Толкование Евангелия - Гладков

когда Иисус окончил все слова сии (Мф. 26, 1). С наступлением же ночи Он мог отправиться в Вифанию, куда уходил в предшествовавшие дни, или же остаться до утра на горе и провести ночь в молитвенном единении с Отцом Небесным. Последнее предположение вероятнее, судя по тому, в каком настроении духа Он должен был находиться после окончательного разрыва с правящей партией еврейского народа. Апостолы тоже остались на горе и, вероятно, скоро заснули, что дало Иуде Искариоту возможность незаметно отлучиться в Иерусалим.

Совещание в доме Каиафы

В это самое время в Иерусалиме, в доме первосвященника Каиафы, собрались на совет первосвященники, фарисеи, книжники и старейшины народа. Обсуждению подлежал вопрос о том, как и когда убить Иисуса. Они давно уже решили убить Его и отдали приказание, в силу которого каждый, узнавший местопребывание Его, обязан был донести об этом синедриону. Следовательно, теперь рассуждали только о времени и порядке исполнения этого приговора. Все происшедшее в тот день в храме, в особенности же всенародное обличение их Иисусом, побудило их собраться в чрезвычайное заседание синедриона и тонко обсудить все щекотливые стороны вопроса. Они прекрасно понимали, что если народ и не признавал в Иисусе Мессию, все же считал Его выдающимся Пророком и небывалым Чудотворцем, а потому схватить Его и убить теперь, когда Иерусалим переполнен пришедшими на праздник пасхи, будет крайне неосторожно и опасно: народ может вступиться за Него; при малейшем подстрекательстве со стороны Его учеников это заступничество перейдет в бунт, для усмирения которого придут римские войска, и начнутся все ужасы, которых так страшились члены синедриона. Так рассуждали теперь главари еврейского народа; и решили взять Иисуса хитростью и убить, но только все это сделать по окончании праздника пасхи, когда прибывший со всех стран народ разойдется.

Предательство Иуды

Пока они так рассуждали, тайно пробирался к ним один из Апостолов, Иуда Искариот, которого сатана соблазнил возможностью заработать некоторую сумму денег, оказав синедриону крайне необходимую для него услугу. Это был тот самый хранитель денежного ящика, казначей малого стада Христова, которого Евангелист Иоанн называет вором. Назвавшись одним из двенадцати Апостолов, Иуда предложил свои услуги указать синедриону, когда и где можно взять Иисуса, и обещал он устроить это так секретно, что народ ничего не будет знать, следовательно, не будет и никаких поводов к народным волнениям. Но что же

вы дадите мне за такую услугу? — спросил Иуда.

Они обрадовались и

предложили ему тридцать сребренников (Мф. 26, 15).

Да и как было не обрадоваться добровольному появлению такого союзника! Помимо того, что Иуда знает все тайные места, куда Иисус удаляется в ночное время, уже одно то, что против Иисуса восстал один из двенадцати учеников Его, могло поколебать в народе веру в Него даже как в Пророка.

Иуда не стал торговаться, надеясь, вероятно, получить добавочную плату, когда исполнит обещанное. Да и синедрион готов бы был заплатить за такую услугу гораздо дороже, но назначил только тридцать сиклей потому, что этой ценой хотел унизить Иисуса, так как по закону Моисея такая сумма назначена была в вознаграждение за раба, случайно убитого.

Окончив переговоры, Иуда удалился, и теперь все заботы его состояли в том, чтобы ловко обработать выгодное и важное дело:

и с того времени он искал удобного случая предать

Его. Все это происходило во вторник перед пасхой.

65.

Нельзя строго наказывать людей за неисполнение ими воли Божией, если она была неизвестна им. Положим, воля Божия, то есть любовь к Богу и ближним, вписана, так сказать, в сердцах людей при самом создании их; и потому, строго говоря, никто не смеет отговариваться незнанием воли Божией. Но так как люди ожесточили свои сердца и разучились читать в них, стали глухи к божественному голосу совести, то надлежало напомнить и волю Божию. Господь наш Иисус Христос пришел, между прочим, для того, чтобы напомнить и разъяснить ее не одним только евреям, но всем вообще людям, живущим на земле. Поэтому и окончательный суд над родом человеческим, по необходимости, отсрочивается до того времени, когда проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам (Мф. 24, 14). Только тогда и возможен будет суд. Но и тогда, безусловно, справедливый Господь будет судить людей по степени вины их: Раб... который знал волю господина своего, и не был готов (встретить Его), и не делал по воле его, бит будет много (то есть будет строго наказан); а который не знал, и сделал достоиное наказания, бит будет меньше. И от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут (Лк. 12, 47—48).

66.

Точнее будет, если сказать так: и как на труп слетаются орлы, так и к Сыну Человеческому соберутся все люди живущие и когда-либо жившие.

67.

Мое мнение о том, каковы будут вечные мучения осужденных грешников, основано на учении святого Иринея, отца и учителя Церкви. Вечные мучения грешников будут, по мнению святого Иринея, заключаться в лишении их того, чем будут наслаждаться праведники. А так как блаженство праведников — в постоянной близости к Богу, в общении с Ним, то вечные мучения грешников будут заключаться в лишении их этого общения. «Тех, которые по своей же воле (говорит святой Ириней) отступили от Бога, Бог подвергнет отлучению от Себя, которое они сами же избрали. Отчуждение от Бога есть лишение тех благ, какие имеются у Него». В этом-то лишении благ, в этом-то отчуждении от Бога, на каковое сами грешники обрекли себя, и будут (по мнению св. Иринея) заключаться вечные мучения. Само собой понятно после этого, что мучения эти будут не грубо-чувственные, не физические страдания, а душевные.

ГЛАВА 38. Иисус в доме Симона-прокаженного

В следующие дни, в среду или четверг, но вероятнее, что в среду, Иисус был приглашен Симоном-прокаженным отобедать с ним в его доме, в Вифании. По закону Моисея, строго воспрещались всякие сношения с прокаженными до их выздоровления, поэтому следует признать, что пригласивший Иисуса Симон в то время не страдал уже проказой. Почему же Евангелисты Матфей и Марк называют его прокаженным? Разве прежняя болезнь могла усвоить ему навсегда такое прозвище? Едва ли. Не будет ли правильнее предположить, что он исцелен был Иисусом от проказы так недавно, что не только близкие, но и сам он не отвык называть себя прокаженным? Некоторые толкователи полагают, что этот Симон и тот Симон-фарисей, о котором повествует Евангелист Лука (Лк. 7, 36) — одно и то же лицо. Но ведь Симон-фарисей враждебно относился к Иисусу, не оказал Ему даже самой обычной вежливости, не велел омыть Ему ноги и не приветствовал Его лобзанием, да и жил-то в Галилее, тогда как Симон-прокаженный был расположен к Иисусу, и жил в Иудее, в Вифании; следовательно, это не одно и то же лицо.

Помазание головы Иисуса миром

Во время обеда, когда все возлежали вокруг стола, вошла женщина с алавастровым сосудом драгоценного цельного нардового мира. Кто была эта женщина, Евангелисты не говорят. Три женщины в разное время помазали Иисуса миром: первая — в доме Симона-фарисея, предание называет ее Марией Магдалиной, вторая — Мария, сестра Лазаря, и третья — в доме Симона-прокаженного. Иоанн Златоуст, Августин и другие полагают, что одна и та же женщина помазала Иисуса два раза, в доме Симона-фарисея и в доме Симона-прокаженного. Надо полагать, что предположение это основательно, и что женщина, явившаяся теперь в дом Симона-прокаженного, была действительно Мария Магдалина, так как Евангелисты Матфей и Марк не называют ее по имени, и не называют ее, вероятно, по той же причине, по какой и Евангелист Лука не назвал по имени явившуюся в дом Симона-фарисея грешницу.

Ропот присутствовавших при этом

Женщина эта, став сзади Иисуса, наскоро отбила тонкое горлышко алавастрового сосуда и вылила драгоценное миро на Его голову. Благоухание разнеслось по всей комнате, и

некоторые из присутствующих (Мк. 14, 4), по сказанию же Евангелиста Матфея (Мф. 26, 8) — ученики Иисуса — стали шепотом переговариваться между собой: «К чему такая безрассудная трата? Какое значение она может иметь для Иисуса, чуждого всякой роскоши, живущего в бедности, не имеющего даже постоянного жилища? Ведь это драгоценное миро можно было бы продать более, чем за триста динариев! Не лучше ли было бы деньги эти раздать нищим?»