Золотая цепочка - Иван Сибирцев

— Мы еще встретимся, Настя! — весело крикнул он. — Вы мне порвали ру-ба-ху!

Испуганно загомонили птицы.

…ах…аху!.. — долго звенела и смеялась тайга.

Зубцов взглянул на жену и почувствовал: Нина сильно обижена на него. Он попытался припомнить свои прегрешения перед нею и, недоумевая, что могло рассердить ее, попробовал настроить жену на чисто хозяйственные заботы.

— Нинок, утром мне потребуется белая сорочка. Тяжело в жару в нейлоне, но завтра… — И обнял жену.

— Раньше ты обычно брал в командировки темные и цветные рубашки. И вдруг понадобилась белая. Это в такую глушь, как Северотайгинский район. Или снова в Сочи? И не один, а с юным лейтенантом в мини…

— Северотайгинский район? От кого ты узнала?

— Пожалуйста, не повышай голос. У тебя просто какая-то мания секретности. Раньше ты хоть снисходил до того, что предупреждал меня о своих поездках, А теперь… В общем, если мы настолько чужие друг другу…

— Кто сообщил тебе? — лицо Анатолия стало отчужденным.

— Не волнуйся. Не частный сыщик. Твой коллега майор Ганичев, Петр Егорович, зам. начальника Северотайгинского райотдела. Надеюсь, ты с ним знаком. Зашел сегодня и сказал, что он проездом, купил кое-что и договорился с тобой, что ты отвезешь посылку его семье, поскольку завтра вылетаешь туда…

— И ты взяла? — В голосе Зубцова смятение.

— Где там! Наизусть затвердила твой приказ: не вступать ни с кем в разговоры о твоей работе, ни от кого не принимать никаких вещей и писем… Прямо домострой какой-то. Ганичев ушел страшно обиженным.

— И на том спасибо, — с облегчением сказал Зубцов. — А как выглядит этот Ганичев?

Нина пожала плечами, но, перехватив напряженный взгляд мужа, заговорила:

— Лет под пятьдесят. Солидный. Внушительные манеры. Смуглое лицо… Я даже подумала, что он уже с курорта. Волосы седые, а борода черная. Ну как, похож?

— Во всяком случае, напоминает. — Зубцов достал из кармана пиджака фоторобот Мамедова:

— Посмотри, не похож ли он на этого человека?

— По-моему, не похож. Хотя глаза, пожалуй… Но этот много моложе. — Она растерянно посмотрела на Анатолия и спросила: — А в чем дело? На снимке кто-то, кого ты ищешь? Или у нас был не Ганичев?

— Мне надо срочно поехать в министерство.

Он вернулся часа через два, заботливо усадил Нину, сел рядом:

— Спасибо тебе, родная. Будет хорошо, если и дальше ты станешь слушаться моих домостроевских приказов. Ганичев действительно в Москве. Час назад я с ним познакомился. Сибиряк-здоровяк, лет сорока пяти. Простецкий мужик с курносым лицом и рыжей шевелюрой. У тебя он не был и, прости, не собирается.

— Что же это, Толя! — Нина теснее придвинулась к нему.

— Война нервов. К этому мы тоже должны быть готовы. Но ты не забыла, что завтра утром мне понадобится белая сорочка?..

Генерал Шадричев подошел к окну, распахнул створки, грузно опустился в кресло и сказал:

— Я согласен с мнением отдела: есть основания возобновить прекращенную Лукьяновым операцию. Однако ваша, Михаил Сергеевич, — он обернулся к Орехову, — версия о том, что фамильные ценности хранят потомки Бодылина, мне кажется небезупречной. Нельзя забывать ни о голодной смерти Аристарха Николаевича Аксенова, ни об осмотре Лукьяновым ленинградской квартиры и дачи Аксеновых. Кстати, будем готовы к тому, что мы вообще не сыщем этого легендарного золота. За полвека самый крупный клад мог осесть в торгсинах, рассыпаться на колечки и зубные коронки. Бодылинское золото — самоцель для наших противников. Нам важнее обезвредить Мамедова, лже-Федорина и прочих авантюристов и либо доказать причастность семьи Аксеновых к преступлению Бодылина, либо снять с них все подозрения. Тут надо как можно скорее разобраться в полученной вами, Анатолий Владимирович, анонимке.

— Анонимка, товарищ генерал, не беспочвенная, — сказал Зубцов. — Я запросил Краснокаменск и получил спецдонесение от полковника Патрина: Северотайгинский райотдел проверял документацию в старательской артели рудника Октябрьского. Выявлено несоответствие между объемами перемытых отвалов и съемками металла. Не хватает больше килограмма.

— Проверку начали в связи с анонимкой? — спросил Шадричев.

— В плановом порядке. За пять дней до получения нами анонимки. Это и настораживает.

— Действительно, — согласился Шадричев, медленно поднялся с места, пошел по кабинету, раздумывая вслух: — Похоже, анонимку сочиняли, зная о проверке, предвидя ее результат, стремясь приковать наше внимание к артели и сбить с главного направления поиска.

— Но ведь золото, Василий Матвеевич, утекает именно из старательской артели, — заволновался Орехов. — Экспертизой подтверждено: самодельные колечки и протезные пластины из металла Октябрьского месторождения. Почему все это кажется вам отвлекающим маневром? Мне это видится единой цепью преступлений.

— Нитью скорее, — весело сказал Шадричев. — Где это видано, чтобы такие добрые молодцы, как наши кладоискатели, с их-то прытью, с психологическими подходами, да удовольствовались жалким килограммом.

— И донос написали на себя, — сказал Зубцов.

— Вот именно, — подтвердил Шадричев. — Нет, у них цель потоньше: подставить кого-то из своих в артели и направить по ложному следу. А самим укрыться получше и взять Аксеновых в клещи.

— Но коммерческие связи этого Мамедова с кем-то в старательской артели, пусть косвенные связи, — настаивал Орехов, — они же в свете анонимки и сообщения из Октябрьского бесспорны. И это может стать кончиком, держась за который мы размотаем весь клубок.

— Об этом нет спора, — Шадричев примирительно улыбнулся. — Вскрыть сообщников Мамедова среди старателей для нас очень важно. Кстати, я, Анатолий Владимирович, — генерал обернулся к Зубцову, — не могу согласиться и с вами, что анонимку они писали, зная о нашей проверке. Предвидели результаты? Да. Но о проверке не знали. Их расчет — вынудить нас на проверку, выиграть для себя время и свободу маневра. — Шадричев потянулся было за сигаретами, вспомнил о строгом запрете врачей, отдернул руку, улыбнулся грустно и продолжал: — Дальше — Аксенов. Проверить его связи сложно: управляющий рудником ежедневно общается с десятками людей. Но проверять в свете новых фактов придется. Деликатно, осторожно, тщательно. Соучастие Аксенова в хищениях металла и в хранении клада сомнительно… А взять под наблюдение надо, ради его же безопасности. На этом направлении мы наверняка выйдем и на интересующих нас лиц. — Шадричев сделал паузу и обратился к Зубцову: — Ну, а ваши соображения о визите к вам Мамедова…

— Мне кажется, товарищ генерал, визит ко мне, кроме прямой провокации, преследует еще одну цель: убедить нас, что Мамедов в Москве. Он буквально вызывает огонь на себя. А в это время тот, кто над ним, после его визита (я убежден: в их шайке есть кто-то повыше рангом Мамедова, похитрее, поопаснее) движется в Сибирь или уже находится там. Словом, мне пора получать командировочное предписание…

— Правильно, пора, — согласно повторил Шадричев. — Только вот куда, в какой пункт?

— В Краснокаменск. Тем более, что, как сообщил полковник Патрин, Агния Климентьевна Бодылина-Лебедева вчера возвратилась в родной город.

— А меня, товарищ генерал, — начал Орехов и прокашлялся, — очень тревожит поселок Октябрьский. Ведь исключать полностью сопричастность Аксенова пока не приходится. Нет у нас для этого веских фактов. Одни психологические нюансы: фронтовик, авторитетный руководитель. А ну как руководитель-то в матушку свою — конспиратор! И покуда мы в Краснокаменске обхаживаем Агнию Бодылину, ее отпрыск и дедовский клад пустит с торгов, и заложит собственный из краденого золота.

— Ну зачем же так мрачно, Михаил Сергеевич, — недовольно возразил Шадричев. — Северотайгинский отдел исполняет службу. Да и мы не собираемся оставлять без догляда поселок Октябрьский.

В дверях кабинета появилась секретарша Шадричева:

— Василий Матвеевич, старший лейтенант Федорин явился по вашему вызову.

— В самое вовремя, как говорится, на ловца и зверь… — Шадричев усмехнулся обрадованно. — Я на контроле держу дело Игумнова. Старший лейтенант меня информирует ежедневно.

— Сегодня новости хорошие, — сказал Федорин весело и стал рассказывать…

Валентин Игумнов сидел у стола Федорина, спрятав под стул ноги, стесняясь своих неотутюженных брюк. Оттягивая начало трудного разговора, смущенно улыбнулся и сказал:

— За тридцать лет жизни обзавелся известными привычками. Например, по утрам бриться, причесываться перед зеркалом, разумеется, утюжить брюки. И вот как-то сразу лишен всего.

— Не страшно. Выйдете на свободу и…

— Свобода! — Игумнов горестно вздохнул. — Вы сделаете все, чтобы упрятать меня надолго.