Семь минут до весны (СИ) - Карина Демина

— Именно.

— Но…

— Те ключи больше не подойдут, — Райдо нехорошо усмехнулся. — Зря, что ли Талбот здесь столько времени околачивался? И заметь! Я терпел его!

— А по-моему, он не мешал.

— По-твоему… ты просто не замечала, как он на тебя пялился… стоило тебе появиться, как он мигом забывал обо всех сокровищах… а у меня, между прочим, нервы слабые… я старый и больной. И волноваться нельзя.

— Тебе?

Он пытается убедить Ийлэ, что ничего страшного не происходит, а потому и говорит вовсе не о том, что вот-вот случится.

Ворчит, и ворчание это умиротворяющее ненадолго вытесняет страхи. Ийлэ поддерживает беседу:

— Стоило мне выйти, и он вновь вспоминал о сокровище… значит, он не только ради клада остался?

— Не только, — согласился Райдо. — Он сменил замки в той комнате… и не в ней одной.

— И кто…

— Никто. Только Нат. А Ната ты знаешь, он скорее умрет, чем проболтается о таком.

— А ключ?

Райдо вытащил из-под матраса связку и нашел нужный. Обыкновенный. И с виду ничем-то не отличается от прежнего.

— Ты спрятал его…

— Среди ключей, — Райдо позволил взять связку в руки. Старая. Мамина? Или та, которую носила экономка? — Видишь, он похож на старый. И вряд ли кому в голову пришло бы их сличать… а вот если бы я старый снял, а новый спрятал, все стало бы очевидно.

Прав ли он? Время покажет.

Ийлэ не нравится сама мысль о том, что ее запрут.

— Ты ведь сумеешь выйти, если понадобится? — Райдо протянул руку, и ключи пришлось вернуть. — Тебе они не нужны. Верно?

Да.

И нет. Ийлэ сумеет выйти, но сама мысль о том, что ее снова запрут.

Там запрут.

— Тише, — Райдо перехватил руки. — Дыши глубже. Послушай. Брана больше нет. Ты это понимаешь? Если понимаешь, то кивни.

Ийлэ кивнула. Она прекрасно понимает, и что Брана больше нет, и что из всех комнат, та — самая безопасная. И что запрут ее для ее же блага, но… понять — это одно. Принять — другое.

— Вот и хорошо. Умница. Видишь ли, сокровище мое, у меня нет доказательств. То есть, я примерно представляю, что здесь произошло, но мои слова ничего не значат… разве что для Особого отдела, но с ними, мы уже это выяснили, нам связываться не стоит. Остается королевская полиция… а им потребуется нечто большее.

Ийлэ заставляла себя слушать его.

Полиция? Королевская? О чем он говорит?

О том, что устроил из дома ловушку, и приманкой в ней — Ийлэ. Поэтому исчезли люди Гарма и сам Гарм со вчерашнего дня не появлялся. Нира и та пропала, а Видгар, явившийся с утренним визитом, улыбался так странно.

Видгар знает.

И тоже играет, кажется, получая от игры немалое удовольствие.

— Все идет к тому, что мне придется убить этого человека… таких врагов оставлять себе дороже, но и это убийство, Ийлэ, должно выглядеть оправданным. Я не знаю, как именно он подстраховался, но такие, как он, всегда ждут удара. И поэтому… поэтому я должен быть уверен, что его смерть никак вас не заденет. Ясно?

Нет. Но Ийлэ готова солгать, если ему так будет спокойней. Он ведь собирается убить, а убийство требует спокойствия.

Не из мести.

Конечно, не из мести, Райдо некому мстить здесь, но лишь чтобы жить спокойно.

— Поэтому, милая, потерпи немного, ладно?

Потерпит.

Будто у нее есть иной выход?

— И пожалуйста, — Райдо коснулся щеки. — Что бы ни случилось, не выходи… ты знаешь дом. Ты слышишь его. Ты поймешь, если вдруг начнется что-то и вправду серьезное…

— Пожар?

Дом боится огня. И одно это слово отзывается в нем болезненной судорогой.

— Пожар, — соглашается Райдо. — Наводнение. Ураган. Не знаю! Главное, что если опасность будет настоящей, тогда уходи. Не раньше. И я буду рядом. Веришь?

Уже да.

Если кому здесь и можно верить, то Райдо.

— Вот и хорошо, — он осторожно поцеловал в висок. — Вот увидишь, все у нас получится…

…и страхов станет меньше. Потом, когда Райдо убьет, того, кто и вправду виновен в смерти родителей. Но почему-то сейчас мысль о мести, даже не мести, но справедливости — а смерть за смерть более чем справедливо — не вызывала у Ийлэ радости.

— Нат должен был оставить корзину. Еда там, вода… пеленки опять же. Всякое такое, что может пригодится… и не бойся, ладно? Постарайся не боятся. Страх, он лишает способности думать. А ты умная девочка. Ты у меня очень умная и очень храбрая девочка…

— Утешаешь?

— Пытаюсь. Не получается, да?

— Не очень, — признала Ийлэ. — Но ты… ты не думай, мы справимся.

Потому что иначе быть не может.

То, что предстояло сделать, Нату не нравилось.

Придется лгать.

Не то, чтобы смущал сам факт лжи, но… а если не поверят? Нат лгать не любил и не умел.

— А если не получится? — он сунул пальцы в рот, отогревая.

Весна весной, но холода еще стояли.

— Чему тут не получится-то? Сиди себе. Смотри, — пожал плечами Гарм. — Одна беда, жопу не отморозь.

Просто у него выходит… сиди, смотри. Нат сидит вот, смотрит. Старается, только как-то в последнее время старания его боком выходят.

— Что, с девчонкой поссорился? — Гарм вот выглядел удручающе довольным жизнью. И пирожок очередной жевал, судя по запаху — с грибами. Нат тоже от пирожка не отказался бы, но ему не предлагали. А сам просить он не станет.

Гордый.

Пусть и замерзший, но все равно гордый.

И обиженный.

Нет, он не совсем, чтобы обижен. Обижаются дети, а Нат взрослый. И разве просил о многом? Просто поверить ему.

Не имеет он права рассказать Нире все.

Пока.

А она уперлась, мол, что это он ей не доверяет… и из-за ее семьи, наверное… и если так, то не надо было на ней жениться, все равно эта женитьба — видимость одна. Ему не жена нужна, а нянька, которая будет разбитый нос вытирать и рубашки штопать.

Ну да, рубашки рвались.

Нат ведь не специально! Он и надевал на тренировки те, которые поплоше, а они все равно страдали… и Нира штопала.

Горничные есть. Нат ей говорил. А она ответила, что ей самой хочется… хотелось… и перехотелось, наверное. Устала штопать.

И нос вытирать тоже устала.

И вообще права, потому что в семейной жизни от Ната никакой пользы нет, расстройство одно. А еще Гарму пирожок с собой дали, а Нира и проводить не вышла.

Злится.

И от этой злости Нату страшно, потому как вдруг она решит уйти? Вернется к семье… или просто уедет в другой город. Нат, конечно, поедет следом, потому что невозможно ее одну оставить, без всякого присмотра, но…