Театр абсурда. Во что превратили Россию - Николай Губенко

– Сейчас принят новый закон об учреждениях культуры, касающийся впрямую театров. Как он отразится на судьбе вашего Содружества актеров Таганки?

– А как он отразится на судьбе музеев? Скоро музейное дело вообще рухнет. Сейчас, когда отменили экспертизу, нас захлестнут волны фальшивок. Что касается нашего театра, то мы 14 лет живем в режиме самовыживания, без всякой помощи со стороны властей. Недавно, правда, Лужков пошел нам навстречу, помог в налаживании противопожарной системы театра. Наконец-то мне удалось также вставить два наших спектакля, «Четыре тоста за Победу» и «Афган», в городскую программу патриотического воспитания молодежи, теперь у нас будет побольше молодежи.

– А как обстоят дела с зарплатами актеров?

– Это самое тяжелое дело. Мои артисты зарабатывают деньги на стороне, и я этому не могу препятствовать. Жить в Москве с зарплатой 5–6, даже 10 тыс. рублей невозможно. Больше всех у нас получает народная артистка Зинаида Славина – 16 тыс. рублей. Но это потолок. Поэтому я не сопротивляюсь занятости своих артистов на телевидении, в рекламе, сериалах. У них театр – дело для души. И это неплохо. В этом тоже есть свои плюсы. Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы театр мог и кормить своих актеров. Хотелось бы иметь больше ресурсов, чтобы привлечь хорошую режиссуру.

Мы ведем свое хозяйство в режиме строгой экономии. Содержим здание (оно хотя бы не разрушается). Другое дело, что из-за недостатка финансов мы редко выпускаем новые спектакли. Вот в этом году у нас редкий прорыв: выпустили «Чао», репетируем Птушкину, скоро приступим к «Коньку-Горбунку». «В «Чао» заняты молодые артисты. Труппа пополнилась выпускниками московских вузов: Школы-студии МХАТ, «Щуки», «Щепки». На первой встрече я новеньким говорю: «Ребята, учтите, что здесь вы будете очень мало зарабатывать!» Ответ: «Мы сюда приходим не за заработком!»

– Сейчас на кинофестивале в Ханты-Мансийске вам должны дать специальный приз за вклад в мировой кинематограф. Как вы относитесь к признанию коллег?

– Призы от коллег – это приятно. Боюсь, что в Ханты-Мансийск даже не смогу поехать в связи с премьерой. Хотя город очень хвалят. Говорят, город будущего. Сергей Соловьев стоял у истоков нашего театра, поставил «Чайку». Театр изматывает безденежьем, очень изматывает: содержать огромное здание, заботиться об актерах… Когда уборщица получает больше актера, конечно, это угнетает.

– Сейчас вы репетируете пьесу Птушкиной «Мисс и Мафия». Почему вы выбрали именно этого автора?

Эту пьесу я нашел в журнале «Современная драматургия» в 2004 году. С первых же шагов мы натолкнулись на сопротивление текста, который нам мешал своей пунктирностью. Главная трудность в том, что на сцене одновременно находятся пятнадцать персонажей. Поскольку автор не прописывает их ежесекундное пребывание, это создает огромные сложности для актеров. Ты находишься на сцене и как бы «ничего не делаешь». И на преодоление этого уходит большая часть времени. Поэтому мы отложили тогда эту пьесу и вернулись к ней два года спустя. Я надеюсь, что где-то в марте состоится премьера. Хотя труд это адский. Пьеса в определенной степени фантасмагорична. Хотя наши артисты и привыкли играть все, от классики до абсурда. Но и абсурд у нас опирался на какие-то реалии. Здесь и в пьесу, и в автора надо просто веровать почти с религиозным пылом. Тем более что речь идет именно о способности человека к вере. Действие происходит в деревне Желтая Грязь, куда только что вернулся из заключения Ваня Мафия. Неожиданно жителям деревни является Божья Матерь. Те, кто ее видит, верующие, считают это знамением. Неверующие считают это уловкой. Поскольку в Желтой Грязи живут, как во всех деревнях России, бедно, то верующие просят у Божьей Матери помощи: места буфетчицы в районе, денег на ребенка, выплатить пенсии и т. д. Священник Леха, рожденный в этой деревне, приезжает «удостоверить чудо», но Богоматерь вдруг исчезает. Священник не подтверждает чудо.

Затем во втором акте все просьбы верующих странным образом начинают сбываться. Это одна линия пьесы. А вторая связана с бывшим заключенным, который хочет провести здесь конкурс красоты на звание «Мисс Желтая Грязь». Всего не буду пересказывать. Тут будет много смешного и грустного. Моя задача неизменна – заставить людей думать.

– Вопрос веры всегда был ключевым для русского искусства. Како веруеши – постоянный вопрос, который художники обращали к себе и к своему народу…

– Речь идет не о православной вере, иудаизме, исламе и т. д. А просто о вере. Мы хотим побудить публику подумать, как часто наш народ бросается из крайности в крайность. Крепостное право, его отмена, самодержавие, революция, советская власть, крушение Союза, снова разговоры о монархии. Думаю, что через семьдесят лет опять повернем налево. В какой мере это способствует процветанию? Если каждый задумается о своих пристрастиях, предательствах, ориентирах, буду считать задачу выполненной.

– То есть, выбирая пьесу, вы ориентировались на какие-то политические задачи?

– Это не я ориентировался, это пьеса меня сориентировала. Я удивляюсь, с какой легкостью люди изменяют своим убеждениям. Жизнь слишком короткая, чтобы часто менять убеждения. В юности это позволительно. Зрелый человек тоже может сменить убеждения, если он столкнется с чем-то опрокидывающим его веру, с каким-нибудь катаклизмом: Всемирным потопом, Страшным судом. Но не присягать вечером одному, а наутро – другому. Ведь именно убеждения помогали нашему народу выживать в войне, во времена голода, разрухи. А без убеждений ничего не построишь. Без убеждений ты в лучшем случае перенесешь через дорогу ящик пива, продашь на рубль дороже и заделаешься коммерсантом… Вот смотрите, сейчас на сцене красный уголок с членами Политбюро на фоне красного знамени. А во втором действии там будут висеть Московский патриархат и хоругви. Все очень просто, наглядно и очевидно.

– Героям пьесы помогает вера в Божью матерь. Что помогает жить вам, актеру, режиссеру, политику Николаю Губенко?

– Только вера в личные отношения, семью, в дружбу, в товарищество и в очень близких людей. Больше ничего!

2007 г.

НЕТ ПОЛИТИКИ БЕЗ КУЛЬТУРЫ И КУЛЬТУРЫ БЕЗ ПОЛИТИКИ

(Интервью для газеты «Советская Россия». Ведущий В. Башкин)

Мы хорошо знаем Николая Губенко как замечательного актера и режиссера. Не менее известен он и как государственный и политический деятель, и здесь его индивидуальность тоже проявилась достаточно ярко. Сегодняшний разговор с нашим гостем – не только об искусстве, но и о его политических пристрастиях.

– Николай Николаевич, вы весьма успешно работали на ниве отечественного искусства, сыграли ряд замечательных ролей в театре и кино, ставили спектакли на Таганке, снимали фильмы, в частности, столь полюбившиеся нашему зрителю «Подранки», «Пришел солдат с фронта», «И жизнь, и слезы, и любовь». И вдруг – министр культуры СССР, депутат Государственной Думы, депутат Мосгордумы. Почему вы решили пойти в политику?

– Кто-то сказал: если человек не будет заниматься политикой, то политика займется им. Наверное, каждый в той или иной мере ощущает это на себе.

Я счастлив, что жил именно в советский период нашей Родины, хоть и родился в трагический для нее 41-й год. У многих из нас не было отцов и матерей, и все же старшее поколение сохранило нам жизнь, поставило нас на ноги, дало образование и работу, сделало квалифицированными специалистами каждого в своем ремесле. Я искренне благодарен тем людям, которые мне помогли на жизненном пути.

Сейчас многие жалуются на «несвободы» советского периода. Думаю, их жалобы нацелены на то, чтобы лучше приспособиться, продолжить карьеру, вновь «влиться в политическое русло», остаться в так называемой элите. Хотя уже в советское время они обладали и достаточными льготами, и собственностью, и материальными благами, предоставленными им государством. Их легенды о нереализованных творческих планах я не могу выслушивать спокойно, а тем более с сочувствием. К примеру, в какой другой стране, допустим, Феллини или Бергману выделили бы два бюджета, чтобы дать возможность полностью переснять неудачно снятый ими фильм? А режиссер Андрей Тарковский в «зашоренном» Советском Союзе снял с гениальным оператором Рербергом картину «Сталкер» и счел ее неудачной. Он попросил у Госкино второй бюджет и от начала до конца переснял свой фильм уже с оператором Княжинским. Такого щедрого продюсера, как советское Госкино, не появилось еще ни в Голливуде, ни на других «фабриках грез».

Другое дело, что во всех странах в большей или меньшей степени присутствует тенденциозность в государственной и, особенно, в идеологической сфере. Правда, я лично не могу пожаловаться на цензуру в те годы. Конечно, находились редакторы, мнительные или сверхосторожные, или сомневающиеся люди, которым многое не нравилось в моих сценариях. Но на тех же худсоветах мне с коллегами удавалось их переубедить, доказать право на существование той или иной сцены. Это нормальная борьба вкусов, интересов, пристрастий. Для того и живет художник, чтобы убеждать зрителей в справедливости своих взглядов. Да, время было непростое, в том числе и в области культуры, искусства, но мы работали, достигали определенных успехов.