Голоса трех миров - Александр Преображенский

Зря он дергался, ворота открылись под знакомую до отвращения музыку, и он вошел беспрепятственно. Теперь он мог идти, бежать, лететь, мчаться на флайере или просто перепрыгнуть по «нулевому» пути туда, куда ему требовалось. Последний путь был самый быстрый, если знаешь, куда прыгать, но он не знал, где гуляет Мельница. В собственном пристанище ее сейчас не найти, даже не стоит и пробовать, наверняка где–то тусуется. Уж он ее знает. Поэтому, не рассчитывая на быстрый успех поисков, он выбрал свой излюбленный способ передвижения — свободный полет. Просто оттолкнулся от земли и полетел, ощущая легкость во всем теле, упругую свежесть встречных воздушных струй на щеках и стремительность движения.

Знакомые и совершенно новые, прежде не виданные им картины Мира Разума в непрерывном мелькании окружали его. Строения удивительной архитектуры, иглами пронизывающие небосвод и создающие оригинальные до уродства объемные скелеты конструкций из металлических балок, матовые бока эллипсоидов модного в недалеком прошлом направления виртархитектуры, буйные тропические леса, гладь залитого вечерним солнцем озера, голубые дорожки рек, зеленые у основания и сверкающие шапками ледников на вершинах массивы гор, фермы, замки, города, стадионы, снующие в воздухе всевозможные и невозможные модели флайеров и редкие встречные летуны — такие же, как он. Все это вперемешку, не подчиняясь никаким законам природы, — калейдоскоп богатства обобществленного воображения посетителей ЗОД. Общага — общага и есть, как выражается Мельница.

Места, которые Мельница любит посещать в ЗОД, можно пересчитать по пальцам одной руки. У него–то таких мест еще меньше, одного пальца достаточно — одинокая ветряная мельница на зеленом холме с миниатюрной дубовой рощицей у подножия, излучиной тихой реки посреди бескрайних цветущих лугов. Но вот как раз там он ее найти и не рассчитывал. Поэтому, окинув взглядом химеру виртуального горизонта, он выбрал направление на видневшуюся вдалеке статую Свободы с высоко поднятым факелом в каменной руке. Он знал, что где–то там, не долетая пяти- шести сайтов, отыщет совместное творение группировки «Глоботрясение» — тщательно замаскированное под стандартное, ничем не примечательное сферическое строение «пристанище» — микромир веселой компании талантливых бездельников из двух параллельных классов общего направления. Мельница не училась ни в одном из этих классов. Даже направление у нее было специальное, с мудреным названием — «Виртуальное моделирование биообъектов», или, попросту, биовирт. Зато во всем остальном она полностью соответствовала духу этой компании. Когда–то они там и познакомились. Он ее вычислил сразу и безошибочно, когда зашел в «Глоб» — то самое сферическое «пристанище» «глоботрясов», — чтобы поиграть в «джангл–теннис» — одну из игр, размещавшуюся на третьем подземном этаже этого только с виду обычного здания. Весь «Глоб» был устроен не просто так, а с умом и смекалкой: сверху, для отвода глаз, — помещение со стандартным набором всяческих прибамбасов, к которым педсовет не придирается, а ниже, под землей, этаж за этажом все круче и круче — «живые игры», военные залы, «музыкальные ловушки» и прочие полулегальные изобретения пятерки разгильдяев, составляющих ядро «глобком- пании».

Мельницу он застал тогда в «музыкальной ловушке» № 14, самой новой на тот момент в коллекции хозяев. Он вообще не хотел заходить ни в какую ловушку, ни в первую, ни в последнюю. Бывал уже прежде и не вынес оттуда для себя ровным счетом ничего, никак его там «не ловило». Но Стеба, один из пяти «глоботрясов», которому он только что просадил в «джангл–теннис» весь свой недельный бюджет с игровой карточки, заработав при этом лишь настоящий фонарь на скуле — последнее почти криминальное достижение «глоботехники», — Стеба буквально запихнул его туда.

— Сходи, сходи, даром сходи, — настаивал Стеба, — тебе понравится, знаю я тебя. Иди, тебе говорят, чудовище. Там, правда, уже есть посетитель, но ты не обращай внимания. Это будет тебе компенсацией.

Как он и ожидал, ему сразу «там» не понравилось — сумасшедшие аккорды гитары и дикий голос какого–то хрипатого крикуна, которого и певцом–то не назовешь, едва не выбросили его обратно. Но то, что он увидел, заставило его сначала замереть на месте, потом все же вслушаться в подобие пения, и наконец он впервые в жизни попался.

Волки метались в мрачном дремучем лесу среди мощных стволов по глубокому снегу, окруженные странными гирляндами из лоскутков красной материи. Они бросались из стороны в сторону, мчались куда–то, вывалив такие же алые языки и оскалив зубастые пасти, из которых клубами вырывался пар. И вдруг страшный грохот, еще и еще. И звери бьются в снегу, пачкая белизну красными пятнами. Какие–то диковинные мужики из–за бурых стволов расстреливают и добивают их почти в упор из старинного оружия.

Певец надрывался:

Из–за елей хлопочут двустволки,Там охотники прячутся в тень,На снегу кувыркаются волки,Превратившись в живую мишень.

И дальше — дикий, истязающий нервы припев со словами, нет, с криком:

Идет охота на волков. Идет охота-а!..

Он дослушал и досмотрел все до конца, онемев от почти осязаемой боли и ужаса, и только когда все закончилось — немного неожиданно, совсем не так, как он уже ожидал, — заметил посетителя.

Она стояла к нему спиной у одного из стволов и оттуда наблюдала кошмарное зрелище. Наверное, поэтому он не сразу понял, что она не вирт, просто принял за одного из охотников. Но волки остались лежать на кровавом снегу, кроме последнего, который сумел вырваться из этой страшной мясорубки, охотники убежали в погоню за ним вместе с лающими охотничьими собаками, которых певец очень невежливо обзывал псами, а она осталась и обернулась. Впрочем, тут же снова отвернулась к стволу дерева, едва заметив его. И он сразу понял почему — она плакала и не хотела, чтобы он это видел.

— Какого черта? — Она произнесла это с вызовом, когда обернулась вторично. — Чего ты уставился, как… как… как динозавр!

Он даже не сразу понял, что она совершенно случайно угадала его прозвище в Мире Разума.

— Меня Стеба пустил, — сказал он, не найдя ничего лучшего.

— Ну и дурак! — сказала она, и непонятно было, кто именно.

— Да ты плачь! — Он сам не ожидал от себя таких слов. — Мне тоже плакать хочется.

— Ну и дурак, — теперь уже по совершенно точному адресу повторилась она, только спокойнее. И тут же сорвалась: — Это черт знает что такое они тут устроили! Ну, Стеба… Ну, я ему не прощу.

— Все же лучше, чем обязаловка, — не согласился он с таким суждением.

— Ну ты скажешь! — тут же возмутилась она. — Обязаловку бездари для педсовета делают, а это — Стеба! А Стеба — гигант!

— Ну, — поспешно согласился он. — И волки как настоящие.

— Будто ты настоящих видал?

— Не видал, — грустно признался он, не обратив внимания на насмешку, прозвучавшую в голосе. — Хорошо, что последний ушел.

Она приблизилась на несколько шагов и вдруг похвасталась:

— Волков я им делала, только не знала, куда они их запустят.

— Классные волки, — без тени лести похвалил он.

— Ты думаешь? Впрочем, спасибо. Меня зовут Мельница. Меля — для друзей.

— Динозавр, — представился и он.

— А если серьезно?

— Я серьезно, ты угадала.

— Ни фига себе…

Так они и познакомились, а еще через два дня он узнал, что она одна из старших друзей того попугая, с которым он уже больше месяца общается в городе, и

там ее зовут Мариной Мельниковой. Очень скоро, почти в тот же миг, знакомство их стало дружбой.

— Ох! — Погрузившись в воспоминания и следя лишь за наземными ориентирами, он не заметил встречного летуна.

Небо, земля, небо, земля, небо, земля — крутясь, вертясь и кувыркаясь, он был отброшен в сторону и вниз неожиданным столкновением. Тот, встречный, летел теперь в противоположном направлении, выписывая в воздухе похожие фигуры вынужденного пилотажа. Остановившись, он намерен был извиниться, но встречный уже несся к нему на всех парусах и явно с недобрыми намерениями.

Они зависли друг против друга на расстоянии пяти метров, в вертикальном подржении, в тот же миг он почувствовал, как пухнет его голова на темени и, тяжелея, вытягиваются губы. И тут же тело встречного раздулось жирным бочонком так, что одежда лопнула на животе, спине и груди, из прорех выглянула жесткая грязная щетина, уши отвисли, лицо раздалось в щеках, а нос и губы вытянулись в гнусную харю, украшенную розовым кругляшом с двумя сопливыми дырками. Но и его корежило еще как, спина уперлась в затылок, голова так потяжелела, что сама то падала на грудь, то клонилась к плечу, в штаны сзади забралась длинная змея, высунувшаяся снизу из штанины шерстяной кисточкой. Он догадался, что видит свой хвост. Незнакомец меж тем весь покрылся крупными шишками и позеленел, глаза его вылезли из орбит и вспучились двумя бессмысленными шарами. Правда, больше он ничего нового не успел рассмотреть в облике противника, так как его собственная голова настолько вознеслась в далекие выси, что он увидел свое тело сверху и содрогнулся от отвращения. Пока укорачивал шею, отбрасывал хвост и убирал чудовищный горб, незнакомый летун уже куда–то умчался зеленым бородавчатым пузырем, не восстанавливая первоначального облика, зато оставив за собой последнее слово. В общем, пожалуй, он проиграл ему эту перепалку, но не расстроился, все же жаба из того грубияна получилась премерз- кая, даже еще хуже свиньи.