Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма

Андре пронзительно закричала. В это время какой-то солдат стал прокладывать себе путь в толпе шпагой.

Сталь сверкнула у нее над головой.

Она сложила на груди руки подобно терпящему бедствие, над которым смыкается последняя волна, крикнула: «Господи, Боже мой!» — и упала.

Как только человек падает в толпе, он сейчас же погибает.

Однако ужасный, предсмертный крик Андре был услышан. Жильбер узнал ее голос, и, несмотря на то что он оказался в этот миг далеко от нее, он изо всех сил бросился на помощь и скоро был около нее. Нырнув в волну, поглотившую Андре, он вновь поднялся, прыгнул на угрожавшую ей шпагу и, вцепившись солдату в горло, опрокинул его. Девушка в белом лежала возле солдата. Жильбер схватил ее и легко поднял.

Когда он прижал ее к себе, столь прекрасную и, возможно, уже бездыханную, лицо его засветилось гордостью: он — он! — оказался на высоте, он был самым сильным и отважным! Жильбер бросился в людские волны; поток, способный снести стены, подхватил его вместе с ношей; он шел, вернее, плыл несколько минут. Вдруг движение прекратилось, словно волна разбилась о какое-то препятствие. Ноги Жильбера коснулись земли. Только тогда он ощутил вес Андре, поднял голову, пытаясь понять, что послужило причиной остановки, и увидел, что находится в трех шагах от здания Королевской кладовой: об эту массу камня разбивалась масса человеческой плоти.

В минуту вынужденной остановки он успел разглядеть Андре, уснувшую крепким сном, походившим на смерть: сердце ее не билось, глаза были закрыты, в лице появился мертвенный оттенок, как у увядающей розы.

Жильбер решил, что она мертва. Он закричал, прижался губами сначала к ее платью, потом к руке и, осмелев, стал осыпать поцелуями ее холодное лицо и прикрытые веками глаза. Краска бросилась ему в лицо, он зарыдал, потом завыл, изо всех сил пытаясь вдохнуть свою душу в бездыханную грудь Андре и дивясь тому, что его поцелуи, способные, казалось, оживить мрамор, оказались бессильными перед смертью.

Вдруг Жильбер почувствовал, что сердце ее затрепетало под его рукой.

— Она спасена! — вскричал он, глядя на разбегавшиеся темные окровавленные фигуры и слыша проклятия, ругань, стоны умиравших. — Она спасена! Я спас ее!

Прислонившись спиной к стене и устремив взгляд на мост, несчастный юноша, однако, не посмотрел направо, где стояли кареты, долгое время сдерживаемые толпой. И вот теперь, почувствовав, что напор ослабел, они двинулись наконец вперед. И коней и кучеров словно охватило безумие: кареты, увлекаемые пущенными вскачь лошадьми, понеслись на несчастных; тысяч двадцать человек, калеча, сшибая с ног и топча друг друга, пытались спастись от них.

Люди инстинктивно жались к домам, давя тех, кто был ближе к стенам.

Эта масса увлекала за собой или давила всех, кто, достигнув Королевской кладовой, уже считал себя в безопасности. Новый град ударов, множество тел, живых и мертвых, обрушилось на Жильбера. Он оказался около решетки и приник к ней.

Однако эта ограда уже трещала под натиском толпы.

Задыхаясь, Жильбер почувствовал, что готов прекратить сопротивление; однако ему удалось, собрав все силы, в последнем порыве обхватить Андре руками, прижавшись головой к ее груди. Можно было подумать, что он собирается задушить ту, которую он взялся защищать.

— Прощай! Прощай! — прошептал он, скорее кусая, нежели целуя ее платье. — Прощай!

Затем юноша поднял глаза, взывая взглядом о помощи.

Ему представилось странное зрелище.

Какой-то человек взобрался на каменную тумбу и уцепился правой рукой за вделанное в стену кольцо. Казалось, он пытался остановить бегущих. Глядя на бушевавшее у его ног море, он то бросал в толпу слово, то взмахивал свободной рукой. И вот, поддаваясь его речам и движениям, из толпы стали выделяться отдельные люди; они останавливались, преодолевали сопротивление и приближались к этому человеку. Собравшись вокруг него, люди словно узнавали друг в друге братьев; они помогали другим вырваться из потока, поднимали их, поддерживали, увлекали за собой. И вот уже из них образовалось ядро, которое, подобно пилону моста, рассекало толпу и противостояло массе бегущих.

С каждой минутой все новые борцы выходили будто из-под земли, подчиняясь его необычным словам, повторявшимся жестам его руки, и смыкались плотными рядами вокруг необыкновенного человека.

Жильбер приподнялся в последнем порыве: он чувствовал, что в этом человеке его спасение, потому что от него исходили спокойствие и сила. Последний отблеск угасавшего пламени осветил лицо этого человека. Жильбер вскрикнул от удивления.

— Пусть я умру, пусть я умру, — прошептал он, — только бы она была жива! Этот человек способен ее спасти.

В порыве самоотречения он поднял девушку над головой.

— Господин барон де Бальзамо! — прокричал он. — Спасите мадемуазель Андре де Таверне!

Бальзамо услышал его крик, напоминавший библейский глас, воззвавший к нему из самых глубин толпы. Он увидел над всепоглощающими волнами что-то белое. Его свита расчистила ему дорогу. Он выхватил Андре из слабеющих рук Жильбера, поднял ее и, подталкиваемый движениями едва сдерживаемой толпы, унес, не успев даже оглянуться.

Жильбер пытался что-то сказать. Вымолив защиту у этого странного человека для Андре, он, может быть, хотел просить помощи и для себя самого. Но ему хватило сил только на то, чтобы прижаться губами к руке девушки и оторвать клочок платья этой новой Эвридики, которую вырывала из его рук сама преисподняя.

После этого поцелуя, после прощания молодому человеку оставалось лишь умереть. Он и не пытался дольше сопротивляться. Он закрыл глаза и, умирая, пал на груду трупов.

LXVIII

ПОЛЕ МЕРТВЫХ

После сильной бури всегда наступает тишина, пугающая и в то же время целительная.

Было около двух часов ночи; над Парижем проносились огромные белые облака; бледная луна освещала неровности этого зловещего места, ямы, куда падали и где находили смерть разбегавшиеся люди.

В неверном свете луны, время от времени скрывавшейся за клочковатыми облаками, приглушавшими ее сияние, то здесь, то там, на откосах насыпей и рвов возникали мертвые тела в изодранной одежде, бледные, застывшие с протянутыми в страхе или в молитве руками.

Посреди площади от обломков помоста поднимался желтый смрадный дым, и это делало площадь Людовика XV похожей на поле боя.

По залитой кровью унылой площади сновали таинственные тени; они останавливались, оглядывались, наклонялись и бежали прочь; это были мародеры, слетевшиеся, подобно воронью, на добычу; они не умели красть у живых, зато, предупрежденные собратьями по ремеслу, пришли обкрадывать мертвецов. Они неохотно разбегались, спугнутые припозднившимися солдатами с угрожающе поблескивавшими штыками. Впрочем, среди множества мертвецов воры и патруль были не единственными живыми существами.