Колдунья-индиго - Алексей Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Скоро я, наподобие Духанского, сам начну всех подозревать, — подвел итог своим размышлениям Глеб. — Усомнился даже в старом товарище. А бедняге и так нелегко. Несмотря на свой профессиональный просчет, Новиков как бывший боевой офицер заслуживает хотя бы элементарного уважения со стороны хозяев. Конечно, мать пропавшего Дэна и отец убитого Никиты находятся в стрессовом состоянии и слов не выбирают, но чем терпеть такое унижение, лучше плюнуть на высокий оклад и уйти».
Во всяком случае, на месте Новикова Глеб так бы и поступил. Почему Олег предпочитает покорно утираться от моральных плевков, оставалось только гадать. Но друг нуждался в поддержке, и Глеб позже вечером, когда хозяева улеглись спать, постучался в дверь комнаты начальника охраны на первом этаже особняка. Услышав хриплое и пьяноватое «войдите», Глеб открыл дверь и увидел Олега Валерьевича, сидевшего за столом перед опустошенной бутылкой водки и открытой банкой соленых огурцов.
— А не нажраться было никак нельзя? — риторическим вопросом поприветствовал Панов бывшего боевого соратника.
— Снимаю стресс, — пояснил Новиков, вытащил из-под стола еще один не очень чистый стакан и непочатую бутылку водки, вышиб пробку и разлил содержимое бутылки поровну, себе и гостю.
— Будь! — он опорожнил свой стакан, запустил руку в банку, вытащил огурец, капая рассолом на стол, отхрумкал половину и гостеприимно пододвинул банку Глебу. — Присоединяйся!
Панов покачал головой и отодвинул свой стакан:
— Разве нельзя разрядить стрессовую ситуацию по-иному? У нас с тобой достаточно сильная нервная система, чтобы сохранять самообладание в любых обстоятельствах без помощи алкоголя и прочих депрессантов.
— Еще тысячу лет назад какой-то там, не помню, князь, но точно один из родоначальников наших Рюриковичей, сказал: «Веселие Руси — питие есть». Так что восстанавливать душевное равновесие алкоголем — это национальная русская традиция, — заметил Новиков и вновь наполнил свой стакан.
— Пусть бы этот Рюрикович за Рюриковичей и говорил, а на всю Русь нечего возводить напраслину! — возразил Панов поклоннику русской старейшей монархической династии. — Что Рюриковичи квасили, спору нет. Вот и выродился весь род. Даже царем в конце концов некого было посадить, пришлось идти на поклон к Романовым. А если бы вся Русь следовала их примеру, кто бы тогда на Куликовом поле побил Мамая, под Полтавой — шведов, а при Бородино — французов? Известно, какие от алкашей рождаются дети — дебильные да хилые. Таких на Куликовом поле татары поганой метелкой бы разогнали! А получилось и тогда, и после совсем наоборот!
Новиков, который успел, слушая Глеба, выцедить еще стакан, совсем осовел, но с нетрезвым упорством искал аргументы в защиту рюриковской концепции.
— Нет, погоди! Ты не путай, что теперь, с тем, что было раньше. Ведь сейчас как: и я у родителей один, и ты сынок единственный. Но нашим матерям повезло: они родили нас здоровыми. А на скольких женщин обрушилось горе — больной ребенок! И мыкается бедняжка с ним всю жизнь по больницам. А в старину никаких контрацептивов не было. Сколько Господь даст, столько и рожали. По десятку и более! Родит баба, допустим, двенадцать деток — шестерых Господь приберет. Раз слабенький, уже и не жилец: врачей-то в деревне тоже никаких не было. Зато шестерым выжившим никакие супостаты были не страшны: ни алкогольно-микробные, ни шведско-монгольские. Они всех своим железным здоровьем побивахом! Как мы с тобой, — и Новиков опять взялся за бутылку.
Поняв, что продолжать дискуссию с доморощенным, да еще поддатым «генетиком» бессмысленно, Глеб решил воспользоваться его же давешним советом о получении с некой овцы хотя бы клока шерсти, в данном случае — информационного. Алкоголь, конечно, не сыворотка правды, но «сывороткой болтливости» его можно называть смело. Авось в пьяном виде начальник службы безопасности будет откровеннее, а то он все что-то темнит и скрывает, даже от своего боевого товарища. Как и другие обитатели поместья из числа обслуги, которых Панов пытался расспрашивать об обстоятельствах исчезновения Дэна. И охранники, и слуги старались обойти эту тему, отводили глаза и пожимали плечами.
Чтобы сразу не спугнуть предполагаемого информатора, Глеб перевел разговор на другую, самую животрепещущую для собеседника тему и рассыпался в комплиментах в адрес Нелли. Мол, все при ней: и красота, и доброта, и все прочие добродетели. Да к тому же прекрасная леди лишена даже исконных и законных женских слабостей: истеричности и бестолкового паникерства. Никандров после гибели родного сына потерял самообладание, а Нелли в отличие от супруга держит себя в руках и способна адекватно на все реагировать. Взять хотя бы ее трезвую оценку последних событий. А ведь она тоже переживает страшную трагедию: судьба Дениса до сих пор неизвестна. Но его родная мать находит силы вести себя спокойно. Понимает, что крики и вопли поискам Дэна не помогут…
Новиков, несмотря на нетрезвое состояние, сразу разглядел шпильку, которую под видом панегирика Панов подпустил его благодетельнице, и стал оправдывать странное спокойствие безутешной матери. Нелли действительно не только женщина редкой красоты, обаяния и сексуальности, но еще и обладает рациональным мужским умом, а твердостью характера даст фору любому мужчине. Но если Глебу показалось, что она несколько холодно относится к сыну, потому что не устраивает каждый день истерики и не требует от окружающих идти туда, не знаю куда, на его поиски, то он ошибается. Такое поведение Нелли означает только одно: Дэна уже нет в живых, а его похитителей и убийц все равно никогда не найдут. Нелли со свойственной ей необыкновенной интуицией это поняла и мужественно сдерживает свои эмоции. А что творится в ее душе на самом деле, знает только она сама.
Панов резонно возразил, что и не такие запутанные дела успешно раскрывались и преступники представали перед судом. А уж Новикову как руководителю службы безопасности и вовсе не пристало увязать в трясине фатализма. А то он не только разделяет пессимистические настроения Нелли Григорьевны в отношении поисков ее сына, но и сам себя уверил, что убийца Никиты никогда не будет найден и наказан.
По тому, как Новиков слушал пламенную речь Глеба, было видно, что у него чесался язык надлежащим образом прокомментировать оптимистические высказывания оратора. Он пару раз даже открывал рот, но передумывал и снова его закрывал, по-видимому, опасаясь наговорить лишнего. Но водочные пары все распирали и распирали его нутро, пока ломка болтливости не стала непреодолимой.
— Вот ответь, ты в сны веришь? — и Новиков ткнул пальцем чуть ли не в нос Глебу.
— Я? В сны? — вытаращил глаза Панов, отводя нетвердую конечность приятеля от своего лица. — А кого ты видел во сне? Уж не чертиков ли? — и Глеб многозначительно указал на бутылку с огненной жидкостью.
— Видел не я и не чертиков! — Новиков снова поднял руку с оттопыренным указательным пальцем, но на этот раз не тыкал им в нос собеседника, а только отрицательно покачал пальцем перед пановской физиономией. — Не чертиков, а Клеопатру в пышном царском одеянии, с короной на голове, со скипетром и державой, а из-под роскошного платья торчали ее обгорелые ребра. И рядом с ней Брут жалобно молил: «Отомсти убийце моей любимой жены Клеопатры, отомсти погубителю пятерых наших малых детушек!»
— Клеопатра?! — Панов раскрыл глаза еще шире. — При чем здесь египетская царица? К тому же Клеопатру никто не убивал, она покончила жизнь самоубийством с помощью ядовитой змеи. И пятерых малых детушек у нее не было, тем более от Брута, с которым она никогда не встречалась. Она имела только одного сына Цезариона, и не от Брута, а от Юлия Цезаря. Это исторический факт!
Новикова окончательно развезло. Из пьяного противоречия он продолжал бессвязно настаивать на своих антиисторических домыслах, не вникая в суть обоснованных возражений Панова.
— От кого? Юлия? Да, это ядовитая змея… Цезарион? Может, и Цезарион… Только он их всех, и Цезариона тоже, утопил в помойном ведре.
— Странный сон, — покачал головой Глеб. — Какая-то древнеисторическая фантасмагория! Египетская царица Клеопатра! Утопленники помойного ведра! Убийца Юлия Цезаря Брут! И кого же мучили эти ночные кошмары?
— Бр-р-р, — Новиков помотал головой, пытаясь стряхнуть с себя пьяную одурь. Хотя процесс самоотрезвления не совсем удался — он по-прежнему осовело таращился на собеседника, — но язык заворочался лучше. — Какой еще убийца Цезаря? Ты что, забыл? Брут — это Юлькин кот! Ты же его видел. А Клеопатра — ее любимая кошка, покойная… Дэн привязал ей к хвосту китайский фейерверк и поджег. Клеопатра, как комета с огненным хвостом, залетела в Юлькину комнату, сама сгорела и чуть не спалила весь особняк! Потом Дэн утопил в помойном ведре пятерых Клеопатриных котят. Юлька над ними тряслась, из пипеточки кормила детской молочной смесью с витаминами, называла всякими красивыми именами: Пушочек, Снежочек, Цветочек, может, и Цезарионом какого назвала, не знаю… А тут такой трагический сюрприз! Сколько было крику и слез, страшно вспоминать! Что с Юлией творилось, не описать словами! И так-то в Юлькиной голове «табуны ее мыслей шальных» скакали как ошпаренные, а после подобной трагедии все кони-мысли словно взбесились!