Серая Мышка. Первый том о приключениях подполковника Натальи Крупиной - Василий Лягоскин

У Стасова был кот – огромный сиамец Тимофей. Сейчас Иван Николаевич вспомнил его не с умилением, а… В общем, в туалет ему захотелось еще сильнее. Между тем лязганье оков услышали не только сам Стасов и крысы, но и неведомые пока хозяева дома. Дверь отворилась, и в комнату вошли три человека, как три медведя в известной сказке – большой, маленький, и совсем маленький.

Главным, как оказалось, был средний.

– Это Максик, – кивнул он в сторону огромного детины, – это (его палец ткнулся в грудь малыша) Валера. А я, значит, Федя.

Детина при этом хохотнул, но быстро заткнулся, как только Федя дернул щекой. Последний продолжил:

– А ты, – Стасов даже не попытался возмутиться от такого запанибратства, – Стасов Иван Николаевич; стало быть, Ваня. Ну что, Ваня, будем говорить?

– О чем? – разлепил губы Стасов.

Федя буквально отскочил от него – такой жуткий запах вырвался из открытого рта «непотопляемого» вместе со словами. При этом он бросил выразительный взгляд на малыша, на Валеру, но тот только пожал плечами.

– О Хозяине будем говорить, Ваня, – ответил почти радостно Федя, – о твоем Хозяине. О том, где и когда вы встречаетесь с покупателями.

– Вы ошибаетесь! – исторг в ужасе очередную порцию вони Стасов.

– В чем ошибаемся? Может ты не Ваня Стасов?

– Не тот? – всполошился детина, – мочить будем?

Бандитского жаргона замминистра практически не знал, однако догадался, что «мочить» его будут не водичкой.

– Нет, – дернулся он голым задом на полу, уже не обращая внимания на мерзкий запах, – я действительно Стасов. Но я не знаю никакого Хозяина и никаких покупателей. Если вы имеете в виду премьер-министра…

– Нет, – перебил его с улыбкой Топор, он же Федя, – я имею в виду не его. Я имею в виду Николая Яковлевича Куделина.

Стасов опять дернулся всем телом.

– Достаточно имени Хозяина, – жестко продолжил Федя, – или назвать по именам арабского султана… или японских банкиров… или американца?

Иван Николаевич дернулся совсем уже судорожно, но рта не открыл.

– Понятно, – нейтральным голосом произнес Федя, поворачиваясь к Леше с Валерой, – Хозяина он боится больше, чем нас. А с нами даже говорить не хочет.

– Мочить будем? – опять обрадовался Макс.

– Нет, – ответил теперь с улыбкой Федя, – кино будем смотреть.

– Какое кино? – отвисла челюсть у парня.

– Интересное кино, Максик, – Федя теперь кивнул малышу, – несите телек.

Валера вышел вместе с Максом. Вернулись они очень быстро, видимо телевизор и видеомагнитофон, которые они внесли, стояли за дверью. Аппаратура была дорогой, фирменной – «Панасоник». Такой же небольшой телевизор стоял у Стасова на кухне. Ему вдруг стало страшно, а в прямой кишке зазудело сильнее и требовательней. Однако остатки цивилизованности еще не покинули заместителя министра; он не решился при посторонних почесать в срамном месте, лишь поерзал им по полу.

Федя заметил его телодвижения, усмехнулся и кивнул Валере:

– Запускай!

Малыш протянул шнур к розетке, подключил «Панасоник» и ловко вогнал кассету в жадную пасть видеомагнитофона.

От первых кадров фильма у Ивана Николаевича больно стиснуло сердце. Впервые он видел себя на экране таким – жалким, беспомощным, сидящим на стуле посреди этой комнаты. Но это было только прелюдией настоящих страданий. В кадре вдруг появились два звероподобных молодца, один из которых грубо стащил Стасова на пол. Другой склонился над ним, начав расстегивать свой ремень. Стасов на экране неумело отбивался. Второй – тот, что сейчас сидел голым задом на полу, безуспешно пытался зажмурить глаза, чтобы не видеть, как два бугая достали два естественных орудия насилия и взялись за него; один спереди, другой сзади. Не видеть, как сам он извивался подобно дождевому червяку, насаженному на крючок, от боли… А потом – Иван Николаевич не верил собственным глазам, которые так и не удалось закрыть – застонал от наслаждения. Последнее отключило его сознание.

Вернули Стасова в пустую комнату слова Феди, вернее одно слово, стоящее и этой кассеты, и всех его неправедно нажитых богатств. И слово это было «Йоркшир». Именно там, в далеком английском графстве, учились его внуки – самое дорогое, что было у него.

– И вот идет в этой школе урок… скажем математики или физики. Учитель ставит учебный фильм. И что видят все? Незнакомого мужичка трахают два других. А мужичок-то очень даже знакомый; мужичок – дедушка наших учеников, Мишеньки и Раечки…

– Не надо, – простонал Стасов, – я все расскажу.

– Все расскажешь, – согласился Стасов, – иначе Мишеньке и Раечке будет не до кино. Детишек ведь можно привезти сюда… Что с ними будет?

Он повернулся к Максу. Тот предсказуемо предположил:

– Мочить будем?..

Иван Яковлевич рассказывал недолго. В общем-то, главное можно было выложить за две минуты: переговоры пройдут в подземном бункере Куделина, что под дачей на окраине Нахабина в один день, второго сентября. С американцем – в двенадцать часов ровно, с японцами – в четырнадцать, с арабом – в шестнадцать ноль-ноль по московскому времени. Но Иван Николаевич очень старался, поэтому рассказ занял больше десяти минут.

Федя одобрительно кивал.

– Молодец, – похвалил он, когда Стасов наконец замолчал, – если не наврал, конечно.

Заместитель министра порылся в памяти, выискивая клятву пострашнее, а главное – соответствующую его представлениям о собеседниках:

– Гадом буду! – выпалил он, наконец.

– Будешь, – пообещал Федя, – и не только гадом – если хоть в одном слове соврал.

Иван Николаевич залез в память поглубже и выдал еще один шедевр:

– Век воли не видать!

– Ого, – уважительно откликнулся Макс, – он по фене почище Япончика ботает.

Федя решил, что Стасов заслужил послабление режима. Он освободил руку «непотопляемого» от наручников и рывком поставил его на ноги. Топор с подозрением осмотрел место, которое уже успел согреть Стасов и одобрительно кивнул:

– Молодец, – опять похвалил он, – не наложил от страха. Можешь сходить.

Федя показал рукой на другую дверь, у которой как раз валялись штаны заместителя министра. За ней, как оказалось, находился туалет. Впрочем, Топор сначала сам заглянул туда. В туалете не было ничего лишнего – только мыло, да зубная паста с щеткой на раковине, полотенце над ней, да рулончик пипифакса отечественного производства. Еще в углу завалялась забытая кем-то упаковка пенталгина.

– Заходи, – кивнул он Стасову, а затем Максу, – присмотри.

Иван Николаевич действительно почувствовал тяжесть в низу живота – обед, которым потчевали московского гостя заводчане, просился наружу. Однако справить нужду оказалось не так-то просто. Под взглядом Максика, как ему представили ухмыляющегося громилу, из него никак не хотело ничего лезть. Ну а когда он все-таки вытолкнул из себя это ничего, бедная кишка заполыхала таким огнем, что Иван Николаевич чуть не выскочил из туалета, не подтеревшись. «Бархатная» – судя по названию – ковровская бумажка показалась ему наждачной. Трясущимися руками он натянул на себя трусы с брюками и чуть не заплакал, бросив взгляд в мусорную корзину. На использованной им бумажке отчетливо виднелась красная кровавая полоса. Только теперь он до конца поверил в страшную правду. Стасов покачнулся и оперся руками о раковину. Потом он долго и остервенело отмывал руки, почти до конца смылив обмылок. Еще дольше он чистил зубы, так и не избавившись от мерзкого запаха во рту. Но ему все таки-полегчало, и в комнату он вышел уже на твердых ногах. Уже здесь его вдруг осенило:

– А как же?.. Что же я ничего не помню?

Топор с Валерой переглянулись; такого быстрого поворота они не ожидали. И хотя спектакль можно было заканчивать, Некрасов решил, что «непотопляемый» еще не испил своей горькой чаши до дна.

– Как же ты можешь помнить? – он запнулся, подыскивая нужное название; вспомнил про упаковку в углу туалетной комнаты, и закончил, едва сохраняя серьезность на лице, – тебя такой дозой хреналгина угостили – слон бы все забыл.

– Хреналгина? – недоверчиво переспросил Стасов, и Топор не выдержал, захохотал; вслед за ним мелко захихикал Валера.

– Покажи, – скомандовал ему Некрасов.

Валера отмотал кассету назад, попав точно в нужное место, и включил покадровую смену записи. Стасов снова впился взглядом в свое лицо – нет, не свое! Он провел языком по зубам – все они были на месте, ровные, ухоженные, частично вживленные по самой последней технологии. А мужичок в экране совсем закатил глаза и открыл в экстазе рот. И Стасов отчетливо увидел, что у его двойника нет двух зубов – рядом с правым верхним клыком. Да и все лицо, так похожее на его собственное, на крупном плане выглядело потасканным, даже дряхлым. Не то что лицо заместителя министра, привыкшее к заботливым рукам массажисток и косметологов.