Солнце полуночи. Новая эра - Андрей Дашков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аристарх вернулся, похрустывая печеньем, наклонился над Милкой, лежавшей на столе, и поцеловал ее поочередно в оба глаза. «Хорошенькие голубые глазки!..» – просюсюкал Буква Гэ, и все заржали. Батька принялся с чувством декламировать дурацкую детскую считалочку. Его толстый, испачканный в крови палец тыкал то в Милку, то в Мартину. Происходящее весьма напоминало беспредел в школе для умственно отсталых. Но надежды на то, что появятся большие дяди и разберутся со всеми расшалившимися придурками, не было.
Кому не повезло на сей раз, Мартина поняла после мучительно долгой паузы. Палец Аристарха завис неподвижно. Милка отчаянно завизжала и забилась в грязных лапах. Бесполезно. Два здоровенных кретина швырнули ее на крест и начали приматывать к нему липкой упаковочной лентой. Зафиксировали руки, ноги, шею; наложили тугую повязку вокруг головы, не обращая внимания на густые золотистые кудряшки. Потом заклеили рот, чтобы жертва не верещала. Через минуту та оказалась спеленутой, будто мотылек в своем коконе. Теперь она стонала, выпучив глаза. Из носа брызгали сопли, когда Милка судорожно выдыхала…
Кто-то притащил снаружи богато инкрустированный ящик из черного дерева размером с коробку для сигар и канистру с надписью «Осторожно! Концентрированная серная кислота». Мартина, которую раздирала пополам боль в паху, все же наблюдала за происходящим с каким-то извращенным любопытством. Не моргая… Близость смерти завораживала – тем более что это была и ее смерть. Не каждому удается присутствовать на репетиции.
Батька открыл ящик. Его люди, усталые и довольные, столпились вокруг, тяжело дыша и распространяя кислый запах пота. В углублении зеленого бархата покоился их фетиш. Даже Буква Гэ перестал двигать револьвером. Мартина невольно вытянула шею. Тогда она впервые увидела любимый пыточный инструмент Аристарха.
Издали предмет напоминал какую-то деталь. У него был тусклый металлический блеск. Серебро? Сталь? Платина. Только платина имела специфический бледный отлив. Вблизи инструмент был похож на нелепые очки. А еще на штампованный лифчик для древнеиндийской статуэтки…
Мартину душило что-то, пока она рассматривала две воронки, соединенные дугообразной перемычкой. Отверстия в узких частях воронок были совсем крохотными. Аристарх любовно прочистил их иголкой, хранившейся в том же ящике.
«Я иду к тебе, куколка, – заблеял Батька. – Я иду к тебе, любовь моя!..» Он склонился над Милкой и опустил воронки ей на глаза, воспалившиеся до красноты и чудовищно выпученные. Мартина видела, что та пытается дернуться, но не может даже шевельнуть головой. Она подумала, что предпочла бы задохнуться, прежде чем…
Аристарх вдруг вспомнил о ней. Не оборачиваясь, он схватил Мартину за нижнюю челюсть и подтянул к себе. «Я сделал то же самое со своей шлюхой-мамашей», – зачем-то сообщил он ей достаточно дружелюбно, будто поверял семейную тайну. Слезы уже прожигали ей веки, будто кислота…
Между отверстиями воронок и глазными яблоками Милки оставался небольшой просвет, и сбоку можно было видеть, как образуется жидкая линза, а затем набухает и срывается капля… На роже Аристарха появилось такое же выражение, какое бывает на лице ребенка, наблюдающего за мухой, которой он только что оторвал крылышки. Он открыл канистру и осторожно налил кислоту в обе воронки. После этого прилег рядом с жертвой. Его люди заревели гимн банды, в котором практически не было печатных слов.
Судороги пробежали по спеленутому телу – настолько сильные, что затрещал наспех сколоченный крест. Носовые звуки перешли в непрерывный вой умирающего от голода слепого котенка…
– Кап! – сказал Аристарх с искренним восторгом.
Как только он произнес это, первая капля кислоты упала на широко открытый от ужаса глаз Милки. Мартина почувствовала, что вот-вот провалится в черноту. Ее стошнило, но блевать было нечем.
Потом, когда она увидела слабенький дымок, поднимающийся из-под воронок, она все-таки отключилась.
Глава восьмая
Ничто не реально, кроме девушки.
Ничто не реально, кроме меня.
Группа «Блонди»«Я сотру тебя, детка!» – подумал Мицар с холодным неудовольствием. Он никогда не испытывал сильных эмоций, но ему осточертело плохое кино. Сеанс продолжался слишком долго и требовал огромных затрат витальной энергии, а он все еще не нашел то, что требовалось. «Дай мне ключ. Дай мне хотя бы намек, тупица, и мы сможем двигаться дальше…» Его захлестывали волны ее жалоб, ее бессмысленного и бесполезного ужаса. Еще немного – и ему придется подыскивать себе другого медиума.
И все же он предчувствовал, что она мельком видела «ключ»; информация о Мегреце хранилась где-то в ее подсознании, а он пытался выудить дохлую рыбку из абсолютно темной ямы. «Я помогу тебе, животное, – решил он спустя несколько минут. – Помогу в последний раз. Не вздумай благодарить меня – ведь даже я не знаю, что ОН с тобой сделает…»
Мальчик напрягся, совершил над собой значительное усилие, чтобы снова сдвинуть с места застывшие в прошлом фигуры. Почти одновременно он почувствовал, как активизируется мозг сиамского близнеца. После окончательного пробуждения «братца» поток, транслируемый медиумом, претерпел сильнейшие искажения.
В определенный момент Мицар поймал себя на том, что его собственное восприятие стало бесполезным. Все органы чувств лгали. Ему оставалось только отключиться. Он пока еще дорожил своим рассудком…
Клон Алькор начал действовать. Он был настолько силен, что во время сеанса ему не требовался физический покой. Он извлекал информацию независимо от состояния медиума. Он проделывал это с бодрствующими так же легко, как и со спящими. Правда, он редко оставлял после себя материал, пригодный для дальнейшего использования…
Девушка закричала, уставившись перед собой невидящим взглядом.
* * *…Мартина очнулась от того, что кто-то зубами вырвал кусок ее правой щеки. Она рванулась, но плоть уже успела испариться. Сквозь ошеломляющую боль пробился запах горелого мяса.
Никто и не думал кусаться. Ухмыляющийся урод отнял от ее лица клеймо, на котором обугливались кусочки кожи. От раскаленного металла шел тошнотворный дымок…
Мартина почувствовала себя уничтоженной. Казалось, что справа обнажился череп и в дыре пылает газовая горелка. И все же она предпочла бы, чтобы ее клеймили по всему телу, лишь бы не оказаться на «сучьем кресте» с воронками Аристарха на переносице.
Воспоминания нахлынули немедленно; она помнила практически все до того момента, когда ее саму положили на крест. Она должна была разделить участь Милки. Липкая лента, воронки, кислота, судороги…
Впрочем, этого не случилось. Мартина потеряла сознание и пришла в себя на голом асфальтовом дворе. Рядом с нею пылал костер, разведенный в мангале. Где-то поблизости вертолетные лопасти месили воздух, и пыль пополам с песком летела ей в глаза. Затуманенным от слез взглядом она посмотрела вокруг. Увидела темную рамку стены, очертившую небо, сторожевые вышки с прожекторами и пулеметами и внезапно вспомнила, где находится. Более того, она вспомнила, зачем она здесь. Вероятно, ей снился сон, но даже во сне присутствовал сводящий с ума эффект дежа вю. И вдобавок слепило безжалостное солнце…
Это место называлось «Главная усадьба». За спиной возвышался замок помещика Вольдемара Подсохи. Здесь все принадлежало ему – кроме людей Аристарха, их мотоциклов и пленных сук. У Мартины были основания опасаться того, что в отношении нее все может очень скоро измениться.
Вертолет, поднявший пылевую бурю, наконец взлетел и взял курс на запад. Это был транспортный «Ми-12» с правительственными опознавательными знаками. Груз на посадочной площадке представлял собой ящики, по внешнему виду ничем не отличающиеся от тех, в которых обычно хранят и перевозят автоматическое оружие. Это могло навести на размышления, если бы Мартина сохранила способность думать о чем-либо, кроме своего жалкого положения.
Еще через минуту она обнаружила себя стоящей в неровном ряду клейменых рабынь, голой, если не считать ошейника, и до сих пор зрячей – в отличие от большинства сук, находившихся рядом. Цепь тянулась от ошейника к длинной коновязи. Мартина слегка повернула голову, и это было примерно то же самое, что вертеть заржавевший кран.
Милка стояла справа от нее – ужасающая карикатура на ангелочка с выжженными глазницами. Оказывается, уцелели еще две суки, застигнутые врасплох на стоянке возле канна-бара, – Смола и Пещера. Первая – мощная баба с примесью черной крови, вторая – жирная, коротконогая, чем-то похожая на жабу. Обе были ослеплены любимой игрушкой Аристарха. Свежие клейма розовели на щеках.
Мартина начала мелко дрожать. Не потому, что замерзла, – было довольно жарко. Она дрожала при мысли, что у нее еще все впереди. Колени подогнулись. Она бы хлопнулась в обморок, если бы не смертельная боязнь вызвать раздражение Аристарха. У нее не было иллюзий. Она попала на рынок и знала, что за редчайшим исключением отсюда возвращаются только те, кто продает или покупает.
