Труды дня - Редьярд Киплинг

— Мой сахиб и ваш сахиб, — сказал Фез Улла слуге Мартина, — будут путешествовать вместе. Ты и я, о брат, достанем себе места для слуг вблизи них, и, благодаря значению наших господ, никто не посмеет беспокоить нас.

Когда Фез Улла доложил, что все готово, Скотт уселся без сюртука и без сапог на широкой скамье, покрытой кожей. Жара на станции под крышей с железными арками была гораздо больше ста градусов. В последнюю минуту вошёл Мартин, разгорячённый и обливавшийся потом.

— Не ругайтесь, — лениво сказал Скотт, — слишком поздно менять купе, а льдом мы будем делиться.

— Что вы здесь делаете? — спросил Мартин.

— Дан в долг мадрасскому правительству, как и вы. Клянусь Юпитером, ужасная ночь! Вы берете кого-нибудь из своих людей?

— Дюжину. Надо полагать, что мне придётся руководить раздачей провизии. Я не знал, что и вы получили назначение.

— Я и сам узнал только тогда, когда ушёл от вас вчера. Рэйнес раньше получил известие. Приказ пришёл сегодня утром. Мак-Эуан сменил меня в четыре, и я сейчас же отправился. Не удивлюсь, если голод окажется хорошей штукой для нас… если только сами мы останемся живы.

— Джимми должен был бы назначить нас работать вместе, — сказал Мартин и после паузы прибавил: — Моя сестра здесь.

— Хорошее дело, — искренне сказал Скотт. — Вероятно, она едет на Умбаллу, а оттуда в Симлу. У кого она будет жить там?

— Не-ет, в том-то и дело. Она едет со мной.

Скотт выпрямился под масляной лапой, когда поезд с треском пронёсся мимо станции Тарн-Таран.

— Что такое?.. Неужели вы не могли устроить…

— О, я накопил немножко денег.

— Прежде всего, вы могли бы обратиться ко мне, — жёстко проговорил Скотт, — мы не совсем чужие друг другу.

— Ну, вам нечего горячиться. Это я мог бы сделать, но… но вы не знаете моей сестры. Я объяснял и доказывал, умолял и приказывал и т. д., целый день — вышел из себя в семь часов утра и не опомнился ещё до сих пор, а она и слышать не хотела о каком-либо компромиссе. Жена имеет право путешествовать со своим мужем, если желает, и Вилльям говорит, что она находится в таком же положении. Видите, с тех пор как умерли мои родители, мы почти всегда были вместе. Она совсем не то, что обыкновенная сестра.

— Все сестры, о которых я слышал, остались бы там, где им хорошо.

— Она умна, как мужчина, черт бы её побрал! — продолжал Мартин. — Она разобрала весь бунгало, пока я разговаривал. В три часа устроила все — слуг, лошадей. Я получил приказ только в девять часов.

— Джимми Хаукинс будет недоволен, — сказал Скотт. — Голодный край не место для женщины.

— Миссис Джим, я хочу сказать — леди Джим, в лагере с ним. Во всяком случае, она говорит, что присмотрит за моей сестрой. Вилльям телеграфировала ей, спрашивая, может ли она приехать, и выбила у меня почву из-под ног, показав ответ леди Джим.

Скотт громко расхохотался.

— Если она смогла сделать это, то может сама заботиться о себе, а миссис Джим не допустит, чтобы с ней случилось что-нибудь. Мало найдётся женщин, сестёр или жён, которые пошли бы с открытыми глазами на голод. А по-видимому, она знает, что это значит. Она была прошлый год на холере в Джалу.

Поезд остановился в Амритцаре, и Скотт пошёл в дамское отделение, находившееся рядом с их купе. Вилльям в суконной фуражке для верховой езды любезно кивнула ему.

— Войдите и выпейте чаю, — сказала она. — Лучшая вещь на свете против апоплексии от жары.

— Разве у меня такой вид, будто мне угрожает апоплексия от жары?

— Никогда в этом случае ничего нельзя сказать наверное, — мудро заметила Вилльям. — Всегда лучше быть готовым.

Она устроила все вокруг с уменьем человека, много путешествовавшего. Обёрнутая в войлок бутылка с водой висела так, что на неё попадала струя воздуха из одного из прикрытых ставнями окон; сервиз из русского фарфора, уложенный в обитый жестью ящик, стоял наготове на сиденье, дорожная спиртовая лампочка была прикреплена к деревянной обшивке.

Вилльям щедро разливала им в большие чашки горячий чай, который предупреждает расширение шейных вен в жаркую ночь. Характерно было, что девушка, составив себе план действий, уже не требовала комментариев к нему. Жизнь с людьми, которым приходится работать много и в очень ограниченное время, научила её мудро держаться в тени и проявлять себя, смотря по обстоятельствам. Ни словом, ни делом она не намекнула, что будет полезна им в путешествии, будет утешать их и украшать их жизнь, но спокойно продолжала своё дело: бесшумно спрятала чашки, когда кончили пить чай, и приготовила сигаретки для своих гостей.

— Вчера вечером в это время, — сказал Скотт, — мы и не ожидали… гм… ничего подобного, не правда ли?

— Я научилась ожидать всего, — сказала Вилльям. — Вы знаете, на нашей службе мы зависим от телеграфа, но, конечно, это может быть хорошо для всех нас в служебном отношении, если мы останемся живы.

— Это выбивает нас из колеи в нашей провинции, — ответил также серьёзно Скотт. — Я надеялся к наступлению холодной погоды быть переведённым на работы по проведению новых каналов, но нельзя сказать, насколько нас задержит голод.

— Вряд ли позже октября, — сказал Мартин. — К этому времени все закончится так или иначе.

— А ехать придётся почти неделю, — сказала Вилльям. — Ну уж и запылимся мы к концу пути!

В течение суток они знали, где находятся; в течение других, проезжая по узкоколейке, шедшей по краю большой Индийской пустыни, они вспоминали, как в начале своей службы ехали этой дорогой из Бомбея. Потом языки, на которых были написаны названия станций, изменились, и путешественники попали в незнакомую страну, где даже запахи были новы. Впереди них шло много длинных поездов, нагруженных зерном; рука Джимми Хаукинса чувствовалась издалека. Они ждали на импровизированных запасных путях, загороженных процессиями пустых платформ, возвращавшихся на север, и затем их прицепляли к медленно ползущим поездам, которые бросали их в полночь одному Богу известно где. Было страшно жарко, и они расхаживали среди мешков, а кругом выли собаки.

Потом они очутились в Индии, более странной для них, чем для какого-нибудь не путешествовавшего раньше англичанина, плоской, красной Индии пальмовых деревьев различной породы и риса, Индии иллюстрированных книжек для детей — Индии мёртвой и высохшей от ужасного зноя. Беспрерывный поток пассажиров на север и на запад остался далеко позади них. Тут люди с трудом подходили к поезду, держа на руках детей; и когда отходил поезд, оставалась платформа, вокруг которой и над которой мужчины и женщины толпились, словно муравьи над пролитым мёдом. Однажды, в сумерках, они увидели на пыльной равнине полк смуглых, маленьких людей, каждый из них нёс по трупу, перекинутому через плечо; когда поезд остановился, чтобы отцепить ещё платформу, путники увидели, что ноша солдат состояла не из трупов, а из голодных людей, подобранных рядом с их павшими быками отрядом иррегулярных войск. Теперь встречалось больше белых людей, палатки которых стояли вблизи линии железной дороги. Они выходили по одному, по двое, вооружённые письменными предписаниями и сердитыми словами, и отцепляли платформу. Они были так заняты, что только кивали головами Скотту и Мартину и с любопытством смотрели на Вилльям, которая только и могла делать, что заваривать чай и наблюдать, как её спутники принимали стонущих ходячих скелетов, кладя их в кучи по трое, отцепляли собственными руками отмеченные платформы да принимали бумаги от усталых белых людей с впавшими глазами, говоривших на другом жаргоне.

У них кончился запас льда, содовой воды и чая, потому что они были в пути шесть дней и семь ночей, и это время показалось им семью годами.

Наконец, на заре сухого, жаркого дня в стране смерти, освещаемой длинной вереницей красных огней на шпалах в местах, где сжигали трупы, они добрались до конца своего пути. Их встретил Джим Хаукинс, Глава Голода, небритый, немытый, но добрый и державший все в своих руках.

Он объявил, что Мартин должен до следующего распоряжения жить в вагоне поезда, ездить с пустыми платформами, наполнять их голодными, которые встретятся ему, и оставлять их в голодном лагере. Он захватит новые запасы и возвратится, а его констебли будут охранять нагруженные зерном повозки, а также подбирать людей и отвозить их в лагерь в ста милях к югу. Скотт — Хаукинс был очень рад видеть его — немедленно примет на себя охрану повозок и отправится на юг, попутно раздавая продовольствие, в другой голодный лагерь, вдали от железной дороги, где оставит своих голодающих — в голодающих не будет недостатка по пути, — и будет ожидать распоряжений по телеграфу. В общем, во всех мелких подробностях Скотт может поступать, как сочтёт необходимым.

Вилльям прикусила нижнюю губу. Во всем обширном мире не было человека, подобного её брату, но Мартину не предоставлялось свободы действий. Она вышла, покрытая пылью с головы до ног, с морщиной в виде подковы на лбу — от многого передуманного за последнюю неделю, но владеющая собой, как всегда. Миссис Джим, — собственно, леди Джим, но никто не помнил, что её следует называть так, — слегка задыхаясь, увлекла за собой молодую девушку.