Скандальная жизнь настоящей леди - Барбара Мецгер

— О нет, я уверена, что десерт был идеальный. Просто по каким-то причинам я никогда не была расположена к этому блюду. Мистер Харрис оценил его, я уверена.

— Что ж, вы теперь не скоро увидите это блюдо — настолько моя мама разозлилась на него. Говорит, что ей наплевать, чем он будет питаться — хоть печеньем, улучшающим пищеварение.

— Наверное, он был груб с ней?

Салли рассмеялась.

— Груб? Он никогда не был грубым за все дни, что я живу на этом свете. Нет, мама очень расстроилась из-за того, что он снова привел с собой мисс Уайт.

Итак, у этого самодовольного ханжи есть собственная любовница. Что за лицемерие — заставлять Симону ощутить себя запачканной, и в то же время приводить мисс Уайт в дом своего хозяина. Ей стало интересно, знает ли об этом майор Харрисон, но затем девушка пришла к выводу, что он должен знать. Пожалуй, миссис Джадд может подумать, что у нее в доме разместился бордель, когда вокруг слоняется столько женщин легкого поведения. И что за ужасный пример это подает Салли? Затем Симоне пришла в голову ужасная мысль.

— Это ведь не ее комната, нет?

— Господи, нет. Мама никогда бы не позволила такой, как она, подняться наверх.

Симона предположила, что только компаньонка хозяина удостоилась такого права, вместе с более высокой зарплатой. Женщина секретаря была отнесена к уровню слуг. Она была так встревожена этой ситуацией, что почти прослушала следующие слова Салли, доносившиеся из гардеробной, где та вешала голубое платье.

— Он взял ее в дом в то же время, что и нас, так что на самом деле мама не может жаловаться на это, не так ли?

Симона тоже не может жаловать на это, хотя она скорее съест ведро силабаба, чем встретится за завтраком с мисс Уайт. Она тихо сидела, пока Салли расчесывала ее волосы и заплетала их на ночь. Салли ничего не замечала, болтая об одежде, которая понадобится мисс Райленд, о цветах, которые она должна подобрать, и о том, где они смогут купить ленты, перчатки и чулки. И что мисс предпочитает утром: шоколад или чай?

Наконец горничная ушла, оставив Симону наедине со своими мыслями, которые также не были хорошей компанией. Что она делает, начиная жизнь, которую не уважает никто, включая ее саму? Она будет сталкиваться с презрением всех миссис Олмстед, всех мистеров Харрисов, всех викариев по всей Англии до конца своих дней, если не еще дольше.

Здесь, в темноте, в незнакомой комнате, в странном доме ей пришли в голову другие мысли, или мысли задним числом. Она просто не знала, сможет ли выполнить свой план.

Одно дело, когда женщина влюбляется и отдается мужчине, который любит ее в ответ и обещает жениться на ней — во всяком случае, так полагала Симона. Церковь требовала, чтобы свадьба имела место прежде постельных забав, но общество закрывало глаза, когда так много младенцев рождалось на несколько месяцев раньше срока. Все обстояло благополучно, кроме небольшой неловкости при рождении.

И совершенно другое дело, когда страсть к красивому, обаятельному повесе захватывает с такой силой, что женщина теряет рассудок, а затем и добродетель. Героини в пьесах, поэмах и операх делают это постоянно, не так ли? Симона никогда не испытывала такой всепоглощающей страсти, но предполагала, что это может произойти. Что достойно порицания, но возможно.

Однако ее решение продать себя мужчине, которого она едва знала, было совершенно неправильным. Грешным. Позорным. Скандальным. Не важно, что она была в большой нужде и что у нее не было выбора, но предложить себя мужчине в качестве игрушки — это против всех ее правил и того, чему учили ее родители. Симона могла бы сделать это днем, действуя из импульсивности, рожденной отчаянием, но сейчас, с полным желудком? Сейчас у нее было слишком много времени, чтобы подумать.

Все-таки, где же майор Харрисон? Он должен быть здесь, чтобы помочь ей решиться. Неужели он на самом деле так добр, каким кажется? Тогда он должен понять ее беспокойство. Будет ли майор обращаться с ней как с леди, или как с проституткой, которой Симона собирается стать?

Он был щедрым; старичок уже доказал это. Если он оплатит школьные сборы Огюста, то Симона смогла бы уволиться после первой попытки вращаться в полусвете. И у нее замерзли ноги, вот что еще. Она натянула на себя одеяла, затем ощутила, что ей слишком жарко, и отбросила их.

Секретарь был холодным человеком. Девушка снова села, размышляя, почему она вообще вдруг подумала о мистере Харрисе. Вероятно, он будет передавать ей жалованье с насмешкой на лице, а затем отправится в свою собственную постель, которая не пустует. Теперь она стиснула простыни руками.

Тьфу, при таких условиях Симона никогда не сможет заснуть. Она решила написать письмо Огюсту в школу, вместо того, чтобы скручивать нервы и простыни в беспорядочные узлы. Девушка зажгла еще одну свечу и нашла бумагу и чернила в столе рядом с окном. Она уселась за него, с босыми ногами, и сочинила послание, заполненное таким количеством лжи, что майор уволил бы ее тут же. Симона рассказала брату все о своей новой, хорошо оплачиваемой должности. У нее испытательный срок, объяснила девушка на тот случай, если из этого ничего не выйдет, но она очень сильно надеется на успех с этой приятной, хорошо обеспеченной семьей в Мэйфере, в их красивом доме, наполненном дружелюбным слугами. Дети еще маленькие, поведала Симона Огги, так что она сможет с удовольствием провести на этом месте несколько лет, и он не должен беспокоиться за нее. Она пришлет ему адрес, когда будет уверена, что они оставят ее. Пожелай мне удачи, написала Симона в заключение, твоя любящая сестра. Конечно же, от слезинок эти слова расплылись, но Огги подумает, что письмо вымокло во время дождя. Хотя, он и вовсе может не прочитать его, что ж, тогда ей придется искупать меньшее количество лжи.

Она запечатала письмо, но знала, что ей придется попросить мистера Харриса отправить его утром. У Симоны не было желания снова встречаться с секретарем, с ухмылкой, скрытой в его усах и презрением, прячущимся за темными очками. Если бы он был более приветлив, то она могла бы спросить его, есть ли в доме библиотека; тогда у нее была бы новая книга, чтобы почитать этим вечером, вместо того, чтобы сосредотачиваться на своих страхах. Девушка подумала, что могла бы почитать свою Библию. Нет, не сегодня, не в этом доме и не с ее намерениями.

В дверь кто-то поскребся, и Симона была почти рада, что вернулась Салли с ее болтовней. Но Салли не вошла, когда она сказала «Войдите». Не вошел и майор Харрисон, хвала Небесам. Симона никоим образом не была готова встретить его.

Звук повторился, поэтому она направилась к двери и распахнула ее, обнаружив в коридоре кошку, большую белую кошку, самую толстую, самую пушистую из всех, что Симона когда-либо видела. Это объясняло, почему все в доме были покрыты белой шерстью, за исключением майора Харрисона, сказавшего, что он не живет здесь — и к тому же заявившего, что никогда не лжет.