Дочь клана - Морган Хауэлл

Старик улыбнулся.

— Ты славно говоришь, и я тебе дам нечто поважнее еды, — он проворно подошел к Дар и сорвал повязку с ее лица. Едва заметная улыбка на его губах сменилась широкой усмешкой, — вот видишь — я сделал тебе новый нос. Вернуть тебе и недостающие пальцы?

Дар не знала, что сказать. Она густо покраснела.

— Тебя выдали пальцы на ногах, — сказал старик, — проклятые сначала теряют именно их.

Дар стала пятиться к дороге, гадая, не придется ли ей защищаться.

— Не уходи, — попросил старик, — я ждал тебя.

— Что? — ошеломленно проговорила Дар.

— Перья предсказали обман, — объяснил старик, — потому я и узнал тебя.

Дар подумала: «Уж не безумец ли он?» Старик не обратил внимания на ее подозрительный взгляд.

— Поужинай со мной, — сказал он, — вряд ли приятно получать вместо милостыни ругань и камни.

— Спасибо, но мне нужно идти.

— Обратно к остальным?

— К остальным? — переспросила Дар, — нет никаких остальных.

— Ну да, опять обман, — кивнул старик, весело сверкая глазами. Он посмотрел на маленький узелок Дар, наполненный клубнями, — шестерых этим не накормить.

Дар попятилась еще дальше назад и постаралась сделать вид, будто эти слова старика ее совсем не удивили.

— Тер на сути на брет, — сказал старик. («Ты мудро поступаешь, ведя себя осторожно».)

Дар замерла на месте.

— Вашавоки жестоки и вероломны, — сказал старик, — только они клеймили бы мать. Крамав тва ма. Ма нат уркзиммути. («Не бойся меня. Я уркзиммути».)

— Та гават тва уркзиммути, — возразила Дар. («Ты не похож на уркзиммути».)

Старик улыбнулся и, раздвинув пряди белоснежной бороды, показал Дар черные линии татуировки.

— Я родился вашавоки, но это татуировка моего клана уркзиммути. Мой клан зовется Па. А меня зовут Веласа-па.

— Первая часть названия означает «тот, кто видит», — сказала Дар, — похоже, оно тебе подходит. А меня уркзиммути называют Хорьком.

Веласа-па кивнул.

— Я думаю, Даргу — хорошее имя для тебя.

— Ты говоришь так, словно знаешь меня, — сказала Дар встревоженно и озадаченно, — но я совсем не знаю, кто ты такой.

— Я — древность, — ответил Веласа-па, — когда я был молод, эти края были зелены и уркзиммути жили здесь в мире и покое.

Дар недоверчиво уставилась на старика.

— Но это было много столетий назад!

— Мут ла сохранила мою жизнь. Войди в дом. Мы поглядим на перья.

Веласа-па повернулся и пошел к дому. Он явно ожидал, что Дар последует за ним. Она растерянно смотрела ему вслед. Он не казался ей опасным. Но ей было любопытно, почему до сих пор он был так ловок и подвижен, а теперь шагает пошатываясь. Веласа-па остановился у входа в дом.

— Входи, — сказал он, — я жду уже очень давно.

Дар не в силах была отказаться. Она вошла в хижину старика. Над маленьким очагом булькало варево в котелке, воздух наполнялся аппетитным ароматом.

— Это муттуфа, — сказал Веласа-па, указав на котелок, — славная уркзиммутская похлебка. Твоим друзьям она очень понравится, — он указал на большой мешок, лежащий рядом с очагом, — брака и паши вам хватит, чтобы добраться до Блат Уркмути, — он улыбнулся, заметив озадаченный взгляд Дар, — я же сказал — я ждал тебя.

Дар обвела хижину взглядом. Снаружи у стен были острые углы, а комната оказалась круглой. В земляной пол были воткнуты камни, они завершали круг, образованный стенами.

— Мы внутри «Объятий Мут ла», — догадалась Дар.

— Верно, — кивнул Веласа-па, — во всех жилищах уркзиммути они есть.

Дар обратила внимание на то, что в стены воткнуты сучки, а в них — пучки разных трав и множество мешочков.

— Ты знахарь? Тебе ведома волшба?

— Умею кое-что, — сказал Веласа-па.

Он добрел до стены и выбрал один из мешочков. С виду мешочек был старинный. Вышитый на нем орнамент так выцвел, что был едва различим. Двигаясь медленно, словно бы с большим трудом, Веласа-па сел на земляной пол.

— Подойди, Даргу. Сядь рядом со мной. Давай поглядим, что тебе подскажут перья.

Дар села рядом со стариком, а он трясущимися пальцами развязал тесемку на горловине мешочка. На пол посыпались перья разных цветов. Как только они улеглись, Веласа-па наклонился и дунул на них. Перья зашевелились, но Дар показалось, что это произошло не из-за слабого дуновения старика. После того как перья снова улеглись, старик принялся молча разглядывать их. Прошло довольно много времени, прежде чем он заговорил:

— Посетите Таратанк.

— Где это? — спросила Дар.

— Это руины города уркзиммути, они находятся недалеко от этой дороги. Вашавоки туда не ходят.

Дар вспомнила рассказы о заброшенном городе гоблинов, которые она слышала в Гарлсхолдинге.

— Я слышала об этом месте, — сказала она, — но не знаю, где оно.

— Севернее отсюда дорога раздваивается, — сказал старик, — нужно смотреть хорошенько, потому что по той дороге, которая ведет на запад, никто никогда не ходит и ее трудно разглядеть. Идите по ней до города.

— И это все, что я должна сделать?

Веласа-па более внимательно вгляделся в лежащие на полу перья. Его взгляд опечалился.

— Слушай свое сердце.

— Что? — спросила Дар.

— Твое сердце понимает то, чего не поймет разум. Слушайся его советов — оно мудрее. Но это не всегда будет легко.

— Хорошо, — сказала Дар, хотя совет старика показался ей весьма расплывчатым.

— Есть один человек, который гадает на костях, — сказал Веласа-па, — он — твой враг, но его кости — еще более страшные враги, — Веласа-па оторвал взгляд от перьев и покачал головой, — пожалуй, стоит и тебе самой дунуть на них, — сказал он, — дунь, но тихонько.

Дар наклонилась и дунула. Перья рассыпались и превратились в пыль.

— Значит, все закончено, — заключил Веласа-па, — теперь я отдохну, так что тебе придется подождать ужина. Приведи своих друзей. Эта пища — дар Мут ла. Ее должна подать мать.

— Веласа-па лег на пол и закрыл глаза, — вата. Даргу, — пробормотал он.

Дар встала. Она выглянула из хижины и удивилась тому, что уже так темно. Она обернулась и посмотрела на старика. Веласа-па спал.

— Вата, Веласа-па, — прошептала девушка и торопливо ушла.

Когда Дар вернулась в хижину вместе с орками, дрова в очаге под котелком выгорели. При тусклом свете угольев было плохо видно. Котелок и мешок с клубнями остались на своих местах, но больше никого и ничего в хижине не осталось. Нигде не было видно старика, опустели стены. Ковок-ма огляделся по сторонам.

— Даргу, если бы я не видел эту пищу, я бы подумал, что у тебя снопа было видение. Здесь уже давно никто не живет.