По обрывистому пути - Степан Злобин

— Очень, очень рад встретиться с таким серьезным и способным товарищем, — сказал на прощанье Ульянов, с явным сожалением отказываясь от встречи с железнодорожниками, потому что уже через час должен был отправиться на вокзал и покинуть город…

В течение всего года Володя нес в памяти его голос, весь его образ, интонации, его обаяние.

Идя к Ульянову на квартиру, уже наслышанный о его работах, Володя ждал встретить положительного и поучающего человека лет сорока пяти — и вдруг этот молодой голос, ясная детская улыбка, эта юношеская жадность выпытать, вызнать всего человека до дна, этот воинственный тенорок, требовательный ко всему миру, и твердый, деликатный и вместе уверенный тон, которым он осторожно и; убедительно вносит поправки в суждения собеседника.

Отвечая на ряд вопросов Ульянова, Володя чувствовал, что он с каждой минутой что-то сам для себя выясняет такое, чего он раньше не знал, но что совершенно необходимо узнать и выяснить. Получалось так, будто не он отвечал этому человеку, а Ульянов рассказывал ему что-то новое и необходимое. Не рассказывает, а открывает ему глаза на людей и на отношения, которые сам Володя знал, видел, но не умел их как следует разглядеть…

Больше всего Ульянов интересовался рабочими, их уровнем. Он всего несколько слов сказал о них, но так подчеркнул значение именно рабочей организации социал-демократов, что с этого времени Володя все свои силы и все внимание отдавал сюда…

Да, пока это были только разрозненные кружки, которые исподволь слагал дядя Гриша. Ульянов сказал, что кружки должны объединиться, что важно создать рабочие комитеты и что через полгода-год выйдет такая газета, которая станет не только простым информатором и агитатором, но займется практической организацией сил революции…

А сегодня вот она тут, в руках!..

Голос Володи звучал какой-то особенной торжественностью. Он ведь и сам в первый раз читал эти необыкновенные слова, от которых шел по спине радостный холодок и подымалась в сердце смелая гордость.

— «Перед нами стоит во всей своей силе неприятельская крепость, из которой осыпают нас тучи ядер и пуль, уносящие лучших борцов. Мы должны взять эту крепость, и мы возьмем её… — дрогнувшим от волнения голосом прочёл Володя, — …если все силы пробуждающегося пролетариата соединим со всеми силами русских революционеров в одну партию, к которой потянется все, что есть в России живого и честного».

Голос Володи окреп.

Дядя Гриша, держа в руке недокрученную цигарку, так и впился взглядом в Володю, словно читая эти слова у него на лице, а на смуглой шее и на левом виске Кирилла бились жилки и глаза его стали черными-черными…

— «И только тогда исполнится великое пророчество русского рабочего-революционера Петра Алексеева, — читал Володя. — Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится во прах…»

— Володя замолк. У него от волнения захватило дух.

— Ух, Володька! — воскликнул Степаша. — Вот это, брат, да! Какие слова-то!..

— Не слова тут, а самая мысль, идея! — задумчиво произнёс дядя Гриша. — Ты, скажи, сегодня не машиниста помощник, а главное дело — революционер, как солдат: забрили — он больше не пахарь, не плотник, а солдат… Я с этого дня уж больше не машинист, Володька — не гимназист, скажем, Кирюшка — не слесарь, Никита — уже не наборщик… Ну, конечно, без хлеба не сядешь, — и я — машинист, и Кирюшка — слесарь, а в главном — работники революций — вот чьи!..

— И так — на всю жизнь, — заключил Кирюша.

— До победы уж, значит, — степенно сказал дядя Гриша.

— Слова-то запомнить бы! — восторженно прошептала Люба. — Ты, Володечка, прочитай еще раз конец, — попросила она. — Прочитай-ка про крепость. Даже сердце зашлося.

Кирюша едва заметно прижался горячим плечом к плечу Любы, как бы без слов говоря, что так же, как у нее, забилось его, Кирюшино, сердце.

— Нет, ты лучше другое прочти еще раз, Володька… — начал дядя Гриша, но в, это время в окно со двора раздался тревожный стук.

— С горки идет полиция… много! — прохрипел, запыхавшись, Колька в поспешно распахнутую отцом фортку.

Дядя Гриша спокойным движением взял у Володи из рук «Искру» и сунул ее за окошко, в форточку.

— Спрячь туда, знаешь!.. — сказал он сыну.

Фортка захлопнулась.

— Может, они совсем не сюда, — сказал кто-то.

— К Ежихе! Там нынче небось кутеж, и полиция хочет доходцев для Нового года.

— Конечно, к Ежихе! — решили все, имея в виду притон, который содержала невдалеке известная в городе сводня.

— Идемте-ка в зало, — позвал дядя Гриша. — Илюшка! Давай плясовую! — скомандовал он с порога.

Илья взглянул удивленно, услышал в братнем тоне приказ и увидал по лицам вошедших из кухни, что что-то неладно. Пальцы его мгновенно перебрали лады, и задорный мотив «русской» рассыпался по дому.

Дядя Гриша слегка подтолкнул Володю к прихожей.

— Шинелка там слева в углу… Ты ушел бы…

Володя с минуту поколебался.

Никита, надвинув себе на лицо козью голову, прошелся вдоль «зала» козырем и поманил за собою Лушеньку.

— А ну, покажи, барышня! — поощрил дядя Гриша.

Луша встала, вошла в круг, неожиданно бойко и вызывающе топнула и, отмахнувшись платком, «поплыла», опустив ресницы…

В это время умышленно отпертая хозяином наружная дверь распахнулась и на пороге явился Лушин «жених», пристав Буланов с городовыми.

— Еще пришли ряженые! — Ура-а! — крикнул Кирюша.

— Нашего полку прибыло! — закричала одетая городовым Наташа. Она подскочила к приставу и озорно ухватила его за обе руки, выделывая коленца. — Илюха, давай веселей! — приказала она.

— Па-азвольте! Па-азвольте! — отбиваясь и пятясь назад в сени, пробормотал пристав. — Позвольте, сударыня…

Но Степаша, Люба и Никита подхватили затеянную Наташей игру.

— Вот так придумали обрядиться, нечистая сила! — деланно захохотал Никита.

Выскочив в прихожую, они хватали за руки вошедших за приставом двоих городовых.

Илья неугомонно перебирал лады, и гармоника заливалась плясовой, а Луша, растерянная, остолбенела среди комнаты.

— Безобразие! Прочь!.. По местам! — крикнул пристав, насильно врываясь в комнату.

Володя опустил на лицо пчелиную сетку и, скользнув у пристава за спиною в прихожую, загасил лампадку перед иконой.

— Безобразие! Кто гасит свет? Кто свет потушил?! — крикнул пристав, стараясь перекричать общий шум.

— Ребята, да это взаправду полиция! — громко урезонивал дядя Гриша. — Господин пристав, вы извините, ошиблись наши ребята. Ведь кто бы подумал, что вы соберётесь в такую ночь! Праздник!.. Сюда пожалуйте, тут лампа хорошая. Да вы не ошиблись ли адресом, право? Ведь у нас никакого скандала, все чинно!..

Володя нащупал свою шинель, в темноте разыскал фуражку, вышел в сени, во двор, поколебался — подумал, что у ворот караулят, и повернул «на зады», чтобы перелезть через забор на соседнюю улицу, когда из-за угла дома на него вдруг шагнул полицейский.

— Ни с места! Стой! — крикнул он. — Иди назад в дом. Эй, Квашин, зеваешь!

Другой полицейский подскочил от ворот.

— Ты откуда взялся? Ну-ка, в дом! — зыкнул он.

— Какое вы право имеете «тыкать»? Что значит «ты»?! — воскликнул Володя, тут же подумав, что было много умнее оставаться со всеми, а не бежать.

— Идите, сударь, идите, вам там объяснят, заходите в домик, не бойтесь! — переменил тон городовой, впрочем, довольно бесцеремонно подталкивая его на крыльцо. — Ваше благородье, вот господин гимназист пытались скрыться, — сказал он приставу, войдя в комнату.

— Что значит «скрыться»?! Я попрощался со всеми, пошел домой, и вдруг меня кто-то грубо хватает, кричит мне «ты», будто вору!.. — возмущенно протестовал Володя.

— Ваше благородье, они не на улицу шли, а задами, — докладывал городовой.

— Ваши документы, господин гимназист! — потребовал пристав. — Как вам не совестно: образованный человек — в компании пьяных мастеровых! Революцию сочиняете с ними? Чего-с?

— Во-первых, тут, господин полицейский пристав, нет пьяных, во-вторых, господин Ютанин, хозяин этого дома, мой крестный и помогал мне всю жизнь получать это самое образование, а в-третьих, господин полицейский пристав, революция — дело не вашего ума, для того есть умные люди в жандармском управлении. Кто вам дал право так разговаривать? — перешёл к нападению Володя. — В какой инструкции сказано, что вам полагается болтать на такие темы?! О каких таких «революциях» вам поручили тут проповедовать?!

— Предъявите документы. Мне придется вас задержать, — с чувством собственной власти отчеканил пристав. — Мне было поручено произвести только обыск, а если вам так уж желательно поговорить с теми, «умными» в управлении, то, будьте любезны, я вас представлю туда, — ядовито добавил он. — Колодин, стань возле них, никуда не пускать, — приказал он городовому. — А вы, господин гимназист, присядьте на стульчик, пока мы с делами покончим…