А. С. Секретная миссия - Александр Бушков

Граф встал и с величайшим хладнокровием заступил ей дорогу, потом поднял трость и, держа ее наискосок, преградил путь кукле, словно шлагбаумом у заставы.

– Осторожнее! – вскрикнул Грюнбаум.

Правая ручка глиняной фигуры взметнулась с неожиданным проворством, послышался сухой треск – и трость графа разломилась пополам, прямо-таки брызнув щепками, ее нижняя половина упала на пол. Глиняный человечек споткнулся о нее, упал ничком – и замер, неподвижный, как деревянная колода.

– А об этом что вы скажете? – спросил Грюнбаум, в первый раз изменив своему обычному унынию. В его голосе звучало некоторое волнение. – Впечатляет?

Пушкин обнаружил, что его рука сжимает под сюртуком рукоять пистолета. Он смущенно разжал пальцы и увидел, как барон, крутя головой и бормоча себе под нос что-то безусловно ругательное, убирает обратно в трость длинный клинок.

– Что это? – спросил граф хладнокровно.

– Результат наших совместных с Гаррахом поисков. В свое время мы метнули жребий, и истуканчик достался мне, чего Гаррах мне так и не простил… И, кстати, зря. Тот, кто помог нам его раздобыть, клялся всем на свете, что это и есть некая модель, пробный шар безвестного создателя Голема… да, вот именно безвестного, потому что Бен Бецалель тут вовсе ни при чем… Может быть, тот человек был прав, и это в самом деле проба сил творца настоящего Голема. Не знаю. Одно ясно: эта штука столь же бесполезна, как веселые ящерки в огне. Уж я-то могу утверждать со всей уверенностью, она у меня восемнадцать лет…

– Но вы ж его умеете оживлять! – выпалил барон.

– Толку от этого мало, – преспокойно ответил Грюнбаум. – Всякий раз повторяется одно и то же: истуканчик приходит в движение, но способен пройти не более двух десятков шагов… после чего, если не встретит никакого препятствия, падает и вновь становится мертвее камня. А если попадется препятствие… ну, вы видели.

– Ну, а коли ему…

– Подставить ногу? – спокойно спросил Грюнбаум. – Категорически бы вам не советовал, вспоминая мою несчастную кошку… Неприятное было зрелище. Бедное животное оказалось буквально разорвано пополам.

– Я бы на вашем месте выкинул бы эту тварь в речку поглубже, – сказал барон. – Или поработал кувалдой…

– Мне кажется, мой юный друг прав, – сказал без выражения граф.

– Духу недостает, – признался Грюнбаум с ноткой стыдливой беспомощности. – Как-никак, воспоминание о десятках лет, отданных… Вот и храню в шкафу, как влюбленный бережет локон возлюбленной. Так что же, господин граф, будете утверждать, что это обычная глина?

– Пожалуй, не рискну…

Грюнбаум повернулся к нему резко, порывисто, так что полы шлафрока разлетелись нетопырьими крыльями:

– А теперь представьте себе настоящего Голема, рушащего все на своем пути. Уж если эта куколка в мгновение ока переломила вашу солидную дубовую трость… Или вы рассчитываете, что Гаррах ограничится тем, что поместит Голема в стеклянный шкаф и будет остаток жизни гордо демонстрировать, как особенный раритет? Это я перегорел – а наш общий знакомый Густав Гаррах все еще полон неистребимого мальчишеского желания забавляться с любой диковинной штукой, какая только попадется…

Судя по лицу графа, он эти опасения разделял полностью.

– Я, думается, состарился, – продолжал Грюнбаум. – Поскольку в глубине души жажду одного: покоя, неизменности… А это как раз и есть характерная черта старости. Можете думать что угодно о моих побудительных мотивах, но мне, право же, по-настоящему страшно, когда я представляю этого истукана на пражских улочках…

– Кровь и гром! – воскликнул барон. – Но пушка-то его, надеюсь, остановит?

– В конце концов, – сказал граф. – А до того… Где Голем, вам, разумеется, не известно?

– Представления не имею.

– А Гаррах знает те заклинания, которыми вы только что привели истуканчика в движение?

– Конечно. Я же говорю, мы вместе этим занимались…

– И сразу возникает множество вопросов, – сказал граф так, словно размышлял вслух. – Может ли это заклинание поднять настоящего Голема? Кто бы знал… – Он решительно встал. – Благодарю вас, Грюнбаум. Сами понимаете, в свете вышеизложенного нам нужно как можно быстрее вернуться в Прагу…

Он вышел первым, не оглядываясь. Молодые люди заторопились за ним, все же не удержавшись от того, чтобы еще раз посмотреть на плавное, завораживающее скольжение клубка саламандр в невысоком пламени. Карета, запряженная парой сильных лошадей, стояла на прежнем месте. Уже почти совершенно стемнело, и кучер зажег оба фонаря.

– Возможно, я крепок задним умом, – сказал граф, когда карета тронулась, – но мне сейчас кажется, что подсознательно к чему-то подобному я был готов. Ох уж этот Гаррах…

– Вы верите насчет Голема? – спросил барон.

– Вы знаете, верю. Случались вещи и удивительнее – ну, а в Праге, учитывая историю города, удивляться не следует вообще ничему.

– Прохвост старый! – рявкнул барон. – Я про Гарраха. Каков тихоня!

– Быть может, он не заслуживает таких эпитетов, – задумчиво отозвался граф. – Все-таки он не на службе, не обязан присягой или чем-то схожим… Он, конечно, не злонамерен и никогда не стал бы извлекать личную выгоду наподобие той парочки, за которой мы с вами охотимся. Но мне порой приходит в голову, что бескорыстная жажда познания вроде той, что сжигает Гарраха, еще хуже. Очень уж он уязвлен тем, что ученый мир отвергает его «классификацию» и прочие труды. Теперь представьте, что он и в самом деле обнаружил Голема… и, мало того, сумеет его оживить. Представляете, какой великолепный случай он усмотрит, чтобы отомстить тем, кто, по его собственными словам, погряз в материализме? Лучшей наглядной демонстрации и не придумаешь.

– А последствия?

– Ученые – народ особенный, Александр, – печально сказал граф. – Им важно одно: доказать нечто. А последствия их словно бы и не волнуют абсолютно… Что с вами?

– После всего, что мы только что слышали, кое-что, думается, нужно переосмыслить, – сказал Пушкин. – Я говорю о странном поведении Гарраха. До некоего момента он никуда не спешил, не проявлял нервозности, не пытался от нас отделаться… По-моему, переломным моментом стало как раз упоминание о Руджиери. О нашем Руджиери, нынешнем. О том, что он преспокойно пребывает в Праге. Тут-то, обозревая недавние события, наш профессор и повел себя странно…

– Ага! – сказал барон. – Все совпадает! У него есть Голем… а у итальянского комедианта – фамильное умение двигать статуи. Что-то очень уж многозначительно для простого совпадения… А?

– В том, что вы говорите, есть толк, – сказал граф. – Очень уж здорово все складывается… Итальянец – малый не промах и просто так сотрудничать с незнакомым человеком не захочет… но у Гарраха наверняка найдется немало интересного для взаимовыгодного обмена – я вовсе не о деньгах… Научное честолюбие – это страшная вещь, сжигает как огонь. Гаррах, Гаррах…

– Хватать их всех надо! – предложил барон. – Потом спокойно разберемся. А что, если они эту тварь на улицу выпустят?

– Не накликайте, Алоизиус, – серьезно сказал граф, печально глядя на обломок трости с серебряным набалдашником. – Мне и думать не хочется о последствиях. Уж если глиняная кукла величиной с кошку может во мгновенье ока сломать дубовую трость, как спичку…

– Хватать надо!

– Успокойтесь, – сказал граф. – Я немедленно разошлю сыщиков, как только мы приедем в Прагу. А пока что остается ждать. Наша карета все равно не может ехать быстрее, чем она сейчас едет…

– Знаете, что меня угнетает? – спросил барон. – Этот сукин кот мог сразу же кинуться к итальянцу, как только мы ушли. Адрес он от нас же узнал…

Он замолчал, досадливо стискивая свою трость с таившимся внутри клинком. Кони шли чуть ли не галопом в ночном мраке.

Глава шестая

Бешеная карета

– Недомудрил ваш профессор, – сказал барон.

– Простите?

– Мне вот только что пришло в голову… Нет у него ничего насчет стихий. Все на свете поделил на четыре части, всему нашел место, а вот насчет магического управления стихиями не подумал.

– Действительно… – сказал граф. – Но, может быть, он их поместил в демономантике? Управление стихиями, как правило, бывает получено от демонов…

– Как сказать. Был у нас в глухой провинции один деревенский умелец, так тот как раз управлял ветрами, градом и прочими атмосферическими явлениями. Так вот, это у него было наследственное – от дедов-прадедов. И никаких демонов там вроде бы не было и в помине. Пастор Швабе совершенно точно высказывался. Мол, не усматривает он тут никакой нечистой силы, и точка. – Барон шумно вздохнул. – Мы, конечно, этого умельца определили на казенные харчи – не за нечистую силу, за то, что он начал пакостить ради заработка. Наймет его кто-нибудь, чтобы у старинного врага что-нибудь этакое приключилось – урожай градом побило, или паводком мост снесло, или мельницу повредило – а тот и рад стараться… – Он помолчал, а потом воззвал едва ли не жалобно: – Господа, вы образованнее меня, объясните неотесанному гусару, отчего так получается: за что ни возьмись, все человек ухитряется обратить в свою пользу ради извлечения заработка! Вплоть до магии и умения насылать градобитие. Ну почему так постоянно оборачивается?