Пленники - Гарегин Севиевич Севунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Товарищи у себя, — неопределенно сказал хозяин. — Принес тебе завтрак. Ешь, после поговорим. А я сейчас…
Он ушел, не договорив.
Неожиданность появления и эта неразговорчивость хозяина снова показались Онику подозрительными. Не теряя времени, он быстренько съел хлеб, яйцо, выпил горячее молоко и подошел к двери, чтобы понаблюдать, что творится снаружи.
Хозяин вскоре возвратился, размахивая соломенной шляпой. Через руку его был перекинут пиджак.
— Ты, парень, видно, долго еще будешь идти. Без шапки солнце напечет голову. А по ночам будешь зябнуть: осень на носу. Вот эту шляпу надень, а пиджак возьми с собой. Правда, он поношен и половины рукава недостает, но ничего, сгодится. И еще дам я тебе совет: не называйся украинцем! Какой ты национальности, я не знаю, но то, что ты не здешний — сразу видно.
Нельзя было дальше подозревать этого человека. Вскинув голову, Оник посмотрел прямо в глаза хозяина.
— Я — армянин, — признался Оник. — С Кавказа.
— А, армянин!.. Ну так слушай. Покуда вы в наших местах, — ты и твои товарищи, как можно меньше говорите по-русски. Не мешало бы десяток наших слов запомнить, без которых не обойтись: нет — нема, откуда — видкиля… Ну да как-нибудь обойдется!.. Твои товарищи ждут тебя на дороге — пойдем. Я укажу где.
На пороге хаты стояла хозяйка, скрестив руки на груди. Она грустно покачивала головой.
— Отдохнуть бы тебе надо. Мы и не против, да Петро говорит нельзя. Немцы… Идите, добрые Люди, с богом!..
— Большое тебе спасибо, сестра, за все! — горячо сказал Оник. — Да будет счастлив ваш дом. Большое, большое спасибо!
Неподалеку за хлевом начиналось поле, засеянное подсолнухом — через поле шла проселочная дорога.
В чаще подсолнухов спрятались Гарник и Великанов. Увидев Оника, они вскочили, Великанов схватил его за плечи, радостно потряс:
— Жив-здоров?
— Еще как! Спасибо вот ему — хозяину. Ты замечательный человек, Петро. Сказать тебе правду, — ведь я до конца не верил, что ты нам хочешь добра. Есть у нас такая пословица: ужаленный змеей и веревки боится… Только одного не пойму: зачем ты вчера звал старосту?
— Звал, чтобы он увел вас к себе — он наш человек. Тогда никто не стал бы приставать к вам. Ну, ребята, счастливого пути!..
Петро пожал всем руки и торопливо ушел.
Беглецы молча проводили его благодарными взглядами. Всего лишь день прошел, как они бежали из лагеря, но они отдохнули и окрепли для дальнейшего похода.
Когда они уже шагали по дороге, Великанов сказал:
— Верно говорится: мир не без добрых людей. Попался бы кто-нибудь другой — пожалуй, выдал бы нас немцам. Этого человека оставили, наверное, наши…
— И ту старуху? — усмехнулся Оник. — Нет, на свете действительно немало добрых людей. Зря я своего хозяина подозревал. Золотой человек! И жена тоже. А вы у кого спали, ребята?
— Мы оба у одной старухи, — ответил Гарник.
— В хлеву?
— Почему в хлеву? Старуха приготовила нам постели дома.
— Вы спали, когда началась гроза? Неужели спали? А я не мог, — все время думал о вас.
— Я тоже долго не мог заснуть, — признался Великанов. — Толкаю Гарника: а не увели нашего Оника к старосте? Тут, говорят, два дня назад повесили двух проходящих, немцы их задержали.
— Об этом и я вчера слышал.
Оник вдруг остановился и закинул руку на шею:
— Что там?
Парни в недоумении оглянулись.
— Да куда вы смотрите? На вороте! Клоп?
Гарник внимательно оглядел воротник и спину Оника и вдруг сдернул с его головы соломенную шляпу:
— Вот оно, целое гнездо этих вампиров!..
Осмотрев шляпу, Оник решил сорвать с нее подозрительную черную ленту. Затем начал энергично бить шляпой о землю.
Пользуясь этой маленькой остановкой, Великанов с Гарником легли под куст и начали подшучивать над злосчастным владельцем шляпы.
— Не следовало тебе наряжаться под барина, — посмеивался Гарник. — Притом же и шляпа-то наследство от прадеда твоего хозяина. После смерти оставил ее, а в ней и клопов… Так и дошли они из семнадцатого в наш двадцатый век.
Гарник еще не докончил своей шутки, когда Оник предостерегающе кашлянул и неестественно спокойным голосом сказал:
— Немец! Он вас не видел, спрячьтесь в кустах. Меня зовет…
За поворотом дороги, на катушке проволоки — неизменной принадлежности связиста — сидел немецкий офицер. Он пальцем поманил Оника:
— Ком, ком!..
Откуда он появился? Бежать поздно. Эх, будь, что будет!.. Оник испуганно поплелся вперед, тут же решив про себя сказаться глухонемым.
Подойдя к офицеру, он попытался изобразить на лице улыбку, но вместо этого получилась неловкая гримаса.
Офицер что-то спросил у него.
«Куда идешь?» — перевел про себя Оник. — «Наверное, это. О чем еще он может спрашивать?».
Оник потряс рукой около уха, как бы желая сказать: ничего не слышу! Затем сделал еще несколько телодвижений, смысл которых был приблизительно таков: «Иду в соседнее село, хлеба достать… Неужели не видишь, — хлеба нет, хлеба хочу, кушать надо!..» Оник несколько раз подносил пальцы ко рту, придав лицу плаксивый вид, что, впрочем, было даже лишним. Офицер понял. Он отвернулся и махнул рукой:
— Иди!
Оник, положив руку на сердце, поклонился в пояс.
Шагая по дороге, он заметил, что метрах в ста от него связисты тянут телефонную линию. Значит, и офицер был с ними — он только недавно вышел на дорогу. Ноги Оника подкосились: «Не дай бог, чтобы товарищей увидели». Собравшись с духом, он оглянулся на офицера. Тот все еще сидел в позе человека, погруженного в раздумье.
Великанова и Гарника не оказалось на том месте, где их оставил Оник.
Дорога шла по склону невысокого холма к вершине и там терялась.
Оник решил подняться на этот холм и осмотреться оттуда, — может, заметит друзей, или они его увидят. С вершины холма он долго и внимательно разглядывал окрестность. Неподалеку начинался лес, тянувшийся до самого горизонта. Ребята, наверно, укрылись где-нибудь на опушке. Чтобы выйти на дорогу, им придется сделать довольно большой круг. Иначе они неминуемо наткнутся на связистов. Чем грозит беглецам встреча с солдатами — предугадать было нетрудно. А вдруг он потерял товарищей и придется идти дальше одному?
Нет, это невозможно! Он не может идти без них: надо подождать, пока друзья дадут о себе как-то знать.
Оник лег на холме, высунув как наблюдатель голову из травы, — смотрел в сторону леса и на дорогу, по которой они шли. Куда могли деться ребята?
И Оник принялся бранить себя за то, что напугал их. «Немец, немец»!.. Ведь
