Стальной конвой - Константин Павлович Бахарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«…включить дополнительно в норму питания для экипажа поезда учёных «Головастик» сахар из расчёта тридцать грамм на человека в сутки дополнительно…»
«Начальникам поездов «Крупа» отпускать провизию только на основании требований установленной формы. Продукты, полученные как подарок, обмен или добытые самостоятельно в пути, оприходовать по акту…»
«Командирам и начальникам поездов подавать рапорта о движении личного состава, состоянию вооружения, техники, материальных запасов ежедневно до 20.00 начальнику штаба Сибирской Экспедиции…»
«…на одну верховую лошадь иметь 24 подковы, 72 шипа, гвоздей подковных 1,6 килограмма из расчёта на год. Ключ для ввинчивания шипов один на вагон с лошадьми. Седло верховое или вьючное одно на год…»
«Утвердить флагом конвоя Сибирской Экспедиции батальонный флаг русской армии: три горизонтальные полосы, верхняя — белая, средняя — оранжевая, нижняя — чёрная. Иметь флаг в каждом поезде конвоя».
Транспозиция
— Так надо ведь наблюдать с высокого здания, я про это знаю, я же военный, хоть и прокурор, — мэр Екатеринбурга Нейман пожал плечами. — Вот я и отправил Сашу посмотреть. У него с собой карандаш и тетрадка были, чтобы записывать.
Набоков покачал головой. Вместо ожидаемого здесь председателем Высшего Совета мощного союза уцелевших перед комендантом Сибирской Экспедиции была обыкновенная нерадостная картина. В Екатеринбурге сейчас проживало около десяти тысяч человек. Большинство на окраинах, у своих огородов. Жили бедно, можно сказать, существовали. Но это не его забота. Завтра Нейман с двумя наиболее уважаемыми горожанами отправится в Казань на одном из «Фантомасов». Пускай договариваются с президентом и другими начальниками. Главное сделано — екатеринбуржцы с большой охотой согласились присоединиться к Евразии. После февральского налёта, сильно перепугавшего их, они готовы были даже уехать отсюда.
Но Набокова, Никитина и Гилёва очень заинтересовали собаки, управляемые на расстоянии.
— Это случайно выяснилось, — Нейман наслаждался коньяком, как минимум сорокалетней выдержки. — У нас, что вполне естественно, несмотря ни на что, стали рождаться дети после катастрофы. И лет через пять-шесть заметили, что некоторые девочки разговаривают с собаками. А их, знаете, много развелось. Собак, я имею в виду.
Набоков кивнул. Одичавшие собаки, объевшись мертвечины, не боялись никого и ничего. Огромными стаями они заселили вымершие города и битвы с ними шли опасные, часто не на жизнь, а на смерть. Одна осада Ижевска чего стоила, вспомнить жутко.
— Мы, конечно, оборонялись от них, и побаивались, — Нейман с удовольствием просмаковал глоток коньяку. — А девочки смогли как-то договориться с ними. Это было поразительно. Причём, они могли общаться даже с теми из них, кого видели впервые. Понимаете? Не только те животные, что жили рядом, а приблудные. И тогда мы стали жить, не опасаясь собак. Они уходили, приходили. И как говорили девочки, можно было видеть их глазами. А что мне оставалось делать? И мне, и другим? Мы верили.
— А коршуны? — вошёл в разговор Никитин.
— А это мальчики, — Нейман поерзал в мягком кресле. — Наши мальчики, также родившиеся после катастрофы, могли говорить с птицами. Не со всеми, нет, что вы, не со всеми. Насколько я знаю, с коршунами, и с воронами.
— Вы не пытались их изучать? — Набоков налил себе в стакан брусничного чаю. — Почему так получилось, что стало причиной?
— Безусловно, — раскрасневшийся Нейман кивнул. — Конечно. У нас есть два таких, как бы, анахорета, что ли. Вот они ведут записи, дети с ними общаются. Хотя. Какие это сейчас дети. Они сами уже взрослые и у самих малыши появляются. Но единственное, что удалось выяснить, так это, это…
Нейман задумался, вспоминая.
— Транспозиция, — медленно выговорил он учёное слово. — Случайно узнали. У всех, и мальчиков, и девочек, тех, кто может общаться с животными, зеркально расположены органы. То есть сердце не слева, а справа. А печень, наоборот, не справа, а слева. Ну, и так далее. У нас примерно половина детей таких родилась и кстати, продолжают рождаться. Так вот, у многих из них такая способность проявилась.
Набоков, Никитин, Гилёв и сидевшая чуть в сторонке Львова переглянулись. Такие специалисты очень бы пригодились в походе на восток. Пусть в их способностях разбираются учёные, а командирам нужны их возможности.
— Вы тут отдыхайте, — Набоков поднялся. — А нам надо распоряжения по эшелонам отдать. Из-за встречи с вами мы задержимся здесь на неделю. Так что необходимо изменения в боевой распорядок службы внести.
— Конечно, конечно, не беспокойтесь, — Нейман ласково поглядел на две, ещё не початые бутылки с коньяком. — Я тут посижу, вас подожду. Всего хорошего вам. Командуйте на здоровье. А можно ещё сыра, лимончика и рыбки копчёной? Давненько я осетров не пробовал. Распорядитесь? Благодарю вас.
Пельмени всегда хорошо
После окончания утреннего осмотра сорока лошадей и пяти коров, помощник ветеринара Манжура пришёл в гости к Якову Седых. Старшина позвал поесть пельменей, налепленных собственноручно.
Лошадиный медик немного запутался в двухэтажных одинаковых купейных вагонах «Спальников», стоявших посреди конвоя. Подсказал ему дорогу к пельменям куривший на улице стрелок.
— Ты чего тут бродишь, ветеринар? — поинтересовался он. — Кобыла убежала?
— Да нет, — усмехнулся Манжура. — Седых ищу. Что-то запамятовал, где он проживает.
— Так он во втором «Спальнике», — стрелок махнул рукой направо. — Там весь ваш эскадрон обитает.
— Спасибо, — Манжура пошагал, куда указали.
В купе старшины сидели неразлучные пистолетчики и Сабиров. Хозяина не было.
— Пельмени свои варит, — пояснил Саня Орлов. — Садись, что стоишь. Чего это у тебя в сумке?
— Подарочек, — Никола вытащил из брезентовой авоськи литровую флягу и аккуратно положил её на столик. Осмотрелся: — Неплохо живёт пехота. Это у вас у каждого по купе?