Причина успеха - Хелен Филдинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы стояли на въезде на мясной рынок. Рядом был припаркован пикап, кузов которого был до краев наполнен овечьими внутренностями. От них исходила отвратительная вонь. Повсюду были люди, козлы, собаки, дети, велосипеды. Все, кого я знала в Сидре, каким-то чудом оказались здесь, и мне пришлось поздороваться с каждым, соблюдая сложный ритуал приветствия.
– Клеф? (Все хорошо?)
– Клеф. (Хорошо.)
– Домбан? (Хорошо?)
– Домбан. (Хорошо.)
– Дибиллу. (Хорошо.)
– Дел дибиллу. (Очень хорошо.)
– Джадан домбан? (Так все хорошо?)
– Домбан. (Хорошо.)
– Далек. (Хорошо.)
– Далек. (Хорошо.)
Как-то раз я подсчитала, что на приветствия в день уходит три часа семнадцать минут.
Все оживленно обсуждали аварию, и заинтересованных сторон становилось все больше и больше. Сначала сошлись на том, что я не виновата, потом снова вернулись к самому началу. Становилось очень жарко. В рот и уши набился песок, ноги скользили одна о другую от пота. Да еще я не взяла шляпу.
Атмосфера накалялась. В Намбуле так всегда: нужно держать ухо востро, иначе ситуация выйдет из-под контроля. Правила дорожного движения представляли не меньшую опасность, чем само движение. Если по твоей вине происходит несчастный случай и человек погибает, семья погибшего имеет право убить тебя на месте. Я решила, что настало время официально доложить о случившемся. Залезла в машину, игнорируя крики протеста, и поехала в штаб ООН. И слава богу, на этот раз Андре был там.
– Ты попала в аварию? Какой кошмар-р-р! Тебе надо выпить.
– Двойной скотч. Нет, лучше тройной.
Андре протянул мне фанту. Он был родом из Канады, примерно одного со мной возраста, среднего роста, с прямыми светло-каштановыми волосами, орлиным носом на широкоскулом лице и очень белыми зубами. Он все время улыбался. Андре мне нравился, хотя иногда вел себя слишком легкомысленно.
После того как мы разобрались с аварией, я начала рассказ о беженцах. Он внимательно слушал, время от времени задавая вопросы, кивая и говоря: “Угу. О'кей, о'кей. Угу”. В конце каждого предложения Андре говорил: “О'кей, о'кей”.
– О'кей, о'кей. Да, я знаю об этих слухах. Хорошо. О'кей, значит, у нас проблемы. Нет. Скорее, возможные проблемы. Слухи еще не подтвердились.
– Когда должен прибыть корабль?
– О'кей. Мы ждем корабль во вторник, о'кей? У нас такая ситуация: из-за проблем и задержек в Европе мы пропустили одну поставку. Значит, весь район существует на урезанных рационах, которых хватит на три – шесть недель. О'кей, о'кей. Прибывает корабль. Мы распределяем продукты – на это уйдет две недели, начнем с лагерей, где останется меньше всего продовольствия. О'кей? И получится, что даже поселения, где к моменту поставки кончатся запасы, смогут сразу вернуться на полный рацион, которого хватит по крайней мере на два месяца.
– Повтори еще раз. – Он повторил. Я все равно ничего не поняла.
– Значит, все будет в порядке, если на борту окажется достаточно запасов, – с сомнением сказала я.
– Да.
– И если корабль прибудет вовремя.
– И если корабль прибудет вовремя.
– А почему поставка задерживается?
– Дорогая, хотел бы я знать. Но мне кажется... О'кей, о'кей. Скажем так: связь Намбулы с Ираком портит все дело.
– Значит, мы рискуем? Он посмотрел на меня.
– Неужели тебя это не тревожит? – спросила я.
– О'кей, о'кей. Вот что я думаю. Ситуация вышла из-под контроля, поэтому уже месяц я отправляю телексы и чуть ли не каждый день мотаюсь в Эль-Даман. Историю с саранчой мы услышали всего несколько дней назад, и я отношусь к ней довольно скептически, учитывая, что напугать нас – в интересах беженцев.
– Но это не просто слухи. За один день к нам поступило сто десять человек в очень плохом состоянии.
– О'кей. Соглашусь, ситуация неприятная, и я не ожидал, что все так плохо. Я сообщу в Эль-Даман и Женеву, что мы получили очевидное подтверждение слухов о нашествии саранчи. Я попрошу, чтобы они проверили ситуацию в Кефти через каналы в Абути. Ты сообщила в Комитет по делам беженцев?
– Пока нет.
Мы с Андре вместе поехали в Комитет по делам беженцев. От комитета в Намбуле вряд ли будет толк – у них не было ни денег, ни ресурсов. Но по крайней мере они могли бы оказать давление на ООН и на другие западные агентства в столице. Дело в том, что уполномоченному представителю в Сидре приходилось управлять самой дезорганизованной из всех организаций.
Нас проводили в его офис. Он говорил по телефону, шагая по комнате с грозным видом. С ног до головы он был одет в потертую джинсу, штаны как-то странно пузырились. Он жестом пригласил нас сесть, словно хотел сказать: “Не беспокойтесь, вы в надежных руках. Я образованный, проницательный, невероятно умный и эффективный профессионал”. Салех отличался некоторым тщеславием.
– Веллибу. Фунмабат, да дирра беллботтом, – кричал он в трубку, кипя от негодования. Я плохо понимала по-намбульски – знала только основные слова, – но мне нравилось слушать забавную речь африканцев.
– Фнарбадат. Бирра бра. Дилдо бабун! – прокричал Салех и поднял к небу глаза, как бы говоря нам: “Видите, с какими идиотами приходится общаться”.
Наконец он повесил трубку, положил руки перед собой на стол и улыбнулся с закрытыми глазами.
– Итак, – сказал он, – чем могу помочь? Андре начал рассказывать, но тут Салех прервал его и произнес – внезапно серьезным, властным голосом: “Одну минутку, пожалуйста”. При этом он стал тщательно просматривать каждое маленькое отделение своего портфеля, который лежал на столе. Потом внимательно проверил все документы, заглянул в ящики стола, ничего не объясняя.
В этом не было ничего необычного. В Намбуле время не ценили – его и так было слишком много, и заставлять человека ждать не считалось неприличным. Таинственные поиски продолжались пятнадцать минут и завершились неудачей: Салех так ничего и не нашел и, естественно, оставил свои действия без объяснений. Он просто закрыл портфель, откашлялся и произнес: “Продолжайте”.
Андре начал заново.
– Я сейчас вернусь, – сказал Салех, встал и вышел из кабинета.
Мы слышали, как он разговаривает с какой-то женщиной по-намбульски. Через пятнадцать минут он вернулся и сел. На этот раз он выслушал нас до конца. Его лицо приняло выражение могильной серьезности.
– Понимаю, понимаю. Это очень серьезно. Я очень встревожен. Радиосвязь с Сафилой нарушена, иначе, я уверен, наш сотрудник, Хассан, доложил бы мне.
– Да. Поэтому я и приехала в Сидру. Я говорила с Хассаном. Мы должны поднять тревогу, нужно надавить на финансирующие организации, – сказала я.
– А, мисс Рози. Вы же понимаете, что никто не согласится выделить дополнительные средства в поддержку жителей Кефти. Нашим друзьям в Абути это вряд ли понравится. В Кефти сами виноваты в своих проблемах.
Неутешительные новости. Раньше Комитет по делам беженцев охотно помогал жителям Кефти, которые пересекли границу. Должно быть, изменилась политика правительства. Мы попытались выяснить, что происходит, но Салех на все вопросы отвечал улыбкой.
– Друзья мои, у меня нет полномочий обсуждать это.
Выходя из кабинета, я обернулась: Салех снова начал свои поиски и копошился в портфеле.
На обратном пути мы заехали в штаб ООН, чтобы попытаться связаться с Малькольмом в Эль-Дамане, но та самая линия, по которой еще несколько часов назад трепался Курт, теперь заглохла намертво. Я написала письмо, и Андре обещал доставить его Малькольму в Эль-Даман со следующей почтой.
Я покинула штаб ООН и выехала на широкие, прямые улицы Сидры. Ехала мимо одноэтажных зданий из песчаника, по бетонному шоссе. Впереди виднелись причудливые очертания красных гор Сидры. Они вырастали прямо из песка посреди пустыни, как гигантские кротовые холмы, отполированные ветром и песком. Машину потряхивало; дорога на Сафилу была усеяна камнями и впадинами. Мне не давало покоя дурное предчувствие. После прошлой эпидемии было много всяких разговоров. Нас уверяли, что такое больше не повторится. Но все тревожные знаки налицо, и никто не может ничего сделать.
Я вернулась в поселение в четыре часа. Лагерь был пуст. Развернувшись, я поехала в больницу. Все было в точности как пять лет назад: ни одной свободной койки, запах испражнений, плач и крики. Все наши были здесь, кроме Генри; и еще пять врачей из Кефти. О'Рурк склонился над ребенком, прощупывая его живот.
Бетти сразу набросилась на меня.
– Ты выбрала самый подходящий момент, чтобы уехать. У нас еще семьдесят беженцев, четверо умерли. И холера. Ты хорошо провела время?
Значит, всего сто восемьдесят беженцев. Девять смертей. И холера. Господи!
– Это ужас какой-то, ужас какой-то, – причитала Бетти. – Помнишь, что я говорила вчера утром? Бог знает, сколько еще их будет. – Она вынула платок и промокнула глаза.
О'Рурк увидел меня, встал, потом увидел Бетти и снова сел.
