться в ошибке, сожалении или безутешной печали. По сути, эта ситуация довольно общая, она связывает меня не с одним другом, возможно, со всеми, кого называют «лучшими друзьями».
Но почему же? Почему нужно ждать смерти? Почему ждут смерти, скажите мне?[1417]
Этот вопрос Деррида задает себе всякий раз, когда уходит из жизни один из тех, кого он любит. Он испытывает все то же потрясение, как тогда, когда умер его маленький брат Норбер, «безустанное удивление тому, что он не сможет ни понять, ни принять… продолжить или заново начать жить после смерти близкого»[1418]. Майкл Наас и Паскаль-Анн Бро, преподаватели из Университета Де Поля в Чикаго и переводчики многих его работ, решили собрать и издать ряд текстов, написанных или прочитанных Деррида по случаю смерти его друзей – Ролана Барта, Поля де Мана, Мишеля Фуко, Луи Альтюссера, Эдмона Жабеса, Луи Марена, Сары Кофман, Жиля Делеза, Эммануэля Левинаса, Жана-Франсуа Лиотара, Жерара Гранеля, а совсем недавно – Мориса Бланшо… Деррида отправляет Майклу Наасу и Паскаль-Анн Бро несколько некрологов, которые не были им известны, подчеркивая, что это все-таки будет их проект. Многие из этих текстов в США не известны, и он рад тому, что они выйдут. Но издание во Франции его пугает. Он
