Бумажный тигр. Власть (СИ) - Соловьёв Константин Сергеевич

Сколько лет его не было в Новом Бангоре? Уцелела ли лавка «Бакалейных товаров Лайвстоуна и Торпа»? Помнит ли хоть одна живая душа в Хукахука добродушного толстяка по прозвищу Чабб, который некогда в ней торговал? Жива ли еще Сэнди и брюзгливый сквалыга Маккензи, хозяин «Глупой Утки»? Торгует ли скобяными товарами Скар Торвальдсон? Уцелела ли аптека доктора Фарлоу?

Это было бы вполне в Его духе. Вернуть Лэйда Лайвстоуна в мир, перекроенный начисто, незнакомый и чужой. Но чем отчаяннее Лэйд вглядывался в вывески, пытаясь понять, что изменилось в Новом Бангоре, тем отчетливее понимал, что не в силах этого определить. Был лишь один-единственный шанс…

«Глупая Утка» оказалась на месте, в ее окнах горел свет, виднелись силуэты людей с кружками в руках — беспечные пятничные гуляки открыли заседание Хейвуд-Треста и наверняка уже успели смочить уставшие за день глотки парой пинт «индийского светлого». Лэйд не осмелился зайти — слышал голоса, доносящиеся изнутри, но не мог распознать, кому они принадлежат. Простоял несколько минут, вытирая со лба ледяной пот. Собираясь с духом, чтобы повернуть к своей лавке.

«Бакалейные товары Лайвстоуна и Торпа» ничуть не изменились. Он узнал трещину в стекле — мерзавец-стекольщик потребовал два шиллинга, чтобы вставить новое стекло — узнал знакомый рисунок брусчатки перед порогом. Узнал тысячи прочих деталей, таких родных и знакомых. В лавке горел свет и это напугало его больше всего.

Что, если дверь ему откроет незнакомый человек, новый владелец лавки? Или сухая благообразная старушка, в которой он с трудом узнает Сэнди Прайс? А может, это будет ухмыляющийся полковник Уизерс, черная легенда Нового Бангора, не желающая упустить отличный момент позубоскалить? Или Зеленозубая Дженни собственной персоной? Или…

Он едва прикоснулся к дверному молотку, но тот издал отчетливый и громкий стук. Стук, на который его лавка почти мгновенно отозвалась чьими-то легкими шагами в прихожей и скрипом старых половиц. Лэйд едва устоял на ногах — его подмывало броситься прочь с закрытыми глазами и бежать не разбирая дороги.

— Мистер Лайвстоун?

Сэнди щурилась, стоя на пороге. В прихожей горели газовые лампы, снаружи же было темно, потому она не могла разобрать его лица, но, конечно, мгновенно узнала силуэт. От нее пахло фиалковым чаем, фруктовым мылом и никелем. И чем-то еще, свежим, мягким и напоминающим свежую траву, как иногда пахнет от домашних котов и всех хороших вещей на свете.

— Я решила задержаться в лавке немного, привести в порядок гроссбухи. А вы… — смущение в ее голосе уступило место легкому беспокойству, — Что-то случилось, Чабб? Ваш торжественный ужин не задался?

Он не думал, что ему удастся выдавить из себя хотя бы слово. Горло перекрыло намертво. Но ему удалось. Иногда даже самые невозможные вещи происходят сами по себе, просто потому что приходит срок. Именно так в мире и совершается все невозможное — в четко отведенный час.

— Почему вы так думаете, мисс Прайс? — хрипло спросил он.

— Но ведь… — она немного растерялась, — Вы с мистером Крамби уехали всего два часа назад. Я думала, вы задержитесь подольше. Вам не понравился ужин? Не та компания?

Лэйд с трудом перевел дыхание. Втянул воздух в уставшее, едва шевелящееся, тело.

— Вроде того, мисс Прайс, — пробормотал он, — Вроде того.

Сэнди тряхнула головой, отчего ее июньские кудряшки, не схваченные лентой, рассыпались по плечам.

— Я так и думала. Все эти дельцы — отчаянно скучная публика. Уверена, на этом торжественном ужине можно было умереть от скуки.

— Да. Можно было.

— Заходите скорее, Чабб, — Сэнди улыбнулась ему, отступая в сторону, — Вы наверняка не успели даже толком поесть, да? Не беспокойтесь, я что-нибудь найду. Надеюсь, вы ничего не имеете против холодного ростбифа и печеного картофеля?

Наконец и он нашел силы улыбнуться в ответ.

— Нет, мисс Прайс. По всей видимости, не имею.

[1] Кроссированный чек — вид чека, который может быть обналичен только через кредитное учреждение.

[2] Тратта — вид ценных бумаг; вексель, содержащий указание векселедателя плательщику уплатить в пользу векселедержателя оговоренную сумму.

[3] I te ingoa o te rangi! He mea whakarihariha tena! (маор.) — «Во имя неба! Какая гадость!»

Эпилог

Канапе с ветчиной в самом деле оказались недурны. Лэйд утвердился в этом мнении, опустошив две тарелки. Если что-то и отрывало его от приятного процесса, то лишь необходимость время от времени кивать словам выступающего, бормочущего что-то о котировках свинца в четвертом квартале. Не самая тяжелая обязанность, тем более, что большая часть собравшихся в фуршетном зале джентльменов, кажется, занималась тем же самым.

Чем хороши собрания барышников, всех этих обезьян, разряженных в хорошие костюмы, так это жратвой. Жратву на таких мероприятиях всегда обеспечивают по высшему разряду, это тебе не сбор плотогонов или симпозиум виолончелистов. Пребывая в благодушном настроении, Лэйд даже рукоплескал в промежутках между выступлениями, приглядываясь к прочим закускам, разносимыми по залу услужливыми официантами.

Он не собирался вникать в суть их пространных речей, он даже не знал, чем занимаются все эти люди и к какому событию приурочено их собрание. Очередное сборище денежных мешков, судачащих о своих делах, и только. Добрый друг Скар Торвальдсон раздобыл ему пригласительный билет — и Лэйд собирался использовать данную судьбой возможность хорошо набить живот, не позволяя перебивать себе аппетит чужими заботами.

Речь о тенденциях рынка овечьей шерсти понравилась ему куда меньше — сэндвичи со сливочным сыром, которыми он перемежал эту информацию, немного заветрились, а сыр был не наилучшего сорта. Тем не менее, добравшись до крекеров и тартинок с телячьим паштетом, он повеселел — кто-то из лакеев шепнул, что на десерт ожидается каталонский крем[1], к которому он всегда испытывал слабость. Кроме того, шампанское все-таки было превосходным, и он успел отдать ему должное.

Общения он не искал и обыкновенно без особых усилий от него уклонялся. В море из превосходных костюмов его собственный, потертый и немного лоснящийся на локтях, скользил точно соринка, почти не встречая сопротивления. Какой-то сухой сморщенный тип с лицом, похожим на чернослив, должно быть, обознавшись, добрых десять минут к ряду рассказывал ему о контрактивных счетах, но Лэйду удалось улизнуть от него, улучив подходящий момент.

Он как раз раздумывал на счет того, не стоит ли поискать еще одну тарелку с канапе или стоит удовлетвориться тартинками, когда ощутил этот взгляд. Кто-то смотрел на него из толпы, и смотрел так пристально, что даже телячий паштет вдруг перестал казаться ему таким уж восхитительным. Чертовски неуютно насыщать желудок под чужим взглядом. Вытерев губы салфеткой, Лэйд оглянулся по сторонам, пытаясь обнаружить, кто это пялится на него из толпы таким бесцеремонным образом.

А обнаружив, ощутил, как всё съеденное за вечер превращается внутри желудка в груду полурастаявшего свинцового лома. Ничем не примечательное лицо, седые волосы, очки в роговой оправке. Хороший костюм. Не роскошный, как у многих прочих, просто хороший. Но вот глаза…

Первым его желанием было немедля выскочить прочь. Бросить обратно на поднос недоеденную тартинку, отставить бокал, и устремиться вон, маневрируя между официантов, разгуливающих с пингвиньей грацией, и благодушно посмеивающихся толстосумов. Никто из присутствующих не заметит его бегства. Никто не осудит Лэйда Лайвстоуна за отступление. Никто даже не обратит на это внимания. Но…

Но он не сделал этого. Вместо этого залпом допил шампанское и, ощущая легкий гул в ушах, двинулся вперед — навстречу.

Многие мужчины, достигнув солидного возраста, выглядят дряхлыми развалинами — следствие многих вредных привычек, накопленных на протяжении жизни, и необдуманного рациона. Но этот выглядел элегантно пожилым, как некоторые вещи из антикварной лавки, которым изящная старомодность легко заменяет красоту. Костюм, в который он был облачен, был дорог, но не чрезмерно. Сигареты, которые он курил, душисты, но не удушливы. Очки, сквозь которые он взирал на Лэйда, элегантны, но в меру. Так может выглядеть промышленник средней руки, занимающийся продажей ячменя или дамских чулок, не очень солидный, но имеющий право гордиться своим положением.