Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя - Олег Аксеничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Малюта знал, кого и зачем ищет, но опричникам эти перемещения были непонятны, как и нам, читатель.
Среди казнимых был купец Фёдор Сырков, богатый, знаменитый на весь город торговец сукном. У него в подклетях опричники нашли при досмотре небрежно присыпанные землёй тела нескольких мальчиков. Из несчастных была до последней капли выпущена кровь, и купец отказался рассказать, ради чего совершил такое зверство.
Воздайте убийце сторицей, отберите у него то, что решился он сам забрать у другого. Смертная казнь — не варварство, но путь самозащиты народа от выродков. Так говорил государь опричникам. Так и делал.
Купца со связанными руками подтащили к перилам моста через Волхов. Лед ещё после заутрени был разбит, и в прорубях медленно колыхались в кровавой воде уже утопленные еретики.
Но Фёдора Сыркова не просто бросили головой вниз в смесь льда и человеческих тел. Зачем-то принесли ещё один канат, привязали конец к перилам, другой — к связанным ладоням. Решили поиграть, как кошка с мышкой, утопить не сразу? Царю Ивану смерть преступника в ледяной воде кажется недостаточно лютой?
Два дюжих опричника легко подняли дородного купца, перевалили его через перила, швырнули вниз, ногами вперёд. Каблуки сапог скользнули по чему-то мягкому, потянули хозяина на дно. Фёдор Сырков, цепляясь за жизнь, схватил, что было сил, воздуха в лёгкие. И начал медленно опускаться вниз, во тьму своего последнего приюта.
Вдруг — рывок за руки, ещё и ещё. Больно!
Тело купца выгнулось дугой, поплыло обратно. Почувствовав, как мороз обжигает мокрое лицо, Сырков жадно вдохнул носом воздух и, проглотив успевшую попасть в ноздри воду, закашлялся.
— Видел ли ад, купец?
Фёдор Сырков неуклюже повернулся на краю полыньи, посмотрел наверх, на мост.
Бившее прямо в глаза солнце не позволило разглядеть любопытствующего. Только тёмные очертания высокого, мощного в кости человека.
— Там не хуже, чем сейчас в городе нашем, — ответил купец. — Царь Иван ад нам устроил, сам там и окажется!
— Ещё лается! — изумился кто-то на мосту. — Государь, дозволь убить нечестивца!
Государь. Так вот кто спрашивал купца!
— Слышишь, царь Иван?! Гореть мне в аду или вечно тонуть в холодной воде, но ты всегда будешь рядом! Не пустит Бог к себе в рай сотворившего такое с Новгородом!
— Дозволяю. Добей.
Это были последние слова, что слышал купец Фёдор Сырков на этом свете. А последним звуком стал выстрел пищали.
Интересно, сбываются ли проклятия проклятых?
Андрей Остафьев, откликавшийся на прозвище Молчан, не ездил с опричниками по дворам, не искал еретиков и изменников. Под видом подьячего Посольского приказа он был приставлен к шведскому посольству, уже с полгода не пропускаемого к царю на переговоры.
Дьяк Григорий Грязной получал от царя приказ «береженье им учинити и корм давать, как пригоже... проверять ежедень всех по списку, со двора не пускать». Люди из Посольского приказа были намеренно грубы и невнимательны к просьбам шведов. Единственным, кто относился к иноземцам по-человечески, был юный прислужник Грязного, тихий и робкий отрок Андрей.
Глава посольства, Павел Юстин, приятно удивился, узнав, что молодой московит обучен языкам, знает и немецкий, и английский. Шведского Андрей не ведал, зато старательно перенимал новые слова, забавно шевелил губами, заучивая услышанное. Для Юстина это было единственное доступное развлечение — преподать урок восточному варвару. Бедный швед и не догадывался, что и по-шведски Андрей говорил достаточно бегло, чтобы понимать разговоры посольских и вечерами докладывать обо всём Григорию Грязному.
После печального и унизительного визита к новому новгородскому воеводе, князю Пронскому, шведы получили, наконец, разрешение ехать в Москву, к царю. И не имело значения, что Иван Васильевич был тут, рядом, в Новгороде. Павел Юстин понимал, что дело в статусе, и негоже правителю московитов принимать иностранцев в разрушенном им же самим городе.
Григорий Грязной, усмехаясь в седые усы, заявил Юстину, что государь приказал вернуть отобранное у посольских и показать им путь в Москву.
Затем, уже во дворе, Грязной громко кричал, что слуги распустились, что с Андрея, как найдёт его, шкуру спустит.
Павел Юстин только усмехался злорадно, слыша раздражённые крики московита.
Мелочь, но приятная. Бывший слуга посольского дьяка уже полдня как ехал с секретным письмом шведского посланника в сторону Германии.
Из письма Павла Юстина, посланника нашего великодержавного господина короля Юхана в Росток, господину Клаасу ван Рейну:
«...Письмо это передаю Вам с нежданной и странной оказией. Милости прошу проявить к этому юноше участие, не меньшее, чем оказал я, недостойный раб Божий. Об этом молю всесильного Господа через Его всесильного Сына Иисуса Христа. Зовут сего молодого человека Андреем, как апостола Христова, и, несмотря на его варварское происхождение, он обладает талантами едва ли не меньшими, чем цивилизованный человек...
...Однако, по порядку. После полугода мучений и неизвестности нас пригласили к наместнику великого князя Московского. Около дворца мы спешились и оставшийся путь прошли пешком. Навстречу нам вышли двое русских, которые со злорадством поздоровались и пошли впереди нас в дом, где собрались наместник и другие русские аристократы. Они прервали толмача, грязно обругали нас и спросили, признаем ли мы наместника братом нашего короля и равным ему, как это было раньше.
Мы просили, чтобы они разрешили толмачу говорить и не прерывали его, толпа загалдела ещё больше и потребовала, чтобы нас выбросили вон. Схватив за рукава, русские вывели нас из дома, а чтобы мы шли быстрее, один гигант Полифем встал, взяв в руки меч. После этого позорного изгнания мы пошли к повозкам. Но едва мы отъехали, как нас настигли и потребовали вернуться. Они стащили нас с повозок и кулаками стали подталкивать вперёд. Нас оставили в комнате, а Андрея с другими членами свиты собрали в задней части дома. Потом нас выбросили из дома, у многих связали ремнём руки и отдали во власть русскому всаднику, который, зацепив ремень, приказал бежать за ним, и каждый раз, когда он поворачивал коня, нам приходилось делать такой же поворот. Этот позор пришлось терпеть на глазах у большой собравшейся со всех сторон толпы. Так мы вынуждены были бежать до самого дома, который находился более чем в четверти мили от дворца. Но и здесь наш позор не кончился. В течение трёх дней нас не пускали в комнаты, где мы жили раньше. Нас держали в гораздо худшем доме, словно преступников, и свиту тоже поместили в какой-то маленький дом, где они должны были жить в одной комнатке, словно свиньи в хлеву.
Спустя три дня к нам пришёл новый пристав. Он огласил великокняжеский указ о том, что всё пережитое нами является местью. Посол великого князя, а также его свита были ограблены в Стокгольме сразу, как только король Юхан захватил Стокгольм. Но великий князь всё-таки вернул нам и нашей свите одежду, чтобы пристав мог проводить нас в Москву.
Тем же вечером несчастный московит пришёл ко мне и бросился в ноги, умоляя забрать с собой, в Швецию, поскольку терпеть такое тиранство он, как благочестивый христианин, уже не может. Сударь, Вы в состоянии оказать мне услугу, присмотревшись к юноше и дав совет — как использовать его в нашем нелёгком служении королю Юхану...»
Письмо это Андрей Молчан забрал у многозначительно подмигивавшего шведского дипломата прошлой ночью и тут же отнёс Григорию Грязному. Пока люди из Разбойного приказа трудились, осторожно снимая восковую печать на письме, дьяк говорил тихо и торопливо, стараясь напоследок упредить Молчана обо всех на свете напастях:
— Там, на чужбине, один будешь. И цену свою знать обязан, иначе погоришь. Они там не глупее тебя, враги умные и достойные. Но и излишне их страшиться — тоже негоже. За тобой вся страна наша, Русь Святая!
Взглянув на вскрытое письмо, Грязной продолжил:
— Ван Рейн — человек знаменитый. Со всей Европы деньги берёт — и у шведов, и у германцев, и у англичан. Всем им по-своему верен, как не удивительно; всем услужить пытается. Думали мы с князем Умным тебя к шведам на время направить, а тут сложнее дело оборачивается. И неопределённей. Может, к императору Максимилиану поедешь, а то — и к королеве английской Елизавете. То не страшно, нам глаза везде надобны.
Дьяк написал на клочке бумаги две строки, положил текст перед Андреем.
— Запоминай. Как обживёшься на новом месте — по этому адресу письмо напишешь, поинтересуешься, благополучно ли товар до места добрался. Никто не удивится, купца этого по всей Европе знают. Наш это купец, хотя думают, что ливонец беглый...