Имя: Избранные работы, переводы, беседы, исследования, архивные материалы - Алексей Федорович Лосев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дуализма, манихейства у Платона в X книге «Законов» нет. Материя иррациональна, она служит для воплощения идеи. По-моему, здесь ничего нового, здесь типично платоновское учение.
Платон говорит, что в видимом Солнце нужно видеть невидимого бога, душу Солнца. Значит ли это, как писали в прошлом веке, что у Платона здесь наивное отождествление вещи и ее духа? Если ты меня читал, у меня же есть об этом, с документами из древнейшей истории. Мифология начинается с фетишизма. Что такое фетиш? Полное совпадение тела и души. Потом появляется анимизм, более развитое состояние мышления. Дриада не привязана к этому вот дереву (как Гамадриада) дерево погибло, а другое дерево есть, древесность остается. Мысль переходит тут к более общему представлению. Души эти сначала очень слабые; потом все крепче убеждение в разумности [в основе вещей]. Можно по источникам все это проследить. В конце концов мысль доходит до единого Бога.
Но как все-таки Платон в X книге «Законов» решает вопрос о зле? Для чего зло в мире? Зло – нужно… Августин говорит: первобытный человек, Адам, мог грешить, posse peccare; его потомки не могут не грешить, non posse non peccare: спасенный человек – не может грешить, non posse peccare. Но грех так или иначе в мире есть. Ведь часть ангелов утвердила себя в Боге с самого начала, и так держится, а другие – нет, отпали. Потому – зло. Божественное начало пробивается с усилиями среди преступлений, грехов, добро творится постепенно, и пока все добро в мире не сотворится – мир будет во зле. Как только все добро исполнится – история мира кончается, жизнь и развитие будут продолжаться, но уже без мучения. Будет вечная жизнь. А вечность – всегда юная. Процесс восхождения в царстве божественном есть – но без убыли, без болезни.
Так видишь – здесь у Платона, в десятой книге «Законов», христианский аргумент, с одним ужасным исключением. Зло существует для добра Целого. Но тут нету того, что пришло с христианством, – острого чувства отпадения от божества, когда Бог проклинает человека, оставляет его одного, и он должен сам все делать и тысячелетия вариться. Скорбное падение и жажда искупления – этого у Платона нету. Кое-что, конечно, есть… Но нету чувства отчаяния, падения, природного греха. Он не жаждет искупления. Словом, нету личности, нет личного самочувствия.
В чем трагедия личного самосознания? Мир – во зле, а Бог – добро. Объяснить логически? Как Платон? Этого мало. Нужны слезы, покаяние; для этого нужно, чтобы были люди в пустыне, которые по десять лет насекомыми питаются, – настолько христианин боится падения и рвется к искуплению. Вся новость христианства – откровение абсолютной личности.
Личность! Не вода, воздух, элементы, а мы несем груз всего предыдущего человечества, взяли на себя все его заслуги, все пороки. Потому христианство так трансцендентно. Что делать мне лично, чтобы исполнилась воля Божия? Человек не знает! Поэтому Христос говорит на кресте: «Боже мой, почто меня оставил?» А это было намерение Бога – довести человека до полного отпадения и оторванности его существа. Отпадение! Когда человек пройдет через это – конец истории. Человека Бог проводит через этот предел, через это последнее отпадение, через полный мрак и ужас. И человек должен через все пройти. Поэтому христианин так страдает и бьется. Мы как в океане – кругом волны – буря бушует – что же делать, куда пойти? Везде ужас, везде зло и гибель, страдание, и он на перепутье, один среди всего этого хаоса. Страшная жажда спасения, вечное волнение и беспокойство.
В платонизме такого страстного поиска нету – и в неоплатонизме, который тоньше, тоже нету. У Плотина, у Прокла – «умное восхождение». Как индусы. Техника, видимо, была очень сильна, действительно погружались в чистый Ум. Но – ни малейшего сознания своего греха, ни малейшего сознания грехопадения. Плакать не о чем. Все само собой сделается. В связи с этим нужно толковать и платоновское опровержение деизма.
Потом с судьбой они тоже не умеют обращаться. Судьба у них высокая, выше богов, в конце концов. Язычество безлично, и боги тоже должны управлять безлично – силою, которая сама не знает, что делает. Полный антипод христианству. Для христианина судьба – то, что неожиданно, случайно, второстепенно. Да, есть судьба, может неожиданно случиться, но на взгляд христианства – «такова воля Божия»; по существу никакой судьбы нет. И это недоступно Платону и Аристотелю. Греки доходят до этого, например, в атомизме Демокрита. Гегель говорит, что демокритовский атомизм – это принцип индивидуализации. Но абсолютная личность и ее священная история – это только в христианстве.
В «Законах», книга X, главы 14 – 15, Платон назначает смертную казнь – «и одной, и двух мало» – за нечестие, за непочитание богов. Он без дураков… За малейшее непризнание богов – смерть. «Старческое»? «Старческий стиль?» Не старческое. А просто – он натерпелся. Натерпелся! Настолько видел развал, что решил – всю эту сволочь пороть и на тот свет отправлять.
21.5.1972
В воскресенье Пятидесятница, Троицын день, а в следующий за ним понедельник – Духов день. Между прочим, существует акафист Пресвятой Троице. Акафист – от καθιζω «сижу»; ακαθιστον – «несидение». Во время службы давали возможность отдохнуть, на кафизмах разрешалось сидеть. А то – ακαθιστος, т.е. несидельное время, в которое нельзя сидеть. Особо торжественные песнопения. Акафист состоит из вступления, заключительной молитвы и маленьких стихир. Они поэтичные, каждая строка начинается с «радуйся», χαιρε. Например: «Радуйся, афинейские плетения растерзающая». Есть акафисты Иисусу Сладчайшему. Акафисты всем святым. Но более потрясающего, чем акафист Божьей Матери и Иисусу Сладчайшему нет. Замечательное богословие и замечательная поэзия. Особенно если читать по-гречески.
Я вспоминаю молодость, ездил тогда по монастырям, где только еще мог застать. Монастырская служба, полная, содержит то, что наши светские батюшки опускают. Нельзя не опускать. Мужики заняты, им надо спешить
