Френдзона: Выход - Дарья Волкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марфа молчала. Она не знала, что на это все можно сказать. Она никогда не испытывала такого коктейля чувств — начиная с острого чувства стыда до… До какой-то внезапной опустошенности. Но молчать дальше неправильно.
— Ты-то себя как чествуешь?
— Да нормально, — пожал плечами Рома. — Я три бокала успел выпить только, пока он… В общем, тут я понял, что дело пахнет керосином, и больше не пил.
— Спасибо… — через силу произнесла Марфа. — Спасибо, что привез его домой и что убрал… тоже спасибо.
— Да было бы за что, — Рома снова приложился к кофе. — Я, правда, не думал, что все будет так… Он еще в обе шляпы в такси наблевал.
Марфа не выдержала и всхлипнула. Как же это… унизительно. Как это могло случиться с ней?!
— Мрыся… — Ромкины пальцы коснулись ее руки. — Прости. Я не хотел. Я не специально… Я не…
Она отняла руку и резко встала.
— Я пойду спать. Спокойной ночи. Пей свой кофе. Приятного аппетита.
Какая нелепица. Все вперемешку. И не смотри на меня так!
Развернувшись, Марфа быстро вышла с кухни.
***
Рома выпил весь кофейник, сожрал штук пять пончиков. Вкусные. Все вкусно после этого… цирка.
Что ж ты такой дурак, Клаус? Вроде взрослый мужик, а нажрался как школьник на выпускном. А теперь из-за тебя, Клаус, на Марфу просто смотреть больно. И виноватым она явно считает его, Романа. За то, что не уследил за ее мужем.
За-ши-бись.
Где он свернул не туда и как дошел до жизни такой?! Что ему вдруг определили роль няньки для взрослого здоровенного баварца?!
Эх, надо было оставить Клауса дрыхнуть в пивной! А вот сам Роман сегодня ночью точно не уснет. Он опустил лицо и принялся медленно массировать себе шею.
Неожиданно сверху раздались негромкие шлепающие шаги. Рома поднял голову.
Нет, это не может быть Клаус — этот сейчас только на четвереньках передвигаться в состоянии, да и то не факт. Значит, Мрыся. Шаги направились в гостиную.
— Ты чего там бродишь? — Рома встал со стула и вышел в гостиную.
— Он храпит, — прошипела Марфа и швырнула на диван подушку и одеяло. — Уснуть невозможно!
В памяти неожиданно всплыл тот кажущийся таким далеким, но почему-то явственно запомнившийся вечер у Тихих. И собственные слова — почти такие же. И как потом обнимал ее. Господи, как же хочется обнять ее сейчас — в этой огромной оранжевой футболке и просторных пестрых черно-белых штанах, растрепанную, сердитую. Прижать к себе, запустить пальцы в волосы.
— Спокойной ночи.
— Ты собралась спать здесь? — Роман с удивлением смотрел на Марфу, которая взбивала кулаком подушку.
— Я же сказала — там спать невозможно! — буркнула она.
— Иди спать в мою комнату, там кровать гораздо удобнее, чем этот диван.
— Рома, прекрати спорить со старшими! — отрезала Марфа. — Не забудь погасить свет на кухне.
Роман какое-то время постоял в дверном проеме — а потом решительно прошел к дивану.
— Лично я буду спать на этом диване, — он действительно сел на краешек дивана. — А ты либо спишь со мной, либо идешь спать в мою постель.
А потом просто лег рядом и обнял, как мечтал. Рукой на мягкий живот — и к себе притянуть. Носом в волосы на затылке уткнуться. Да пусть сейчас что угодно случится — не отпустит. Невозможно это сделать.
Марфа замерла в его руках. Не шевелилась. Не проронила ни звука. Но он слышал, как все чаще и чаще она дышит. И как легко, едва заметно дрожит живот под его рукой. Вот бы не под рукой, а под губами…
Она села так резко, что Роман едва не упал — только вовремя подставленная на пол рука уберегла его от падения.
— Хорошо, я пойду спать в твою спальню! — звонкие шаги пошлепали по полу. В дверях Марфа остановилась. — Надеюсь, хоть ты храпеть не будешь!
— Знаешь, Мрысечка, есть одно положение, в котором я гарантированно не храплю. Если меня…
— Я помню!
Спустя несколько секунд Рома услышал, как звякнула дверная защелка. И больше не доносилось никаких звуков, стало совсем тихо. Наверное, Марфа уснула. А он еще долго лежал без сна, мечтательно улыбаясь. Пока три бокала пива не напомнили о себе.
И тут снова подала голос дверная защелка.
— Рома, ты почему не спишь? У тебя все в порядке?
Он снова не пойми чему улыбнулся в темноте.
— Мрысь, во мне три бокала пива. Они просятся наружу. Можно мне в туалет, Марфа Тихоновна?
Из темноты что-то неразборчиво пробормотали, потом снова щелкнула замком дверь. А Рома, исполнив волю пива и заодно умывшись и почистив зубы, с чистой совестью завалился спать.
***
Утром с Клауса можно было писать кающуюся Марию-Магдалину. Он многословно просил у Марфы прощения, путая слова русского и немецкого языка, пытался упасть на колени. И все это под взглядом Ракитянского, который с абсолютно непроницаемым выражением лица наблюдал за картиной кающегося грешника, привалившись к косяку плечом.
Клаус выглядел неважно и жаловался на головную боль. Но он категорически отказался оставаться дома, заявив, что должен работать. На прощание он с чувством пожал Роману руку — и отправился работать.
Они традиционно остались на кухне вдвоем. За окном был ясный сентябрьский день, на столе красовался вчерашний натюрморт: блюдо с подсохшими берлинерами, кофейник. Чашки Марфа уже вымыла.
Надо было что-то сказать. Ну хотя бы завтрак предложить или кофе. Но сегодня утром картина произошедшего вчера заиграла для Марфы новыми, крайне не радужными красками. И предлагать кофе Ракитянскому совершенно не хотелось.
— И какой черт его на работу понес — с больной-то головой? — проворчала она, когда молчание стало совершенно невыносимым.
— Пожалей мужика, — Ракитянский сел, поставил локти на стол. — Лучших в мире средств от головной боли ему никто не купит. А похмелиться ему сейчас очень надо.
Марфа обожгла Ромку яростным взглядом.
— Завтрак приготовишь себе сам!
Она закрылась в комнате. Марфа хотела успокоиться, но выходило ровным счетом наоборот. Вчерашние неприятные события, словно в эффекте «домино» запустили цепочку воспоминаний, потащили за собой другие.
Пьяный Клаус с мутным взглядом, блюющий ей под ноги.
Она сама, пьющая три бокала пенного один за другим.
Крик, саднящий горло, в котором бьется сердце от головокружительного аттракциона.
Отличная куртка, Курт.
