Во сне и наяву - Татьяна Александровна Бочарова

– Вашу задачу нельзя решить.

– Почему? – удивился Герман Львович.

– Условий недостаточно. Вы сказали нам только скорости поездов, а нужно еще время, затраченное на путь, и само расстояние между пунктами.

– Ошибаешься, – спокойно проговорил математик и промокнул платком розовую лысину, – ничего этого не нужно.

– Тогда я не знаю, – обиделась Галя.

– Кто знает? – спросил Герман Львович.

Ребята молчали. Я видела, как впереди меня Влад что-то быстро чертит на листке бумаги. Точка, над ней буква «А», еще одна точка – пункт «Б». Между ними – прямая линия.

Я как зачарованная смотрела через его плечо, позабыв об опостылевшей таблице умножения. Мне казалось, я вижу этот пункт «А» – большой, красивый, светящийся разноцветными огнями город. Вот из него выезжает поезд, длинный, как змея, чистенький, с аккуратными белыми шторками на окнах – такой я видела по телевизору в каком-то заграничном фильме.

Поезд оглушительно свистит, набирая ход. Вот он уже мчится на всех парах мимо лесов и полей, то взбираясь вверх по пригорками, то стрелой падая вниз, к берегам рек. А навстречу ему несется до предела груженный товарняк. Машинисты глядят в лобовое стекло, видят друг друга, они готовы посигналить в знак приветствия. А расстояние до пункта «А»… Расстояние… Стоп!

От неожиданной, молниеносной догадки я даже выронила ручку. Та с шумом покатилась под конторку, но я не стала ее поднимать.

Я села, ошеломленная собственным прозрением. Расстояние до пункта «А» должно быть одинаковым у обоих поездов, ведь они находятся в одной и той же точке «Икс»!

Я несмело подняла руку. Герман Львович поглядел на меня с недовольством.

– Что тебе, Демина? Шумишь, отвлекаешь ребят.

– Герман Львович, я знаю ответ.

– Ты? – Он уставился на меня внимательно и недоверчиво. – Ну, говори.

– Оба поезда на одинаковом расстоянии, на том же, на котором находится от пункта «А» точка «Икс».

Я выпалила это и замолчала, не отрывая глаз от математика. Тот в свою очередь глядел на меня с изумлением.

– Верно. – Он положил на стол кусочек мела. – Правильно. Вы слышите, дети? Демина ответила совершенно правильно! Ай да молодец! – Герман Львович пошел ко мне навстречу, на ходу протягивая руки, будто собираясь обнять. – Какая молодец! Никто не смог, а ты сообразила. Вот вам и тихая мышка.

На меня тут же обратилось двадцать пар глаз. Кто-то глядел с завистью, кто-то с нескрываемым восхищением, кто-то с обыкновенным любопытством. Я почувствовала, как щеки и лоб заливает жар.

Мне было и неловко, и чрезвычайно приятно. Герман Львович дружески похлопал меня по плечу, и тут раздался звонок.

На перемене только и разговору было, что о коварной задачке и моих невесть откуда взявшихся способностях. Не участвовала в общем обсуждении лишь отличница Галя – она стояла у окна, капризно надув губки, и что-то чертила пальцем на стекле.

Больше всех моему успеху радовался Влад.

– Вот видишь, – говорил он, наклоняясь к моему уху, – математика – самый сложный предмет, а у тебя все выходит. Значит, и с другими уроками тоже наладится.

Я слушала его, и впервые мне не хотелось возражать. Я действительно поверила, что смогу нормально учиться, понимать то, что объясняет преподаватель, решать примеры и задачи не хуже Гали, а может, даже лучше.

В конце учебного дня в коридоре меня поймала Анфиса. Вид у нее был взволнованный, бледные щеки слегка порозовели, в глазах появился блеск.

– Ну, умница, – она загородила мне дорогу, обняла и поцеловала в макушку, – я знала, всегда знала, что в этой головке водятся мозги. И какие мозги! Мне ведь Герман Львович все рассказал. Старайся, Василиса, ты еще сама не знаешь, на что способна.

Почему-то в этот момент я не почувствовала привычного стеснения и желания убежать от воспитательницы, как это бывало всегда, когда она проявляла ко мне повышенное внимание. Наоборот, мне вдруг остро захотелось прижаться к ее мягкому боку, уткнуться лицом в колючую вязаную кофту и так стоять долго-долго, ничего не говоря и не двигаясь.

Однако сделать это я не рискнула, лишь на мгновение коснулась кончиками пальцев ее теплой ладони. Та сразу же уловила мой жест и судорожно, прерывисто вздохнула, как тогда в кладовке. Потом быстрым движением оправила воротник на моем платье и молча пошла вперед по коридору.

Вечером того же дня произошло еще одно чудо – я обнаружила, что знаю-таки заклятую таблицу умножения на восемь. Да еще как – она просто от зубов отпрыгивала.

Влад, которому я продемонстрировала свое достижение, раскрыл рот от удивления: я сыпала числами почти без перерыва, замолкая лишь, чтобы набрать в легкие новую порцию воздуха.

Наконец, когда я закончила, он решительно заявил:

– Василиска, да ты просто гениальная. Может, притворялась до сих пор, а?

– Я не притворялась.

Он задумчиво почесал в затылке, помолчал, а потом произнес многозначительно:

– Точно, как тогда с шашками.

Я поняла, что он имеет в виду нашу с ним знаменательную игру в первый день в интернате – тогда, начав с поражения, я окончила блестящими победами.

– Анфиса права, – твердо проговорил Влад, – в тебе действительно есть что-то… странное, необъяснимое. Ты мыслишь не так, как другие, а по-своему. Знаешь, на что это похоже? Будто долго долбили стену, она все не поддавалась, не поддавалась, а затем вдруг рухнула разом. Вся, до последнего кирпичика.

Я вдруг подумала о том, что в моих снах часто произносила совершенно незнакомые и непонятные слова, так легко и уверенно, словно пользовалась ими постоянно. Значит, где-то глубоко в моем подсознании была запрятана некая кладовая знаний, которыми я по неумению до поры до времени не могла воспользоваться?

Эта мысль поразила меня до глубины души.

– Эй, что с тобой? – окликнул Влад. – Ты как будто спишь.

– Я не сплю. – Я смотрела на него пристально, не мигая. – Я… я хочу тебе рассказать кое о чем.

– Давай, – он уставился на меня с любопытством.

– Влад, понимаешь, как бы это тебе объяснить? В общем… я… вижу сны!

Он пренебрежительно хмыкнул.

– Подумаешь, невидаль! Я тоже их вижу. Почти каждую ночь.

– Но тебе ведь снится то, что знакомо? Да? Те люди, которых ты когда-то видел, предметы, которые трогал руками. Так?

Он немного растерялся.

– Ну, наверное, так.

– А я вижу совсем незнакомых людей. И даже говорю на каком-то чужом языке.

– На английском? – оживился Влад.

– Не знаю. Может быть. А может, и нет. – Я почувствовала, что устала объяснять то, что объяснить невозможно, можно только догадываться. Влад все равно мне не поверит. И никто не поверит. Никто.

– Слушай, – миролюбиво произнес он, глядя на мою пасмурную