Гражданская война. Миссия России - Дмитрий Абрамов

Чапаев, как правило, расправлявшийся с пленными казаками беспощадно, давно стал объектом мести казаков. Дважды он ускользал на тачанке из казачьих рук. Так было в октябре 1918-го и в апреле 1919-го. Но на третий раз опростоволоситься казакам было уже нельзя. В 3 часа утра 5 сентября в предрассветной мгле цепи белых партизан двинулись вперед. Разведчики без шума шашками и ножами сняли секреты и караулы, заняли окраины станицы…

В ночь на 5 сентября Али Юлдубаеву не спалось. Уж слишком тиха была та ночь! Галифе он не снимал. Поднялся с ложа, надел безрукавку, не надевая сапог, вышел во двор босиком, оправиться, но вдруг услыхал тихий свист и дальний конский топот. Вся душа Али перевернулась. Всем своим азиатским нутром почувствовал он опасность. Влетев назад в хату, он взял из пирамиды свою винтовку. Сослуживцы по взводу крепко спали вповалку на полу и на лавках. Толкнул Салима, шепнул ему:

– Что-то неладное за околицей! Надо проверить, командир.

– Сейчас, оденусь, винт возьму и вслед за тобой. Иди, седлай, – отвечал тот.

Али вышел и быстро пошел к коновязи. Лошади тревожно фыркали, похрапывали и поводили ушами. Какое-то движение и неясный шум у южной околицы станицы ловило его чуткое ухо. Седлать ему не пришлось… Там, откуда шли звуки, полыхнуло – явно загорелась соломенная крыша одного из домов. Послышались какие-то неразборчивые крики. Сердце Али тревожно забилось. Минута-другая, и раздались первые одиночные, далекие выстрелы. Юлдубаев передернул затвор. Из дома вышел заспанный Салим.

– Слышал, стреляют? – спросил Али.

– Иди, проспись, юноша! – отвечал командир.

– Да вон, гляди, занялось! – указал Юлдубаев пальцем на пожар, полыхнувший вдали.

Салим внимательно всмотрелся. Через несколько секунд выстрелы повторились уже громче. Топот конских копыт понесся по улицам.

– Ну что, седлать, Салим?

– Нет, Юлдузбай, срочно беги к штабу. Знаешь где? Выспроси все, и назад. А я подниму людей! – громко и взволнованно произнес командир.

Али кивнул головой и прыжком, перемахнув плетень, вылетел на улицу. Во многих домах еще мирно спали. Но кое-где красноармейцы в нижнем белье стали выглядывать и выходить на улицу. Юлдубаев бежал со всех ног, не отвечая на вопросы тех, кто пытался спросить у него, что же творится в станице…

Как позже свидетельствовал есаул Фаддеев, «двор за двором, дом за домом очищали» казаки. «Сопротивлявшихся ожидала участь быть разорванным бомбой или зарубленным шашкой». В окна домов, откуда по казакам и добровольцам открывался огонь, летели гранаты. Среди красных началась паника, в одном нижнем белье выскакивали они через окна на улицу и, мечась, бежали в разные стороны, не понимая, где спасение. Грохот боя раздавался со всех сторон. Те, кто успел схватить оружие, беспорядочно стреляли в разные стороны, но от той стрельбы страдали сами же. Большинство красных, застигнутых врасплох, сдавались без сопротивления. В одном доме были захвачены шесть полковых комиссаров. Пленных было так много, что сначала их расстреливали, боясь восстания, а потом стали сгонять в одну толпу. Бойцы казачьего отряда, охватив станицу с трех сторон, продвигались к ее центру. Взвод, выделенный для поимки Чапаева, прорвался к дому, где тот квартировал. Однако подхорунжий Белоножкин сплоховал: не оцепив дом, повел своих людей во двор. Последовал его приказ выйти всем из дома. Но из окна с противоположной стороны выскочил кто-то. Это и был сам Чапаев. Выстрелом из винтовки подхорунжий ранил бежавшего в руку. Однако красному комдиву удалось вырваться. В доме, кроме двух женщин, никого не нашли…

Лишь добежав и увидев с десяток пострелянных красноармейцев в нижнем белье, возле дверей штабного дома, выбитые стекла окон, Юлдубаев понял, что штаб дивизии захвачен в станице белыми одним из первых. Рядом просвистело несколько пуль. Мгновенно оценив ситуацию, Али метнулся в ближайший переулок и вновь перемахнул через плетень. Теперь он бежал садами и огородами, преодолевая ограды и заборы. Целью его было вернуться и выручить товарищей. В станице уже творился полный переполох: стрельба, крики, конский топот, ржание, кудахтанье кур, гогот гусей, короткие пулеметные очереди – все смешалось. Красноармейцы выпрыгивали из окон, выбегали из дверей домов порой в одном нижнем белье с винтовками в руках и палили куда попало.

Вдруг в одном из переулков Юлдубаев увидел босого, невысокого, но усатого крепкого человека в галифе и белой нижней рубахе с маузером в левой руке. Правая была окровавленная и перетянута оторванной тряпкой. Али сразу узнал его, несмотря на столь непривычный для него вид. Он видел его не раз, на боевом коне, в папахе и бурке с шашкой наголо. Спутать его нельзя было ни с кем. Это был сам комдив – Василий Иванович Чапаев. Вокруг комдива уже собралось с десяток человек, одетых как попало и вооруженных винтовками и шашками. Все были возбуждены и перепуганы, но молчали и ждали команды. Али, тяжело дыша, готовый на все, подбежал к ним. С надеждой взглянул он в лицо комдиву. Ни один мускул не дрогнул на лице Чапаева. Густые усы лихо окрыляли губы, взгляд смелых, отчаянных карих глаз был пристален, сметлив и зорок. Только блики раннего утра, поднимавшейся зари, да бледность из-за потери крови делали лицо его еще более грозным и мужественным.

– Слушай мой приказ, ребята! Собирай всех, кого увидишь по пути. Прорываемся к штабу!

– Штабь взят! Василий Иванич! – прохрипел Али голосом, осипшим от волнения и быстрого бега.

– Врешь!.. А и сам видал!?

– Видель я! Бишь – э-э пять минут назад биль там.

– Зачем в штабе был?

– Комэскадрен Салим посилял.

– Салим жив?

– Недавно живой биль. Сейчас нэ знай, – торопливо отвечал Али.

– Как зовут тя, боец?

– Красноармэц Юлдубаев!

– Молодец, Юлдубай, веди самой короткой дорогой!

Али развернулся и, указывая рукой, побежал вспять, показывая дорогу.

– Отобьем штаб, ребята! А там глядишь, контратакуем, вышибем беляков из станицы! За мной! Патроны береги! С Богом! – крикнул Чапаев и, быстро перекрестившись, побежал, как мог, вслед Юлдубаеву…

Надо отдать должное сметке и находчивости Чапаева. В тот момент, когда штабные крысы и охранение красных в панике побежали к реке, комдив сумел остановить запаниковавших красноармейцев. Собрав около сотни бойцов, сколотив их в отряд, он с двумя пулеметами выбил казаков из захваченного ими штаба. Красные засели за его стенами и начали отстреливаться. В неравном бою с казаками хорунжего Белоножкина Чапаев был тяжело ранен в живот. На снятых воротах соратники донесли его до реки и переправили на другой берег. Но рана оказалась смертельной…

Оборону Лбищенской возглавил начальник штаба дивизии Ночков, бывший офицер царской армии, молодой человек 23 лет. Укрепившись там, красные открыли ожесточенный огонь и не давали белым захватить центр станицы. Был момент, они даже контратаковали. В это время коммунисты и солдаты конвойной (расстрельной) команды во главе с комиссаром Батуриным заняли партком на окраине, не давая белым охватить штаб с тыла. Казаки ввели в бой резервы, но безрезультатно. Ожесточение схватки за Лбищенскую достигло предела. Тогда хорунжий Сафаров и его люди решились на геройский, но безрассудный поступок: вылетели на тачанке к штабу, пытаясь подавить его сопротивление пулеметным огнем. Но все, кто решился на этот шаг, были сражены насмерть или ранены. Видя, что положение критическое, генерал Бородин повел своих штабных выручать раненых. Под огнем из штаба красных в центре станицы к брошенной тачанке кинулся урядник Юткин. Пуля прошила ему грудь навылет. Но, заправив новую ленту из цинка, бил он из пулемета до тех пор, пока красные не прекратили огонь. Тут подошла и батарея. Так решена была участь штаба: от орудийного обстрела красные дрогнули и побежали. Сопротивление красных в центре станицы было сломлено…

Все, что было потом, вспоминалось Юлдубаеву и казалось дурным сном. Он вместе с десятком других красноармейцев бегом на снятой створе ворот донес раненого в живот комдива до реки. С трудом спустили Чапаева с крутого берегового спуска. Положили воротину на воду, толкнули, поплыли. Сверху уже обильно сыпали казачьи пули, поднимая фонтаны брызг, холодная вода бурлила. Плыли через реку минут двадцать. За это время многие пошли на дно. На другой берег вынесли смертельно раненого комдива только трое бойцов и его ординарец Петр Исаев…

Спустя еще полчаса мокрого, продрогшего, усталого, но живого Юлдубаева нашел Салим.

– Похоже, сынок, мы с тобой двое из всего нашего эскадрона живые остались! – негромко произнес он.

– Чапай погиб! – всхлипывая и утирая слезы, отвечал Али…

Дома и хаты станицы Лбищенской уже почти были очищены от красных, но в одном из домов затаился красноармеец, который, увидев сверкнувшие на утреннем солнце погоны, выстрелил в генерала и сразил его наповал. Принявший командование полковник Сладков приказал своим казакам подкатить пулеметы и подавить сопротивление парткома. Пока одни отвлекали красных, ведя с ними перестрелку, другие влезли на крышу соседнего, более высокого дома. Через минуту-другую партком прекратил сопротивление: казачьи пулеметы превратили в решето крышу дома, где собралось большевистское руководство дивизии. Большую часть оборонявшихся перебили.