Сборник Поход «Челюскина» - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шло гигантское торошение…
Высота ледяного вала вскоре достигла четырех метров. Он рос на глазах, дыбился и надвигался вперед, туда, к темным, запорошенным снегом брезентам палаток.
Лагерю угрожала опасность быть смятым жестоким ледяным потоком.
— Ребята, спасайте вещи…
В один момент из палаток посыпались вещи, столь дорогие в наших условиях: малицы, мешки, остатки продовольственного пайка.
Все это сложили в сторону, под алым знаменем лагеря, в расчете, что сжатие не коснется этого района.
По всем направлениям мимо палаток шли, проникая внутрь их, к нашему продовольственному складу тысячи тонких, извилистых трещин.
Стало ясно: лед, где расположился лагерь Шмидта, ненадежен.
В голове одна упорная, сверлящая мысль: «Только бы не сейчас разрушение! Эх, если бы сжатие приостановилось хоть ненадолго, [277] дав возможность принять необходимые меры к спасению нужного груза…»
Только начали переносить продукты из склада, как издали, из темноты мы услышали:
— Все сюда!… Спасайте моторные боты: их раздавит в щепы…
Бросаемся к трещине. Под руководством старшего помощника капитана тщетно ищем места, где можно было бы перелезть через движущийся ледяной вал к шлюпкам, находящимся по ту сторону трещины, невдалеке от барака.
Сунулись к грохочущему, непрерывно двигающемуся валу — перехода нет. За ним на белоснежную гладкую площадку шипя уже хлынула ледяная вода. Бросились в другое место — такая же картина.
Но перелезть ведь необходимо. Разве можно допустить, чтобы шлюпки — наша надежда на случай появления весенних разводий — погибли?
И перелезли…
Потеряв всякую осторожность, забыв про опасность, цепляясь [278] в темноте за бесформенные нагромождения, с ловкостью акробатов карабкались по двигающимся под ногами глыбам.
С трудом поднялся я на гребень вала, выпрямился во весь рост и тяжко вздохнул, как после долгой физической нагрузки.
Впереди, по ту сторону майны, в серой дымке тумана вижу три беспомощные фигурки людей с пожитками у ног. Они боялись в темноте перелезть через движущийся вал, и лишь когда мы к ним перешли, воспользовались нашей тропой.
С огромным трудом, напряжением всех сил тяжелый 52-местный бот раскачали, отдернули носом назад и под дружное «э-э-х раз, взяли!» оттащили в сторону. В дальнейшем мы приступили к откатке уцелевших бочек с керосином, бензином и нефтью. Барак к этому времени вплотную пододвинуло к ледяному валу и стало к нему прижимать. Воздух огласился скрипящими звуками трущихся друг о друга бревен.
Было больно смотреть на эту картину разрушения и чувствовать свою полную беспомощность перед силами суровой природы.
Стало ясно: барак, наша гордость, единственный деревянный дом на дрейфующем льду, доживает последние минуты. Хотелось действовать, приложить свои силы, помочь. Но как? Как остановить или хотя бы затормозить этот гигантский напор, ледяную атаку?
Скрипя и трескаясь, барак стал накреняться на бок, а холодная ледяная вода поспешно затопляла пол. Вокруг барака чернели силуэты людей, беспомощно опустивших руки, наблюдая за очередной драмой. Только доктор Никитин и подрывник Гордеев еще пытались спасти остатки невынесенных на лед медикаментов.
И вдруг вспыхнуло яркое пламя. Густой серый дым рванулся в воздух. Оказалось, что вспыхнул ящик спичек, на который навалились ледяные глыбы.
Через час сжатие окончилось.
От барака не осталось и следа.
Усталые, измученные, но возбужденные до предела, вернулись в опустевшую палатку, притащили вещи обратно, растопили лед, чтобы напиться, и уж собирались лечь спать, как входит Колесниченко с предложением инженеру Рассу и мне отправиться на аэродром и срочно выяснить, не поломаны ли сжатием посадочные площадки, ибо самолеты готовы к вылету.
Хлебнув полухолодного чаю, мы отправились в путь, получив задание вернуться не позднее семи часов утра для первой передачи по радио. [279]
У первого сигнального флага огромные, в несколько раз большие, чем у нас в лагере, торошения, целые горы вздыбленных гигантских торосов. Маленькая шлюпка-ледянка, оставленная на льду на случай разводий, чудом уцелела. Огромные горы льда остановили свое безумное шествие всего лишь на расстоянии полуметра от ее кормы.
Шли целиной, утопая в снегу, взбираясь на высокие хребты. Повстречав коменданта аэродрома Сашу Погосова, узнали, что вдребезги сломан старый аэродром, где раскинулась палатка аэропорта, а раненый самолет Слепнева оказался на островке, окруженный со всех сторон крупными трещинами.
Обратно в лагерь бежали, ибо до семи часов оставались считанные минуты. Подходим к радиопалатке, вызываем Кренкеля, не решаясь в столь ранний час беспокоить больного начальника. Но нас просят все же войти.
Рассказываем, говорим быстро, чтобы поскорее окончить и выйти. Отто Юльевич тяжело приоткрыл глаза, медленно погладил свою пышную бороду и, казалось, слушал, а потом с усилием снова закрыл глаза и, кивнув головой, взглянул лишь тогда, когда мы уходили.
Представляю себе, насколько тяжело было ему неподвижно лежать, не имея возможности выйти, лично принять участие, руководить ликвидацией неожиданной катастрофы.
После тяжелой бессонной ночи мы заснули мгновенно, забыв про несчастье и часы испытаний.
Проснулись от новой тревоги. Сжатие возобновилось. Выскочили из палатки, бросились спасать лес — наш основной топливный запас. Льды с яростью напирали на лагерь, точно твердо решили его уничтожить.
У палатки задумчиво смотрит на сжатие Георгий Алексеевич Ушаков.
— А где же барак, — говорит он, — в котором вчера я вам делал доклад об Америке?…
Барака нет, как не было бы сегодня и парохода «Челюскина», если бы полундра волей событий уже не произошла 13 февраля 1934 года. [281]
Подрывник В. Гордеев. Барак разорвало
Не первый раз это случалось. 21 февраля часть льдины с лагерем и камбузом, расположенным в 50 метрах от барака, оторвало и унесло больше чем на 100 метров вправо. Эту часть отделило от лагеря трещиной шириной в восемь-девять метров. Ночью с 5 на 6 марта произошел разрыв барака, наскоро сколоченного из бревен и досок, которые мы вытащили с места гибели «Челюскина».
Льдину с передней частью разорванно го барака, отделенного трещиной в два метра, отнесло влево метров на десять. Наша половина барака на льдине имела в поперечнике метров шесть.
6 марта мы решили ее отремонтировать и продолжать в ней жить по-старому. Заделали стену досками, поставили дверь, обложили снегом, верх покрыли двумя кусками брезента, вставили второе окно из двух стеклянных банок, и наше жилище приняло совсем уютный вид… Вначале вместо живших раньше в этой половине 20 человек нас осталось только семь — остальные ушли в палатки. Но уже через [282] несколько дней нашей жизни в бараке нам стали завидовать, и к нам перешли еще семь человек.
